Век одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Чернецов, Валентин Леженда cтр.№ 12

— Какого плана? — Первый похлопал в ответ на овации, которыми сограждане встретили обещание и впредь заботиться о неуклонном повышении их благосостояния.

— Сброшена с пьедестала статуя вашего предшественника во дворе гимназии номер два. Взорван водопровод в рабочем квартале. Убит активист молодежного движения…

— И это все? — счастливая улыбка, адресованная народу, озарила смуглое лицо кормчего.

Он вообще выглядел помолодевшим и отдохнувшим. Никто бы не дал этому человеку его восьмидесяти двух лет. Недавняя косметическая операция была сделана на славу.

— Так точно.

— Ладно, пусть ДБ разбирается. Поручи эти дела какому-нибудь расторопному, но не шибко увлекающемуся следователю. Чтоб не копал слишком глубоко.

— Уже.

— Я его знаю?

— А кто ж его не знает? — Генерал отдал честь проходившей мимо Усыпальницы колонне военных. — Гроза всех, чья совесть нечиста, комиссар Антти Лэйхо.

— О! — расслышал знакомое имя Четвертый, ведающий вопросами государственной идеологии. — А любопытную статейку недавно о нем Тати Доннен состряпала. Я буквально ухохатывался над каждым словом. Кстати, Первый, хорошо бы писаке дать какую-нибудь премию или орден. Народ Тати любит и воспримет этот наш шаг с одобрением.

— Подумай, проработай и доложи на ближайшем заседании, — согласился глава государства. — Но не увлекайся, а то с тебя станется выдвинуть ее на получение «Ордена Свободы» или «Премии имени первого Первого».

— А мне? — робко вмешался Шестой, известный любовью к разного рода государственным наградам. — Мне можно такую премию? Такой меня еще не…

— А ты что, наконец-то закончил свои мемуары о третьей Хонтийской? — перебив соратника, скептически осведомился Первый.

— Мирка Лаксонен обещал, что через месяц допишет, — простодушно ответил старенький фельдмаршал, курировавший оборону.

— Тогда и поговорим, — отрезал кормчий и вернулся к беседе с Третьим — самым молодым среди Радетелей, на которого возлагал большие надежды, видя в нем чуть ли не своего преемника.

— Что нового?

Генерал огляделся по сторонам. Хоть его люди и трижды проверили высокую трибуну на предмет обнаружения подслушивающих устройств, однако говорить о подобных вещах на людях, пусть и самых близких, рискованно.

— Хотел доложить как раз после этого цирка, — понизив голос, произнес он, помахивая рукой исходящей восторгом толпе, — но раз уж вы спросили… Есть данные, что Страна Отцов готовится к новой кампании против Хонти.

— Да ну?.. — весело спросил Кормчий. — Опять?

Хонти была давней головной болью Пандеи. Никак не удавалось окончательно и бесповоротно решить вопрос с бывшим генерал-губернаторством распавшейся тридцать лет назад Империи.

— Они не могли не заметить, что мы перебросили на хонтийскую границу еще одну дивизию. Теперь предсказуемо боятся нашего усиления в этом регионе. Дескать, мы, вмешавшись во внутренние дела соседей, поставим там своего человека, а уж потом, объединенным фронтом…

— Ну да, конечно! — иронично поднял бровь Первый. — Тебе ли не знать, что Отцы — совсем не чета нашему Шестому и ему подобным… Они не хуже нас понимают простую истину: кто Хонти тронет, тот и проиграл.

— Ага Вы почти дословно повторили сказанное их Деверем, — уважительно кивнул Третий. — Как будто читали донесение моего информатора.

— Надеюсь, он сообщает еще что-нибудь кроме банальностей? — фыркнул глава государства, едва не пропустив момент, когда ему полагалось положить руку на сердце во время исполнения государственного гимна.

— Конечно. Например, Шурин предложил ввести в действие тяжелые системы, но не получил поддержку большинства…

— Вот-вот! — расслышал знакомое название Шестой. — Тяжелые системы — это то, что нам надо. Они нас спасут! Правда, дорого, зараза, но расходы быстро окупятся.

Первый скосил глаза на переминающегося с ноги на ногу фельдмаршала, верно угадав проблему, которая на самом деле беспокоила сейчас вояку. Вздохнув, он пододвинул ногой к соратнику ведро, специально поставленное охраной на трибуне для подобных нужд престарелых руководителей державы.

Тонкая струя задребезжала о металлическую стенку. Радетели снисходительно заулыбались, прощая сподвижнику слабость. Попробуй выстой здесь на ветру и холоде несколько часов подряд. Они же на самом-то деле не такие железные, какими их представляет народное воображение.

— Скажи, пожалуйста! Можно подумать, ты завербовал по меньшей мере кого-то из Неизвестных Отцов?..

Безопасник хотел скромно потупиться, но это было не к месту и не ко времени. На площадь выехала колонна тяжелой бронетехники, и следовало приветствовать ее отданием воинской чести.

— Ну, не среди самих Отцов… — начал он, но Первый едва заметно покачал головой:

— Не здесь! Ты прав, поговорим после цирка… Да здравствует нерушимое единство Радетелей и народа!

Ликование толпы на площади достигло апогея. И никому из тысяч граждан Пангеи, собравшихся на площади, было невдомек, что из всей праздничной речи Кормчего «в живую» он произнес только последнюю фразу…

А на следующий день был еще один выходной. Блаженное время! Несмотря на то, что Лаури накануне выпил всего ничего, он крепко спал до самого позднего утра. Встав с убогой деревянной койки, Нурминен подошел к единственному окну маленькой комнатушки и, повернув старый, насквозь проржавевший рычаг, открыл пуленепробиваемые ставни.

Внизу уже вовсю бурлил мегаполис. Даже с высоты десятого этажа картина открывалась крайне удручающая. По грязным серым улицам носились, надсадно чадя, оранжевые муниципальные такси. Кособоко ползли, словно неповоротливые полудохлые жуки, зеленые военные грузовики, мигали фиолетовыми сиренами дорожные патрули. И все это в синеватой дымке вечного, как и весь этот насквозь прогнивший город, смога.

Безнадега.

Вот уже третий год он жил в этом дешевом, провонявшем жареной капустой общежитии, где обитали исключительно отверженные — люди, пожизненно лишенные гражданства Пандеи. Таких насильно клеймили, присваивая каждому особый идентификационный номер, выжигаемый электрическим разрядом прямо на лбу. Операция была болезненной и делалась она детям, когда те достигали двухлетнего возраста.

Отверженные были особой прослойкой пандейского общества, его, так сказать, «низшей ступенью». Гражданства лишали за малейший проступок, именуемый, как правило, «злодеянием против народа»: от банального проявления трусости на поле боя до анекдота про Радетелей, опрометчиво рассказанного в общественном месте. Все последующие поколения однажды провинившихся тоже становились изгоями. Детей клеймили за проступки отцов.

Жили отверженные в особых районах, куда обычные граждане старались не заходить. Причина была не только в разгуле местного криминала, но и в укоренившемся с годами отвращении к клейменым, которых и за людей-то особо не считали. Отверженных воспринимали как своего рода мутантов — внешне неотличимых от людей, но крайне опасных. Конечно, их можно было попросту уничтожать, но они составляли экономический костяк государства, занимаясь самой черной работой. И потом, там, где совершивший проступок гражданин еще мог рассчитывать на снисхождение, с «клейменым» не церемонились.