Герой поневоле - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Зухер Мун cтр.№ 30

Твердо, тоном, который напомнил ей адмирала Сер-рано, она приказала себе собраться. Глубок» вдохнув утренний воздух, пропитанный сладкими ночными запахами цветов, которые увивали стену дома, она ирошла в ванную, приняла душ, почистила зубы. У себя в комнате она надела костюм для езды. Когда спустилась вниз, то услышала на кухне знакомый звон. Там уже вовсю кипела работа. Если она заглянет на секунду, чтобы попробовать, что они там пекут, они захотят поболтать с ней и так просто не отпустят. Она прошла мимо кухни в кладовую. Справа, если все осталось по-прежнему, должен стоять каменный сосуд с хлебом. Любой, кто поутру собирался в дорогу, мог брать с собой сколько захочет.

В конюшнях, как всегда днем, уже все на ногах… Конюхи и помощники бегают из стойла в стойло, ведра с шумом стучат друг о друга. Она прошла в контору и там первым в списке дневных выездов увидела свое имя. Это сделал отец, наверное, накануне вечером, но она не чувствовала благодарности. Кто-то другой приписал имя лошади, Сэм.

— Госпожа? — Подошел один из конюхов. — Все готово, госпожа.

— Я тоже готова, — выговорила Эсмей, несмотря на сухость в горле. Надо было взять с собой воды, но она уже не хотела возвращаться. Конюх пошел впереди, прошел по проходу конюший, повернул в другую сторону и вышел на небольшой круглый манеж. Там, положив морду на перекладину, стояла привязанная, скучая, гнедая лошадь. Седло, к задней луке седла аккуратно привязан непромокаемый плащ, по бокам закреплены переметные сумки, фляга с водой…. Об этом тоже, должно быть, позаботился отец. Она могла бы не волноваться насчет хлеба. Уздечка легко отстегивается у рта лошади, чтобы та могла спокойно жевать траву. Длинные поводья завязаны петлей у одного из колец на иривязи.

Конюх подставил сцепленные руки, и она вскочила в седло. Он отвязал повод и протянул ей, чтобы она пропустила его в околоседельное кольцо.

— Конь хороший, хотя не очень быстрый, — сказал конюх и открыл ворота, ведущие на верхние пастбища.

Она повернула коня по направлению к тропке, которая в результате, много часов спустя, должна привести в ее долину. Наконец благодаря мерному ходу лошади уставшее, напряженное тело ее расслабилось, и она огляделась вокруг. Справа утренний свет озарял расщелины гор я просторные пастбища, тянувшиеся от самых гор до горизонта, насколько хватало глаз.

Она помнила, как ездила здесь еще ребенком. Всегда, выезжая за ворота, она вдыхала воздух волной грудью, это означало для нее свободу. Тысячи гектар земля, сотни тропок, таинственные поросшие лесом ложбины, встречавшиеся даже на этих открытых пастбищах, и запутанные тройки в горах… Никто не сможет ее найти, как только она отъедет от дома. Так ей всевда казалось.

Она глубоко вздохнула, но закашлялась. Ее переполняли и злость, и горечь старых обманов, и она ни о чем другом уже не могла думать. Она смогла перенести то страшное нападение, да, а благодаря Себу Корону она пережила я напавшего на нее человека. Но она не смогла справиться с последствиями тех событий… И меньше всего с ложью.

Лошадь продолжала идти вперед, и она подчинялась ее движениям, так же как подчинялась времени, не внося в его ход никаких изменений… никаких правильных, позитивных изменений… не заживляла старые раны. Так они могли ехать целую вечность, но лошадь остановилась, и она увидела, что оказалась на развилке. Она ударила шпорами, и они свернули направо. Но и от этого не стало легче. Ничто не поможет. По крайней мере здесь, на Альтиплано.

На второй развилке они вновь свернули направо. Глупо ехать в долину, когда у нее внутри творится такое. Однако раньше именно долина помогала ей. В тяжелые минуты жизни она всегда ехала в долину и там обретала покой, пусть хоть на какое-то время. Она тряслась в седле, ничего не слыша, ничего не замечая. Ей было так больно, она даже не представляла, что такое возможно, боль переходила все мыслимые границы и превращалась в какой-то белый туман. Тогда она испытала такую же, но физическую боль.

Она постоянно спорила сама с собой, даже теперь вторая половина ее «я» защищала родственников. Нельзя говорить, что они ничего не предприняли, ведь того человека нет в живых. Но ведь это сделал Себ Корон, сделал за ее отца. Не отец для нее. А что если Корон тоже солгал? Отцу она вовсе не была безразлична, он обязательно сделал бы то, что считал необходимым, чтобы помочь ей. Но то, что он сделал, не помогло ей, а больше он ничего делать не стал. Хотя всегда говорил: «Если один способ не помогает, пробуй другой».

Теперь она ехала вдоль ручья, но ее раздражали его бурные весенние воды. Слишком шумно. В тени деревьев было прохладно, на солнце слишком жарко. Конь вздохнул и потянулся к ручью. Она остановилась, с трудом спустилась с седла, так задеревенели все мышцы, и подвела коня напиться. Он приложил губы к воде и жадно принялся тянуть воду. Она ждала, пока он не напьется, наконец он поднял морду, посмотрел на нее и тут же двинулся к кустам. Но ей и не хотелось снова садиться в седло.

Она пошла дальше пешком, ведя коня на поводу, и так хоть немного размяла ноги. Судя по нахождению солнца, скоро наступит полдень. На самом деле она уже не хотела ехать в долину, но если не в долину, тогда куда? Ее наверняка будут спрашивать, ведь все знают, куда она обычно ездила… Она заставила себя снова сесть в седло.

Долина оказалась меньше, чем ей казалось раньше, и она не испытала никаких особых чувств. Сосны, тополя, ручей, луг. Она оглядывалась вокруг и старалась пробудить в себе хоть какие-то чувства… долина принадлежит ей, она всегда будет принадлежать ей. Но Эсмей чувствовала лишь боль и пустоту. Она соскочила с коня и сняла уздечку, освободив ему морду. Пусть попасется немного, пока она походит-посмотрит, а через час им уже надо отправляться назад. Она ослабила подпругу, отстегнула флягу и отпила воды. Тело требовало еды, но есть она не могла. Эсмей с трудом заставила себя съесть хотя бы немного, но ее опять вытошнило.

Она чувствовала слабость и уселась прямо на холодную землю, опустив голову на колени. Конь щипал неподалеку траву, и она слышала, как он отрывает и пережевывает ее. Что ей делать? Что она может сделать? Позади пустота, впереди тоже.

А посреди этой пустоты всего несколько ярких моментов, когда она делала что-то правильное, помогала кому-то или спасала кого-то. Херис Серрано. Вида Серрано. Что бы сказали они сейчас, если бы узнали? Объяснило бы это то, что пыталась понять адмирал? Изменило бы что-либо? Или, если бы они узнали ее прошлое, все стало бы хуже, гораздо хуже? Ее репутация и так уже запятнана, а она знала с детства, что в военной карьере ничто не забывается и ничто не прощается. Если, конечно, она поднимется над бесцветным, обыкновенным молодым офицером с заброшенной планетки, которой просто повезло, и, сделав однажды лишь один правильный шаг, она спасла жизнь Серрано… Если она признает, что раздавлена, подвержена кошмарам, то тем самым подпишет сама себе смертный приговор… подвергнет себя большому риску. Ее могут выгнать из Флота, отправить домой… только у нее нет дома. Даже в этой долине. Нигде.

Когда в голове немного прояснилось, она заставила себя выпить еще воды и съесть оставшуюся еду.