На самом деле игрушки.
Но, думал он, на этот раз — пустая трата времени и сил. Ни индусы, ни аксумиты не были тупыми варварами, чтобы их удивили и ослепили такие вещи.
Велисарий вначале рассмотрел представителей малва. Выделить Венандактру сложности не представляло: не только потому, что он стоял в центре группы индусов, но и по манере держаться. Он был одет богато, но не кричаще, как и полагалось тому, кто называл себя торговым представителем.
Эта предполагаемая скромность — тоже пустая трата времени, подумал Велисарий, поскольку, как и говорила императрица, Венандакатра вел себя так, словно правил Вселенной.
Велисарий улыбнулся. Показной прием в богато убранном зале специально для Венандакатры был не очень тонким намеком, избранным Юстинианом, чтобы ясно показать малва: римского императора не обманула легенда, преподнесенная индусами. Простого торгового представителя заставили бы ждать несколько недель перед тем, как какой-нибудь бюрократ среднего уровня опустился бы до того, чтобы удостоить его аудиенции в какой-нибудь конторе. Никогда ни одного настоящего торгового представителя не принимали официально в главном зале Большого Дворца перед собравшейся знатью Константинополя.
Велисарий поднял голову и посмотрел на огромную мозаику, украшавшую стену напротив. Он почти ожидал увидеть шок и непонимание на лицах изображенных там святых. Эти святые глаза на стене привыкли смотреть вниз на победоносных полководцев, высших чинов церкви, украшенных драгоценностями послов из Персии, но никак не ничтожных торговцев, да еще пользующихся дурной славой!
Велисарий усмехнулся и снова занялся рассматриванием «торгового представителя» малва.
Кроме надменности, в Венандакатре не было ничего примечательного. Смуглое лицо по византийским стандартам определенно выглядело иностранным. Но оно не выделяло его из толпы. Константинополь считался самым многонациональным городом в мире, свободным от национальных и расовых предрассудков. И его обитатели давно привыкли к экзотическим посетителям. Если человек правильно себя ведет, одевается в византийской манере, говорит по-гречески — все в порядке. Возможно, он и язычник, но цивилизованный язычник.
Венандакатра был мужчиной средних лет, среднего роста. Тонкие черты лица доходили до остроты, что подчеркивалось глубоко посаженными темными глазами. Глаза показались Велисарию такими же холодными, как у рептилии, даже на расстоянии. Паутинка морщинок создавала впечатление чешуи.
Как предположил Велисарий, от рождения Венандакатра склонен к худобе, но на тонких костях накопился значительный жирок. Венандакатра производил странное впечатление: необычная комбинация сдержанной ярости, насыщения и неутоленного голода — как у змеи, заглотившей и не переварившей добычу.
На лице полководца появилась холодная, варварская улыбка. Он вспомнил видение. В другом времени, в будущем, которое Велисарий надеялся изменить, этого подлого человека убивает худенькая девушка. Его побеждают ее мелькающие ручки и ножки, и из его горла, разрезанного его собственным ножом, вытекает кровь.
— Прекрати, Велисарий, — прошептала Антонина.
— Пожалуйста, — подключилась Ирина. — Не следует показывать клыки на приеме в императорском дворце. Ты ведь пытаешься произвести хорошее впечатление, если помнишь.
Велисарий поджал губы. Снова бросил взгляд на Венандакатру, потом отвернулся.
«Ведь на самом деле Подлый».
Потом он перевел взгляд на аксумитов, и мышцы его лица тут же расслабились.
Чисто внешне аксумиты казались гораздо более впечатляющими, чем индусы. И определенно чужестранцами. Во-первых, их кожу даже нельзя было назвать смуглой — только черной. Они оказались черными как нубийцы (а судя по чертам лица Велисарий решил, что один на самом деле нубиец). С другой стороны, если волосы индусов были длинными и прямыми, у аксумитов — короткими и курчавыми, причем в мелких завитушках. Наконец черты лица индусов — если отбросить смуглый цвет — не отличались от греческих (или по крайней мере армянских), лица же аксумитов имели все африканские черты. Это особенно относилось к тому, кого Велисарий принял за нубийца. В чертах других аксумитов имелось что-то арабское, несмотря на черноту. Лицо старшего в группе — по предположению Велисария — советника Гармата — походило на орлиное.
Велисарий знал, что Аксумское царство и южная часть Аравийского полуострова давно контачат друг с другом. Глядя на аксумитов и вспоминая некоторых арабов со слишком темной кожей, которых ему довелось встречать в прошлом, он решил, что связи между двумя нациями часто имели и более интимный характер.
Они явно выглядели в большей мере чужестранцами, чем индусы, — и по привычкам, и внешне. Велисарий тихо рассмеялся, глядя, как неуютно себя чувствует принц в странном для него византийском костюме, положенном на таком приеме.
— Да, это несколько смешно, — тихо согласилась Ирина. — Думаю, он привык носить гораздо меньше одежды, в его-то климате.
— Жаль, он не приехал сюда пару веков назад, — добавила Антонина. — Когда римляне все еще носили тоги. Думаю, в ней он чувство вал бы себя гораздо комфортнее.
— И я тоже, — пробормотал Ситтас. Он недовольно опустил взгляд вниз, на подол тяжелой накидки, украшенной вышивкой и доходящей до колена. Накидка со всеми причиндалами по весу почти не уступала доспехам катафрактов.
— Как только мы оказались в таких нарядах? — застонал он. — Вместо удобных тог?
— Позаимствовали у гуннов, — прошептала Ирина. — А они, в свою очередь, у китайцев. Ситтас аж поперхнулся.
— Ты шутишь! — и снова с ненавистью посмотрел на свое одеяние. — Ты хочешь сказать, что на меня надета одежда проклятых гуннов?
Ирина кивнула, улыбаясь.
— Вот так и развивается цивилизация, — заметила она. — Это не ваша вина. Я имею в виду солдат вообще, не лично тебя и Велисария. Когда все с ума сходили по кавалерии, воины настояли на том, чтобы носить штаны, как гунны. — Она усмехнулась. — Почему вы настояли на том, чтобы также носить и верх их костюма, для меня остается тайной.
— Откуда ты столько знаешь, женщина? — проворчал Ситтас. — Это неподобающе.
— А я не провожу целые дни, попивая вино и жалуясь, что мне нечего делать.
Ситтас гневно посмотрел на нее.
— Будь проклят женский ум. Им никогда не следовало позволять учиться читать. Есть все-таки кое-что хорошее и у фракийцев. Их бабы ходят босиком и читать не умеют.
— Это так, — прошептала Антонина. — Велисарий позволяет мне надевать обувь только на особые мероприятия, подобные этому. — Она с удовольствием посмотрела на собственные ноги, обутые в нечто немыслимое на высоких каблуках, на которых мужчина не смог бы долго удержаться. — И, конечно, еще когда я пляшу голая у него на груди с хлыстом в одной руке и холодным шербетом в другой.
— Покажите мне бабу с умом, и я покажу вам бабу с чувством юмора, — пробормотал Ситтас. — Естественно, все шуточки у нее будут насчет мужчин. — Он обвел взглядом большой зал, на мгновение останавливаясь на каждой женщине и пронзая ее гневным взглядом. Хотя на самом деле большинство из них не казались ни особо умными, ни обладающими чувством юмора.