– Это еще что такое?! – обалдело проговорил я.
Затворник, видимо, довольный произведенным эффектом, ответил, с удовольствием поглаживая бородку:
– Это она и есть – Штука…
12
Давным-давно, лет эдак семьсот назад, а может, и тысячу – никто не скажет точнее – пришел в наш мир великий мечтатель. По-правде говоря, мир и сейчас не шибко комфортабельное место. Но тогда, в разгар средневековья, жизнь в Европе для подавляющего большинства была настоящим испытанием. Мор, голод, бесконечные войны, мракобесие и беспросветность. Что уж говорить о существовании нашего брата-слабака? Толпы нищих, голодных, с рождения обреченных на муки, бродили по городам и весям, своим жалким видом доставляя огромное удовольствие жестоким анималам, узурпировавшим власть и богатство. Ну, чего рассказывать – все это известно по учебникам истории.
А вот, о чем не пишут в учебниках.
Жил в те давние времена великий мечтатель. Он никоим образом не относил себя к слабакам. Более того, несомненно, был личностью сильной, волевой и целеустремленной. Только оказался наделенным от природы одним странным даром (а, может, и не даром вовсе, а болезнью, проклятьем?).
Дар этот – сострадание. Умение чувствовать острую, невыносимую жалость к несчастным и слабым.
Говорят, на Землю уже приходил такой человек – готовый принять страдания за все человечество, собрать в себе всю жалость мира. Только был это Сын Божий. А потому на его стороне было чудо: своей видимой слабостью, абсолютной покорностью судьбе он умудрился завладеть сердцами миллионов.
Наш мечтатель был обыкновенным человеком. Но мысль о том, что с помощью простых человеческих чувств – жалости, сострадания – можно изменить мир, не давала ему покоя.
Никто не помнит истинного имени этого человека. Да он и не стремился к славе: инквизиторы и просто завистники к его таланту кружили вокруг, как голодные гиены. Клан сохранил только тайное прозвище.
Послушник.
То ли он действительно был монахом, то ли все дело в его умении прислушиваться к чувствам окружающих – неизвестно. Имя великого мечтателя, ученого, мастера менялось вместе со сменой стран, эпох и мировоззрений. Может, и не так его звали вовсе, почем нам знать?
Дело совсем не в имени позабытого гения. А в том, чему он посвятил свою жизнь.
Вот я пялюсь, как баран на эту совершенно немыслимую машину, и понимаю, что современная наука, подарив нам атом, космос и сотовый телефон, ВТО же самое время увела нас куда-то в сторону от других, не менее удивительных знаний. Потому что это устройство, то ли в шутку, то ли всерьез, прозванное Штукой, просто невозможно было создать. Особенно в те глухие, темные века. Великий мечтатель, наверное, мыслил совсем другими категориями, ныне забытыми и проклятыми наукой официальной. Наверное, много мог бы поведать об этих материях не менее великий мистик Ньютон, но и он свои самые сокровенные оккультные тайны унес с собой в могилу.
Так или иначе, но Штука была создана. Возможно, это произошло в одном из вольных городов Центральной Европы. Как этот артефакт оказался в Москве? Можно предполагать многое. Например – реальная угроза со стороны инквизиции с одной стороны, и более мягкая позиция московских князей по отношению ко всяким богопротивным чудачествам – с другой. А может – это всего лишь копия еще более древнего оригинала.
Это также не имеет особого значения. Главное, чтобы Штука работала, и работала непрерывно.
Именно она создает то невидимое… назовем его полем, что приводит в действие все Накопители, метрономы ловцов, точечники и прочие штуковины, дающие Клану его тайную власть.
История умалчивает о том, что было раньше – Штука или Клан, как слабаки собрались вокруг мистической Штуки, как все начиналось. Но этот вопрос сродни тому, что касается первородства яйца и курицы. За сотни лет произошло столько событий, столько бед потрясали Клан! Столько ломтей было отхвачено от общего пирога, что остается только удивляться: как до сих пор живет эта кучка хиляков, да еще и умудряется дергать за свои тоненькие ниточки, подправляя ход истории, придерживая Великих в извечной тяге к самоуничтожению…
Просто Штука работала – и мир становился чуточку мягче, чуточку добрее. И это огромное счастье, что таинственная машина действует и сейчас…
Подозреваю, что Затворник получил свое прозвище по аналогии с легендарным Послушником. Только себе он поставил совсем другую цель: разгадать, наконец, тайну Штуки. Много лет назад он был поставлен перед выбором: обменять собственную свободу на шанс прикоснуться к величайшей тайне. Клану был нужен ученый, способный поддерживать работу Штуки, ее хранитель и защитник. Среди слабаков не было и нет достаточно светлых умов – иначе они не были бы слабаками. Так уж повелось с самого начала: умный и сильный анимал допускался в святая-святых, в Сердце Клана и… сажался на цепь. Это действительно сродни монашескому обету.
Клан уважал и боялся своего цепного анимала – как все слабаки боятся сильных. Но обычно в выборе не ошибались: интерес к столь потрясающей тайне для настоящего ученого куда сильнее банальной свободы.
Такова история цепного Затворника и предмета его научных вожделений, бесконечного романа с тайной, не желающей взаимности…
Мы сидели за длинным столом, я опасливо косился в сторону Штуки, а Затворник продолжал свой тихий рассказ.
Он, несомненно, романтик, этот странный человек, отказавшийся от солнечного света ради великой цели. Это не та романтика, которой сыплют кино и телесериалы. Это позабытая уже романтика мечты, романтика научного поиска – того, с чего, наверное и началась когда-то история Клана. Сейчас все светлое, как ни странно, сосредоточено в этом подземелье. Ведь Клан как таковой не интересует ничего, кроме выживания, им движут совсем другие силы: страх и желание выжить. Впрочем, именно ради выживания слабых и трудился Послушник, а сейчас – работает Затворник…
– Но как же вы изучаете эту… Штуку? – решился я задать вопрос. – Где ваши приборы, инструменты? Я думаю, Клану доступна вся мощь, э-э, современной науки. Ведь все это – посерьезнее атомной бомбы будет, как мне кажется…
– Мне тоже так кажется, – кивнул Затворник. – Кое-какие приборы у меня есть. Кое-что мне регулярно доставляют, что-то есть и в рюкзаке, что ты принес. Но дело как раз в том, чтобы отказаться от так называемой «мощи современной науки», понимаешь? Сотни лет назад и науки-то как таковой не было. Натурфилософия, не слишком систематизированное собрание разрозненных знаний – вот и все! И я, как раз, считаю, что именно отсутствие научных догм помогло Послушнику. Он был не ученый, он был… романтик!
– Романтик… – как эхо повторил я. Надо же, Затворник будто прочитал мои мысли.
– Именно! И я, опытный физик, остепененный, даже основавший собственную школу, вынужден отказаться от всего, чему меня учили! Если хочешь – предать анафеме!
– Я не хочу…