Юдоль - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Малицкий cтр.№ 57

И тут же в нем начался пожар. Странно, но он полыхнул сначала в животе, потом впился в грудь и уже затем ошпарил горло и гортань. Кай зашевелился, полез куда-то вверх, сипя и раздирая горло когтями, думая теперь уже о том, что и боль доносится к нему как-то издали, и не он сам лезет на лавку и по стене, а его вышедшее из подчинения тело, но и Каттими уже была готова. Она снова обхватила охотника на удивление сильными руками, прижала к лавке и начала ему пихать в рот всякие кушанья, заботясь только о том, чтобы он не подавился, да ел чтобы, на самом деле ел. «Ну и пусть, — думал Кай о своем теле. — Пусть оно ест. Пусть вяло шевелит челюстями, тем более что пища была словно и приготовлена для вот такого жевания, все перетерто». Главное, что боль куда-то ушла, точнее, разбежалась по сосудам и сосудикам, поделилась на худое, но, несмотря на полное безволие, сохраняющее в себе остатки силы тело. Разбежалась и уменьшилась. Запеклась, как острая трава на горячей лепешке с сыром. Только и остались — жажда и слабость.

— Ешь, — приговаривала Каттими, перемежая кушанья с напитками. — Ешь, горе мое. Вот ведь угораздило. Нет, парень, за тобой глаз да глаз. Если будет какая пакость на пути, обязательно наступишь. Дальше я первой пойду. А может, и не ходить никуда? Городок-то и в самом деле дымен, грязноват, голоден да небогат, но можно ведь и в Аке осесть? Или в Туварсе? А может, в Хурнай отправимся? Там песок белый-белый, море теплое. Опять же ярмарка веселая, народу много, словно и нет Пагубы.

«Нет Пагубы», — отозвалось в голове у Кая.

— Ну ладно, — смахнула пот с разгоряченного лба Каттими, подмигнула Каю, который с некоторым удивлением начинал чувствовать не только насыщение, но и вспомнил предшествующий ему голод. — Больше нельзя тебе. И так уж перестаралась. Значит, так, как там от смертной тени лечат? Сначала обжечь, потом накормить, потом прочистить, а уж там…

Девчонка снова наполнила кубок, но в этот раз уже из еще меньшей бутылочки, которая появилась у нее в руке, словно неизвестно откуда. Да и не наполнила кубок, а влила в него десяток капель и только потом плеснула сверху воды.

— Пей!

Снова прихватила голову Кая локтем, нажала пальцами куда-то под челюстью, заставляя открыть рот, все-таки сильна оказалась девчонка, сильна, влила новый напиток в глотку. А уж там…

Что-то в голове у Кая лопнуло и разлетелось осколками. Мелкими осколками, как песчинки, но с острыми краями. Полетело в голову, в нос, в глаза, в уши, в рот, расплескалось, разбежалось искрами боли в пальцы рук и ног, пронзило каждую частицу тела. Скрючило и разогнуло, расплющило и расправило. Вырвало из глотки или вой, или рев, но и этот или вой, или рев донесся до Кая из какого-то далека, откуда, впрочем, до него долетел и сквозняк, ветер, ураган. Долетел и остудил его тело в лед.

— И последнее средство, — отчего-то весело проговорила девчонка, хотя глаза ее светились тревогой, и щелкнула пальцами.

Два здоровяка в горняцких балахонах вынырнули из-за спины Каттими, словно выпали из тумана. Обхватили девчонку, облапили. Один принялся шнуровку рвать на портах, а другой сжал лапищами грудь и потянул, потащил с плеч Каттими затрещавшую рубаху.

Издалека потянулся Кай к рукояти меча. От Хурная до Хилана было бы легче добраться за день. Потянулся к рукояти, да выдернуть меч из ножен не смог. Прихвачен он оказался, кожаным шнуром прихвачен и перевязан на гарде к ножнам, не выдернешь. И второй меч — обрубок — тоже привязан. И в жилете ни одного ножа, ничего. И ружье где-то там в каморке под половицей. Что ж теперь делать-то?

Один длинный шаг, второй длинный шаг. Вот уж и кожа смуглая показалась над грудью девчонки, изморозь шрамов, ключицы, округлости, белое и нежное над бечевой портов. Как говорил старый Курант, приемный отец Кая, тогда наука твоей станет, когда ее тело примет. Голова воину ни к чему, в драке или схватке не голова телу приказывает, тело само все вершит.

Левая рука перехватила широкую, мозолистую ладонь рудокопа, вывернула ее наружу к большому пальцу, а правая уже вбивала подбородок снизу вверх. Второй еще только разгибаться начал, а уж и ему досталось коленом в скулу. И тут только Кай услышал и визг Каттими, и грязную ругань и стоны распластавшихся на дощатом полу ламенцев.

— Это ж что такое? — бушевал получивший коленом по морде. — Это вот, ты говорила, дохляк? Да он мне чуть зуб не выбил! Мало того что вмазал по роже, так еще и по голени… Ты посмотри, девка, какая шишка у меня на голове, посмотри, как я приложился! И за все это дело тридцать медяков? Да я…

— Язык прикусил, — стонал, пуская слезу, второй ламенец. — Чуть руку мне не сломал и так вдарил, что я язык прикусил! Доплачивай, девка, не было такого уговору, что он нас калечить станет!

Кай медленно оперся о лавку, сполз на пол. Каттими бросилась к нему, поправляя рубаху, поддергивая порты.

— Ну что, охотник, ты здесь или все еще там?

— Здесь, — прошептал Кай. — Вроде здесь.

Усталость, боль, досада приблизились и накатили на него разом.

— Ты это, рассчитайся с этими молодцами да помоги мне. Да. К столу меня, обратно. Есть я хочу. На самом деле. Слушай, ты сколько монет за этот стол отвалила? У нас же там всего ничего оставалось?

Ламенцы успокоились на удвоении цены. Хотя судя по шрамам на их лицах и недостатку зубов, трактирные драки были им не в новинку. Кай взял у Каттими кошель, звякнул монетами, нахмурился. Серебра осталось немного. Да и второй кошель с медью выглядел тощим.

— Отчитаться надо? — Девчонка смотрела на него, сжав губы, словно не знала, разрыдаться сию минуту или расхохотаться, но в глазах ее стояла усталость, да и слезы готовы были хлынуть в любую минуту. Кай, отправляя в рот что-то мясное, накрыл ее руку ладонью, и она разрыдалась тут же и начала плести слова скороговоркой, одно за другим:

— Пока к тебе в кошель залезла, свои монеты до последней спустила. В городе не слишком легко с едой, а то, что есть, кроме муки да овощей, все задорого. Так что ешь, пока есть, что есть. Что не съешь, с собой унесу. Жалко монету. А уж снадобья так вообще кусаются. Я уж тут всех лекарей обошла. Их не так-то и много. Ходила к гадалкам. Бросала на тебя и камни, и птичьи перья, и палки кедровые, чего только не делала. Потом нашла старую бабку. Древняя, ткни пальцем — развалится на части, и пыль столбом встанет. Говорили, что давно, чуть ли не сразу после Пагубы, да не этой, эта не кончилась еще, а прошлой, считай, что лет сто назад, она сама еще была девчонкой и училась лекарскому делу у старальца одного с зелеными глазами. Никогда, говорит, не слышала про такие глаза, и уж сто лет прошло, а все забыть не может. Но я не говорила ей, что у тебя глаза зеленые, да и когда ты болел, они и не зелеными были. То серыми, то черными, а порой, не поверишь, мне казалось, что зрачки у тебя в глазах схлопываются в щели!

— Бабка-то что? — шепотом напомнил Кай.

— А что бабка, — пожала плечами Каттими, — она уж и не ходит, и слепая. Я оставила ее внучке серебряный, сказала, что, если помогут ее снадобья, еще серебряный принесу, так ее внучка сама уже бабка. Мертвый ты, она сказала.