Владычица морей - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Синякин, Евгений Лукин cтр.№ 16

С холодами участились случаи дезертирства из боевых порядков армии. Узнав о том, государь приказал Керхину беглых расстреливать, а ежели их будет более двух десятков, то поступать по жребию — кому достанется смерть, а кому каторга.

Светлейший князь Меншиков, еще ничего не зная о договоре, что заключил Август, продолжал битвы со шведом и даже одержал в оных значительные успехи.

18 сентября 1706 года войско светлейшего князя в союзе с саксонцами Августа перешло Пресну и напало на неприятеля. Корпус неприятеля состоял из шведов, которыми командовал генерал Мардофельд, по крылам его были польские войска под командою киевского воеводы Потоцкого и троицкого Сапеги. Русские и поляки, что действовали с ними, были храбры и стремительны. С саксонцами был гетман Синявский, с русскими гетман Рже-вуцкий. Общей численностью русско-польское войско едва доходило до двадцати трех тысяч, к которым прибавился малый, но отчаянный в храбрости и стойкий в бою отряд казаков. Польский государь, боявшийся Карла, тайно снесся с генералом Мардофельдом и сообщил ему все военные планы Меншикова, советуя при этом в битву с русскими не вступать, одновременно сказав о готовящемся примирении с Карлом. Однако шведский полководец обманул сам себя — он не поверил польскому королю, считая его сообщения уловкой, призванной помочь Августу уйти от бесславного поражения в грядущем сражении. И сражение под Калишем грянуло! В ходе кровопролитного боя светлейший, возглавив несколько шквадронов драгун, остановил неприятеля и велел с правого крыла ударить коннице. Через три часа все было кончено. Неприятельского войска, общей численностью до тридцати тысяч, было побито до шести тысяч и в том числе шведский генерал Красов. В плен попал сам Мардофельд, четыре полковника, а прочих офицеров числили десятками. Захвачен был и весь обоз. На следующий день при преследовании в Калише были взяты в плен остатки шведского войска и польские отряды с их предводителями. Европейский позор 1700 года был отмщен второй раз после Нарвы.

Петр три дня праздновал викторию своего любимца, повелел в честь него выбить медаль и лично сочинил для Алексашки именную трость, украшенную драгоценными каменьями. Александру Даниловичу он приказал не упустить случая и немедля отрезать генерала Левенгаупта от Риги.

Никто еще не знал, что, убоявшись блистательной виктории над шведом, Август, которого в трепет приводило имя шведского государя, уговорил Меншикова отдать ему пленных неприятельских офицеров для размена, обещая оный провести в трехмесячный срок, а в случае неудачи обязался вернуть пленных обратно. Своих шляхтичей он к тому времени уже освободил, запросив за каждого выкуп. Виктории разные стороны имеют, одни на них славу ратную получают, другие — обогащаются. Победа имела конфузливый оттенок, ведь Август письменно просил у Карла прощения в своей победе. Двойственная и трусливая натура — в Варшаве отпел он благодарственный молебен Господу за дарованную победу, а уже через несколько дней в Лейпциге обедал в компании Карла и Станислава Лещинского и подписал унизительный для себя трактат.

Петр получил известие о перемирии польского короля Августа с Карлом от разведки, и чуть позже донесения эти были подтверждены Меншиковым. Трактат заключен был с ужаснейшими условиями: Августу отказаться от польского престола в пользу Станислава Лещинского, отступить от союза с Петром и выдать изменника и беглеца фон Паткуля на суд Карла. Не обойдено было и по-мощное русское войско — его также надлежало отдать в рукиг шведского государя. Немедля Петр Алексеевич отписал Меншикову, чтобы тот осторожнее держался и вступил в Литву, с тем чтобы Левенгаупта загнать в Лифлян-дию и по весне бомбардировать Ригу. Одновременно Петр приказал своим доблестным генералам Чамберсу и Вердену, чтобы те нападения Левенгаупта с подчиненным ему шведским войском на Полоцк не допустили.

Готовясь к войне, государь повелел Стрешневу собрать с городов пять тысяч рекрутов. Князю Ромодановскому приказал доставить в Киево-Печерскую крепость сто тридцать шесть пушек. Смоленскому губернатору Салтыкову Петр Алексеевич указал подготовить к весне суда, потребные для перевозки ста пятидесяти тысяч пудов.

Провиант — вот главное условие для победы! Провиант должен был доставляться в Петербург, а запасы его в крепости Азов.

Получив подтверждение о союзе Августа с Карлом, государь оставил все дела и, взяв с собой царевича Алексея, немедленно поскакал в Польшу, так и не завершив осмотра Нарвы в вопросах ее готовности к военным действиям.

Пробыв в Смоленске, государь посетил также Киев, Острог, Дубну и, наконец, прибыл в Желкву, где с войсками стояли светлейший князь и фельдмаршал Шереметев. Здесь, в Желкве, Петру предстояло быть до конца апреля следующего года.

1. ЖЕНИТЬБА РАИЛОВА

Зима благоприятствовала Якову Раилову. Будучи в отпуске, он сочетался браком с предметом своей неземной страсти Варварой Леопольдовной Аксаковой-Мимельбах. «Ах, Яшенька, — сказала мать, — что бы тебе подождать, пока брат твой не женится». Яков промолчал. Граф Иван Мягков был в некоторой душевой растрепанности, вызванной отсутствием известий о ненаглядной Анастасии.

Будь его воля, никуда бы не поехал граф из светски скучного в отсутствие государя Петербурга, а пуще того отправился бы на Десну повидать ту, о которой мечталось его сердцу. Тем более что с разрешения адмирала Корнелия Крейса выехали туда обласканные государем три Гаврилы, два Николая и Григорий. Второй Григорий, что из казачества был, держал путь в разлюбезную ему станицу, где Суровикина ждали жена и двое сыновей. Не с пустыми карманами поехали, было чем служивым флотским и Беломорье удивить, и жителей выжженной южным солнцем степи. За гребцов-бородачей Иван особо не волновался, мужики они были хозяйственные, степенные и деньге счет знали, не чета Суровикину, который сбережения мог свои спустить еще на половине дороги в семью.

И вот что удивительно — смелости да отчаянности Суровикин был необычайной, в товариществе верным и покладистым себя держал, а вот жило в казаке что-то павлинье — перед любой девицей даже самого неказистого происхождения мог хвост распушить и деньгами нещадно сорить до полного опустошения карманов. Да и горячность со вспыльчивостью ему неприятными последствиями выходили. Будь Суровикин поровнее да поспокойнее, давно бы, как Мягков с Раиловым, в капитан-лейтенантах ходил, а так выше мичмана не поднялся.

Тоска тоскою, а пришлось Ивану Мягкову и в церкви присутствовать, где ликующий брат надел несравненной своей Варваре Леопольдовне колечко на палец и первым в жизни поцелуем с ней обвенчался, и на свадебке, где мрачно глотал рябиновку, сливовицу и прочее, чем усадьба отца его всегда славилась, и потом даже приходилось иной раз сопровождать молодоженов в их совместных катаниях на санках с пригорочков близ Осетра. Отец задавал постоянные балы для местного дворянства, где танцевались менуэты и мазурки, в надежде, что и старший сын на кого-то благосклонное свое внимание обратит. Вон как прелестно движется в менуэте княжна Лопу-хова, как ловка в контрадансе графиня Головкина, а он все бычится да по сторонам скучающе поглядывает. Уж не увлекся ли в Петербурге этом диавольском какой-нибудь легкомысленной девицей, не испортит ли тем когда-то впечатления в обществе порядочном? Известное дело, государь, не во грех и во всеуслышание сказано будет, сам есть первый рукомашец и дрыгоножец, нахватался в заморских странах иноземных замашек, свое, исконно русское, во грош не ставит, старикам обиды чинит. Кто побрил бороды почтенным людям, кто шутам позволил над ними издеваться? Петр Алексеевич позволил. Но детишкам этого не скажи, они за своего государя глотку любому порвут, отца так не чтят, как этого антихриста. В полдень следующего дня, когда закружилась над поместьем пушистая снежная карусель и молодые ушли в свою светелку, Мягков-старший решил поговорить с сыном. Разговор шел за самоваром, суровость отцовского разговора отчасти смягчалась колотым сахаром, медом да сладкими кренделями.