Чародеи - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Смирнов cтр.№ 390

«Вот интересно, — подумал Дэвид, — на что реагирует заклинание, присылающее этих существ? На соприкосновение сиденья с новой задницей?..»

—Пожалуйста, сообщите ваше имя.

Человек что–то пробурчал в ответ. Призрак задал те же самые вопросы, что и Дэвиду, попросил посетителя подождать и исчез.

Дэвид подумал: «Будет общий прием? Или же загадочный мастер Рийок каждого из нас станет тестировать лично?»

Его сомнения разрешились через минуту. Появился еще один призрак — а может быть, все тот же. На этот раз он возник напротив двустворчатой двери и провозгласил:

— Господин Шиаран из Сокриджа, мастер Рийок готов принять вас.

Один из ожидающих быстро поднялся, пересек коридор, открыл дверь и вошел в приемную.

«Значит, индивидуальная беседа с каждым, — подумал Дэвид. — Что ж, логично…»

Землянин откинулся назад, прислонился спиной к каменной стене и полузакрыл глаза. Ожидание будет долгим — перед ним мастеру Рийоку предстоит принять еще человек двадцать пять. В какой форме будет проходить собеседование? Долго ли оно продлится? Ограничено ли число поступающих? Если да, по каким критериям ведется отбор?..

Дэвид почувствовал, что его начинает колотить нервная дрожь. Усилием воли он заставил себя успокоиться. Он слишком устал за последние месяцы, ему требовался отдых, но расслабляться было нельзя. Он должен попасть в Небесную Обитель любой ценой. Но если его примут, это будет только начало. Обучение займет несколько лет, и очень сомнительно, что оно будет легким. Но каким бы ни был этот путь, какие бы препятствия не вставали на нем, Дэвид должен пройти его до конца. У него не было выбора.

Его почти не интересовала сила, которую здесь сулили, — сила слишком великая, и казавшаяся поэтому чем–то нереальным, обманкой, завлекалочкой для жадных идиотов. По своей воле он никогда бы не пришел сюда. Он провел за пределами Земли не один день… уже даже не один год… и весь его опыт, интуиция, да и самая банальная логика в один голос твердили: предлагаемое здесь не может быть не чем иным, кроме обмана. Но он знал, знал из источника, которому был вынужден доверять, что в этом обмане заключалась правда… хотя до конца поверить в это он не мог даже сейчас. То, что предлагала Обитель, было невозможным. Никто не мог исполнить те обещания, которые они давали. И все же…

И все же ему предстоит на собственной шкуре выяснить, что в предлагаемом правда, а что ложь. Он не видел другого выхода. Он не мог жить без Идэль. Все стало бессмысленным и тусклым; волшебство, которое прежде манило его своими чудесами и тайнами, потеряло всякую привлекательность, еда сделалась безвкусной, а жизнь — пустой. Каждую ночь он видел ее во сне. Он отдал бы все, чтобы вернуть ее, свою принцессу… И вот, вполне возможно, что ему придется отдать все — и не на словах, а на деле — даже не за возвращение, а за одну только надежду на это.

Эта надежда была единственным, в чем еще сохранился смысл и что могло дать какую–то цель в его обессмысленном, обесцеленном мире.

Память возвратила Дэвиду воспоминания двухмесячной давности…

* * *

…Когда он изложил свою просьбу, выражение лица леди Марионель, Говорящей–с–Мертвыми, не изменилось. Ни сострадания, ни гнева. Марионель не уничтожила его за дерзость, однако и к горю смертного Обладающая Силой осталась безучастна.

— Дэвид, — произнесла она. — Ты хочешь, чтобы я нарушила закон?

Дэвид бессильно смотрел на нее, не зная, что сказать. Ее ответ казался просто набором звуков. Какой еще закон?.. Ему не было дела до законов. Да и вообще, в Хеллаэне некромантию практиковал едва ли не каждый третий.

Прежде чем он открыл рот, чтобы ответить хоть что–то, Марионель снова заговорила — так, как будто бы он уже успел выразить вслух свое недоумение. В каком–то смысле так оно и было, ибо для Обладающей его мысли, если она только желала этого, были столь же ясны, как и слова. Амулет, который носил Дэвид, защищал его от псиоников, использующих заклинания или применяющих для чтения мыслей собственные врожденные способности, но он не мог уберечь своего носителя от Силы.

— Я говорю не о законах общества и не о законах этого мира, — терпеливо объяснила Марионель. — Даже если бы в Хеллаэне и существовал закон, запрещающий возвращать мертвых к жизни, неужели ты думаешь, что хоть кто–нибудь из Обладающих стал бы ограничивать свои действия законами смертных? Нет–нет, я говорю совсем о другом.

— О чем же? — недоуменно спросил Дэвид.

Марионель посмотрела на него — и он не смог понять, улыбнулась ли она, или же ему только показалось, что она улыбнулась.

— Ты ведь знаешь, кто мой сюзерен.

Это был не вопрос, а утверждение. Конечно, он знал. Дэвид видел того, в чьей свите состояла Марионель, всего лишь один раз, но забыть этот «один раз» едва ли когда–нибудь сможет. Перед глазами встала намертво отпечатавшаяся в памяти картина: жуткий всадник на демоническом коне, само воплощение ужасающей нечеловеческой мощи, вонзает заточенный, как меч, крюк, в грудь Роле–га кен Апрея, извлекает на свет истекающую чернотой духовную сущность чародея и поглощает ее чернотой, сочащейся из его собственной груди, словно хищный богомол, раздирающий на части пойманное насекомое…

Дэвид кивнул и ничего не сказал, понимая, что она просто хочет напомнить ему о том, кому служит, но не понимая еще, зачем.

— Смерть и жизнь, — продолжала Марионель, — уравновешивают друг друга. В Сущем есть великое изобилие жизни, достоянно порождающей все новые и новые формы. Не будь смерти, все миры в скором времени переполнились бы существами и стали бы задыхаться от своего изобилия. Из–за тесноты свобода каждого отдельного существа со временем лишь умалялась бы, страдания же их все более и более возрастали б. И этим мучениям и этой несвободе не было бы конца, потому что не было бы и смерти, милосердно освобождающей страдающее существо от того, что причиняет страдание. Обитатели Сущего ненавидят смерть, боятся ее и проклинают, но они не знают и не желают задумываться о том, что, не будь смерти, много более страшными проклятиями они проклинали бы жизнь, и эти проклятия были бесконечны, как и сами мучения в мирах, превращенных в бурлящие котлы беспрестанно плодящихся, но неумирающих тел. Смерть уравновешивает жизнь, благодаря ей вы можете наслаждаться жизнью; хотя вы и боитесь того, что ваше существование прекратится, но благодаря тому, что есть прекращение, вы можете любить само существование. Исток и условие вашей любви к жизни и привязанности к ней — в смерти.

Это равновесие поддерживается богами и Обладающими Силой. Если бы ты мог воспринимать мир так, как воспринимаю его я, то увидел бы, как сплетаются Силы, образуя известный тебе порядок вещей, определяя по своему произволу и по взаимной договоренности то, что вы называете «законами природы». Вся ваша магия, Искусство, которым вы так кичитесь, есть не более чем знание о текущем балансе, установленном Силами; мы движемся, вы, смертные создания, лишь используете наше движение подобно тому, как крошечный жучок, севший на воротник, использует идущего человека для того, чтобы переместиться куда–либо. Обычно мы не замечаем вас, но если вы становитесь слишком назойливыми — мы отгоняем вас или давим, в зависимости от обстоятельств и настроения. Ты не ведешь счета раздавленным насекомым, и я не считаю существ, которые уже никогда более не смогут побеспокоить меня. Я трачу время, объясняя тебе столь очевидные всякому хеллаэнцу вещи лишь потому, что мы вместе участвовали в поимке лорда Ролега, и ты проявил определенную самоотверженность, ударив Ролега в тот момент, когда он обгладывал мою магическую сущность. Ты отвлек его и тем самым сократил время моего последующего восстановления; я помню об этом и не стану поступать с тобой так, как мы обычно поступаем с людьми, воображающими, будто Силы мира существуют лишь для того, чтобы выполнять их глупые желания. Но ты должен понимать, что есть закон. Этот закон — воля моего сюзерена, и состоит она в том, чтобы смерть следовала за жизнью, так же как воля Янталиты–Жизнедарительницы состоит в том, чтобы умершее после пребывания в Стране Мертвых возвращалось к существованию, рождаясь заново в какой–либо новой форме. Таков путь, установленный для подобных тебе: вы умираете, потому что вам свойственно рождаться, и рождаетесь, потому что вам свойственно умирать.