— Иногда бояться полезней. Слышь, Макар, с завтрашнего одному не ездить. Это новое правило.
— Ну ладно, мне ж веселей, если с напарником, — согласился бородатый.
— Не ладно, а новое правило. И возвращайся засветло, всем спокойней будет.
— Он тебя хозяином назвал, — заговорила Йоля, когда сендер покатил дальше, а Макар побрел через поле к своей бочке. — Это чего?
— Известно, чего. Ферма моя, он при ней кормится. Работник мой.
— Эй, слышь, я на тебя работать не буду. Если ты чего-то такое себе умыслил, лучше сразу забудь. — К девчонке постепенно возвращалось прежнее нахальство. — Я батрачить не стану.
Мажуга вздохнул.
— Чего дышишь?
— А я еще не решил, пущу ли тебя на ферму жить. Ежели ты работать не хочешь, то и жизнь твоя зряшная, мне такие не нужны. Человеку трудиться полагается — это правило.
— Правило? И тому дядьке ты тоже о правилах чегось толковал. У тебя что, вся жизнь по правилам? На каждый плевок правило задумано?
— Я живу по правилам, — признал Мажуга. — И тебе советую.
— Не, не дождешься. Я, наоборот, всю жизнь не по правилам делаю. Так веселей. Слушай, дядька Мажуга, а ты вообще зачем меня на ферму-то везешь? Ну, если я работать не буду? А я ж не буду!
— А что, отпустить тебя? Да ты пропадешь в Пустоши.
— Давай проверим.
— Нет, Йоля, ты пока при мне останешься. Когда с карательной колонной оружейников отправлюсь, я тебя с собой возьму.
— На кой?
— Ты Сержа видела, Графа то есть этого, бабу его, охранников. Мне свидетель понадобится. Может, кого в лицо признаешь.
— Харьковчане их тоже видели!
— Каратели? Вряд ли. И потом, я не хочу на цеховых полагаться. Вон, гляди, на пригорке забор, видишь? То моя ферма. И там всё по правилам. Для тебя я новые правила придумаю, готовься.
Теперь пришел черед Йоли тяжело вздыхать.
Ферма Мажуги расположилась на пологом холме и представляла собой комплекс строений, обнесенный забором. По углам торчали вышки, над каждой вертелся ветряк. Позади ограды виднелись двускатные кровли, над всем этим — башня, тоже с ветряком. По мере того как сендер приближался к холму, сооружение росло и росло — так чудилось Йоле. Издали посмотреть — хозяйство Игнаша маленькое, словно игрушечное, но когда сендер, ревя мотором, стал взбираться на холм, оказалось, что забор — в два человеческих роста, а здания за ним — и того больше.
— Богато живешь, дядька. Небось деньжищ ушло, пока обустроился… — протянула Йоля.
— Деньжищ? Нет, кочерга, труда много ушло, тяжелого труда.
Ворота распахнулись, Мажуга въехал во двор. Гостья успела заметить, что на вышке поблескивает ствол ружья — ферма охранялась, караульные следили за округой. Когда Игнаш заглушил мотор, к сендеру сошлись люди, больше десятка. Йоля сперва разглядывала постройки внутри ограды — мастерские, барак, птичник и, наконец, трехэтажный жилой дом, над которым высилась башня с ветряком. Под стенами припаркованы грузовики, один — большущий, с открытым кузовом, другой поменьше. Да и сами стены тоже примечательные — изнутри к ним пристроены бревенчатые сараи, так что по крышам можно ходить и оружие там складывать, если придется отбивать атаку. Все выглядело прочным, добротным и очень ухоженным. Часть двора отделена оградой, не такой, конечно, мощной, как наружная, а похлипче.
Потом Йоля стала разглядывать встречающих. Вперед выступила дородная баба в вышитом жакете и белом платке, накинутом на плечи. Она показалась Йоле монументальной и прочной, как башня, венчающая дом. Юбка у женщины была длинная, почти до земли, и расходилась наподобие колокола — от этого тетка выглядела еще основательней и непоколебимей. Она первой поздоровалась:
— С добрым прибытием, Игнаш.
Голос у нее был низкий, гулкий, вполне соответствующий солидному облику. Йоля подумала, что тетка некрасивая и слишком уж здоровенная. Мажуга-то мужик ловкий, тертый, золото гребет под себя — такой мог бы бабу поприятней на вид в дом привести.
Вслед за хозяйкой хором поздоровались остальные:
— С прибытием, хозяин! Тусклого солнца!
Хозяйкой Йоля мысленно обозвала тетку, поскольку та единственная из всех не величала Мажугу «хозяином». К тому же она одна была в чистое и красивое наряжена, другие одеты попроще, да и перепачканы — кто в мазуте и машинном масле, кто в желтой пыли. Работники — сразу видать.
— И вам добра, — откликнулся Ржавый. — Ористида, принимай гостью. Ей бы помыться сперва да одеться в чистое. Остальное после. — Потом оглянулся: — Йоля, вылазь. Ступай с Ористидой.
— Цепь-то сними, — буркнула девчонка, выбираясь из сендера. Вверх глядеть она по-прежнему избегала.
— Походи пока так, — отрезал Мажуга. — Ористида, как у нас дела? Что хозяйство? Что Луша? Макар сказал, гость у нас.
— Хозяйство в добром виде. — Монументальная Ористида чуть склонила голову. — Гость был, а как же. Покрутился, да и восвояси съехал. Сказал, еще наведается. От Астаха человек, с тобой говорить желал.
— Поговорим, чего ж. С Асташкой харьковские помогут… Да, инструмент я привез, разгрузить его.
Работники помалкивали, разглядывая Йолю. Один что-то тихо сказал на ухо другому, Йоля разобрала: «Грязная…». Она окинула местных хмурым взглядом и решила, что выглядят селюки не чище ее, просто у нее грязь харьковская, черная, а на этих пыль. А так — ничего особенного.
Тут из-за спины Ористиды высунулась девочка. Вид ее сразу показался Йоле странным. Вроде все обычное такое, ну разве что чистая очень, непривычно малость… но что-то в ней было странное, даже сразу не сообразить, что именно. Так вроде человек себе обычный… но и не вполне обычный. Глаза светлые и будто пустые, лицо ненормально гладкое, словно облизанное, — и слишком чистое. Волосы туго зачесаны назад и в толстенную косу заплетены — вот волосы-то как раз обычные, только слишком чистые опять же. И платье светлое, ни пятнышка. Что-то с ней не так, но… но… Йоля молча наблюдала, как чистая девочка подошла к Мажуге, обняла его, прижалась к груди. Ржавый погладил ее по голове:
— Как ты, Луша?
— Скучала.
Разговаривала Луша тоже не как другие — тянула слова, будто бы старательно каждую буковку выговаривала.
— Что делала без меня?
— Вышивала.
— Ну идем, покажешь рукоделье свое.
— А это кто? — Чистая Луша медленно подняла руку и указала чистым пальчиком на Йолю.
— Это Йоля, она у нас поживет немного. Нам скоро с ней по делу уезжать, Йоля мне помогать станет.
Луша неспешной походкой подплыла к гостье — шагала она так же медленно, как и разговаривала. Росту они оказались одного, Йоля глянула в пустые светлые глаза, хотела разозлиться, но почему-то не получилось. Взгляд у Луши был не сердитый. Неожиданно резко Луша присела и взялась за цепь, тянущуюся от Йолиной ноги. Перебрала блестящие звенья и протянула: