Ружья еретиков - читать онлайн книгу. Автор: Анна Фенх cтр.№ 28

— С кем ты теперь работаешь, брат? — Рейхар сменил тему, и Рут послушно прекратил разговор об Улии и Ромуре Тшевах.

— О, очень милая, безобидная секта, — улыбнулся Рут. — Сопроводишь меня, брат Еретик? Так вот, очень интересная ересь — они представляют Мир как сферу, сообщающую два особенных грандиозных сосуда. Конструкция напоминает песочные часы с нашим Миром в центре. Отягощенная грехами душа отправляется вниз, в королевство мук и боли, легкая от благости душа попадает вверх, в королевство радости и наслаждений. Им запрещено пить вино и брагу, вдыхать дым бредовых трав, красть, убивать, иметь жен и детей. Моя бы воля — я бы оставил их в покое, они сами вымрут через пару лет. Не от гнева Церкви, так от собственной скуки. Но Вожак решил, что раз мирское бытие у них безрадостное, так пусть хоть кончина будет яркая. Как костер. Месяца за два управлюсь, больше не понадобится…

Они говорили о пустяках до входа в часовню.

— Сегодня казнят Тшевов, — напомнил в финале беседы Рут, придержав Рейхара за рукав. — Проводи их, брат Еретик, это моя просьба. Если боишься, что тебя проклянут, знай — я возьму это проклятие на себя.

— Я боюсь не проклятия, — медленно проговорил Рейхар, признаваясь в этом уже не Руту, но скорее самому себе.

— Я вижу, — кивнул Рут. — Я понимаю. Ты жил с ними целый год, ты убивал слуг Церкви вместе с ними, А потому ты должен узнать, все ли еще ты Волк Господень. Можешь не говорить мне о том, что увидишь, но ты должен знать это сам.

— И что мне делать, когда я узнаю?

Рут выдержал взгляд Рейхара с обычным беззаботным выражением круглого лица:

— Это ты тоже решишь сам. Я лишь хочу избавить тебя от сомнений, брат.

— Убереги тебя Господь от вечной тьмы, брат, — Рейхар смотрел, как уходит Рут.

Быть может, Рут Ленер и прав. Что, если Рейхар больше не Волк Господень, что, если это его прозвище — Еретик — стало его подлинным именем? Тогда ему следует уйти, иначе в один момент он предаст и Вожака, и Рута, и саму Церковь так, как много лет предавал в пасть Псов свои дикие стаи. Следовало выжечь сомнение в своей душе тем же огнем, что обратит в пепел плоть Улии Тшев. На миг Рейхар ощутил ту же жажду страдания, которая терзала все эти дни Грума Лариному. Рейхар развернулся и направился к месту казни, поправляя капюшон так, чтобы не быть никем узнанным.

С площадки так много месяцев уже не выветривался запах паленых волос и мяса, что это зловоние стало собственным запахом этого места, и Еретик подумал, что если вдруг когда-нибудь здесь перестанут жечь грешников, воздух не сможет очиститься от смрада за много лет. Рейхар подавил желудочный спазм и задышал ртом, но на языке быстро образовался этот особенный привкус жаркого, нечистот и пепла. Он встал среди прочих монахов и принялся рассматривать лица живых, чтобы не видеть дымящихся скорченных фигур, прикованных к столбам.

На аутодафе в числе прочих уже вели Улиу и Ромуру, последний допрос всегда был формальным, кратким. Ромуру тащили двое монахов, позвоночник у него был перебит, и в сознании Рейхара эта картина странно совмещалась с воспоминанием об аресте Ромуры. Тогда его, ослабшего ногами от ужаса перед Инквизицией, тащили в Трибунал, сегодня, парализованного ниже пояса, тащили на костер. Улиа шла сама, Псы только придерживали ее за руки.

— Раскаиваешься ли ты в свершенных еретических деяниях и богопротивных мыслях, обвиняемая Улиа Тшев? Готова ли ты к тому, чтобы примириться с Церковью во веки веков? — спросил комиссар Трибунала Улиу, когда ее подвели к столбу, и она молча покачала головой. Тогда комиссар перешел к Ромуре:

— Раскаиваешься ли ты…

— Молчи, брат! — крикнула Улиа, но рот ей тут же зажали.

— Раскаиваешься ли ты, Ромура Тшев, в свершенных еретических деяния и богопротивных мыслях? — комиссар подошел ближе к бледному мужчине и чуть наклонился к нему. — Готов ли ты примириться с Церковью и принять ее милосердие?

— Нет, — голос у Ромуры был высоким и звонким от страха. — Мне не нужно милосердие!

Улиу уже приковали к столбу. Палач вышел на площадку и говорил о чем-то вполголоса с одним из стражников.

— Подумай, Ромура, — комиссар повернул к себе лицо Ромуры, взяв за подбородок, — только примирение с Церковью дарует тебе ее милосердие.

— Молчи! — Улиа, которую уже оставили монахи, дернулась в цепях. — Пусть сами жрут свои подачки! Псы! Ублюдки!

Монахи уже принялись приковывать Ромуру к столбу, как вдруг еретик разрыдался и принялся кричать, что да, он раскаивается в деяниях, он желает примириться с Церковью, он просит Церковь о снисхождении. Рейхар смотрел под ноги. Он слышал, как заплакала Улиа, когда комиссар удовлетворенно объявил, что Церковь являет милость свою для еретика Ромуры Тшева. Удавили Ромуру быстро и ловко, когда он затих, Рейхар позволил себе поднять лицо и посмотреть на Улиу. Эту казнь он должен был видеть от начала до конца.

Палач уже запалил факел и теперь дожидался, когда комиссар опросит еще нескольких избранных еретиков о том, раскаялись ли они. Церковь считала каждого еретика, принявшего ее милосердие, своей победой, но предлагала свою милость не каждому, но лишь выбранному из прочих, важному в секте еретику. Особенно ценны были примирившиеся с Церковью ересиархи, их имена хранились в записях отдельно и оглашались в проповедях. Ромуре Тшеву милосердие было предложено, чтобы сломить волю Улии Тшев, но Рейхар знал, что она никогда не примет «подачку».

— Свидетельствую, — забубнил комиссар, едва только последний еретик отверг милосердие, — что вина этих людей доказана неопровержимо. Повинны они в святотатстве, в поклонении не Господу, но иным нечестивым материям, коих не существует вовсе, в одичании повинны и в том, что совращали невинные детские души, внушая еретические мысли…

Палач уже приблизился к Улии и подпалил солому, так просто и привычно, что Рейхар едва ли не обозлился на него за эту равнодушную деловитость. Солома вспыхнула не сразу, чуть погодя, но когда пламя занялось, Улиа забилась в цепях с такой силой, что Рейхар услышал, как трутся и смещаются по столбу цепи. Солома возле столба Ромуры тоже пылала, и Рейхар увидел, как взметнувшийся огонь достигает колен мужчины. Подол темного смертного одеяния Улии горел, серый удушливый дым поднимался вверх и слышен был треск, словно рвалась ткань. Улиа била ногами в землю, насколько позволяла цепь.

— Брат, — шепнул вдруг подошедший монах, — брат Еретик, почему ты здесь?

Рейхар повернул голову, рядом стоял один из Волков.

— Слепец отдал распоряжение об аресте твоей стаи, — тихо проговорил монах, — тебе разве не следует быть там?

— Да, — Рейхар неловко кивнул брату-волку, — следует… Храни тебя Господь, брат.

Рейхар направился к выходу с площадки и теперь только услышал, как за его спиной закричала Улиа. Это не было похоже на обычный визг испуганной женщины, не походило и на крики боли, исторгаемые обыкновенно пламенем из живого тела. В голосе Улии Тшев не было слышно ни страдания, ни муки, но только пугающая сила, и ненависть, и угроза. Так можно было бы в самом деле проклинать, так можно было бы благословлять на бой, так можно было бы петь, но не гореть в огне!