Доброволец - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин cтр.№ 22

Священник смотрит на меня пристально, медлит с ответом. Лет ему на вид столько же, сколько и мне. Худощавый, низкорослый, с аккуратной профессорской бородкой и в очках с круглыми линзами, он больше похож на университетского преподавателя, чем на попа. Такой же, «профессорский» у него выговор. Видно, какой-то серьезный перелом в судьбе заставил коренного интеллигента уверовать и даже принять сан.

– То, что вы сокрушаетесь сердцем, это очень хорошо. Так и должно быть. Помните о своих грехах, скорбите, не позволяйте своей душе свыкнуться с убийством. А сейчас… Вы хотите покаяться в чем-нибудь еще?

– Нет.

Я твердо уверен: разговор наш не окончен. Но у священника иное мнение. Он показывает мне ладонью: пригни-ка голову, духовное чадо… И моя непокорная головушка склоняется. Батюшка накидывает на нее епитрахиль, осеняет крестным знамением и произносит слова отпущения, которые я ни разу не мог разобрать и запомнить. Ведь когда стоишь под епитрахилью, все мысли о другом…

В тот же миг ушли из меня и тоска, и боль, и томление духа. Никогда, ни разу в жизни не пришлось мне быть свидетелем чудес или хотя бы чего-то не них похожего. Все сверхъестественное, все мистическое бежит от моей деревянной натуры, до того нехитро она вытесана. И все-таки одно маленькое чудо положили мне в кошель силы небесные. Всякий раз, когда поп забирает у меня грехи, сию же секунду приходит необыкновенно сильное чувство… не знаю, как назвать… выстиранности, наверное. Словно я лежал-полеживал в стопе грязной одежды, а потом дождался заботливой хозяйки, уж она меня полоскала-сушила-утюжила, и пятна на мне повывела все до единого…

– Останетесь до конца службы?

Хотелось бы, но…

– Извините, батюшка, я солдат. Я могу на другой службе понадобиться.

– Не-ет, так не годится.

– Если рота будет поднята по приказу командования…

– Не утруждайте себя объяснениями, – перебил меня священник, – вас сочтут дезертиром, это я понимаю.

Я развел руками. Добавить нечего.

– И все-таки, раз вы пришли в храм, следует вам и к причастию подойти. Сделаем вот как: я исповедую всех, – он мотнул головой в сторону шести или семи страждущих, – вы уж подождите. А потом напишу бумагу специально для вашего начальства. Как его величать?

– Поручик Алферьев… Денис Владимирович.

– Превосходно. Так вы дождетесь?

– Непременно, батюшка.

Он ободряюще улыбнулся мне.

И я достоял службу до конца. Другой священник, совсем старик, гордо держал перед собой чашу.

– Шире, шире ротик разевай… – ласково сказал он мне. Как ребенку.

Старый поп ловко подцепил ложечкой хлебный мякиш, едва смоченный красным вином – каким неизъяснимым Господним соизволением удалось им тут, в отощавшем Орле, разжиться капелькой кагора? – и отправил его мне на язык, а дьякон протер губы платком.

– Молоде-е-ец…

Я вышел на паперть. Солнышко мне улыбалось, трава сама просилась под ноги, птички пели, по мостовой шоколадно процокала коняга… Хорошо-то как! А? Лучше не придумаешь.

Давешний священник университетской наружности вышел вслед за мной и протянул записку.

– Благодарю.

– Не стоит благодарности. Простите, я хотел бы вам сказать кое-что не в роли церковнослужителя, а как частное лицо.

– Конечно, батюшка.

– Те люди, жизнь которых вы прервали, восстали против Христа и всех его заповедей. Вы бьетесь не просто с армией соотечественников, не просто с людьми, вставшими под какие-то кровавые знамена… нет. Против вас и ваших друзей выступает антихристианская рать, я знаю это точно. А посему вы не могли…

– Да я ведь не… – мне страстно захотелось рассказать ему, кто я такой и какими играми занимаюсь в его времени.

– Извольте не перебивать! – священник осерчал не на шутку. – Вы не могли и не должны были поступить иначе. Понимаете вы это?

Я ошарашенно молчал. Кабы на моем месте стоял настоящий белый доброволец, Алферьев, скажем, или Карголомский, или даже Епифаньев, то лучшего напутствия им и в мечтах бы не представилось. Но на их месте стоял я. Самозванец.

– Батюшка…

– Сергей Сергеевич.

– Да. Сергей Сергеевич… Так ведь есть же старинное правило, еще византийское, кажется: если солдат пришел с войны домой, несколько лет нельзя допускать его до причастия, поскольку он причастен к кровопролитию…

– Вы пришли не к правилу, а ко мне. А я имею власть отпустить вам грехи, и если окажусь неправ, с меня взыщет Господь, не с вас. Подойдите под благословение.

Я повиновался.

Он благословил меня и ушел, кажется, в сердитом настроении.

Тогда у меня шевельнулась мысль: а что ж тут поддельного? Исповедь моя честна, а военная работа, хоть и не красива, но никакой фальши подавно не содержит. Какое самозванство в обыкновенном солдате с трехлинейкой? Смертушка невестится к нему самая настоящая, и сам он меряет судьбу запыленными сапогами, да расходом патронов. Малевича можно скопировать, неудачный эскиз – переписать, а затвор передергивают всегда набело, всегда по-настоящему…

Следующая неделя, Орел и его окрестности

За Орел корниловцы бились с красными страшно. Взвод потерял полдюжины бойцов. За неделю я побывал в пяти штыковых атаках. Несмотря на это, наш дух был необыкновенно силен в те дни. Мы смертно уставали, но мы были веселы, большинство пребывало в отличном настроении.

Москва была совсем недалеко, рукой подать! Кажется, дыхание древних ее стен наполняло нас силой и надеждой. До поры корниловцам везло в боях. Мы нападали на более сильного противника и отбрасывали его.

Но… добровольческие полки двигались вперед все медленнее и медленнее. Больше отбивали атаки красных. И тут я начал припоминать то, чему меня учили в Невидимом Университете. Что они говорили? «У всякого процесса есть точка бифуркации, иными словами, точка, в которой ход дел может внезапно измениться, может остаться прежним, а может раздвоиться, растроиться и потечь разными руслами. В отношении истории правильнее говорить о точке неустойчивого равновесия. И она, эта самая точка равновесия, для гражданской войны всего одна. Это Орел. Были варианты – два наступления Колчака на восточном фронте, бросок Юденича к Петрограду, но нигде такой точки нет. Поверьте, мы подняли тысячи томов источников, разобрали на колесики три главных года гражданской, проиграли все возможные сценарии на компьютере и убедились в том, что правы участники войны, интуитивно чувствовавшие этот пик: Орел, осень девятьсот девятнадцатого. Один из них писал: «Воля нашего командования в это время была кем-то парализована…» Ваше дело – подтолкнуть процесс в правильном направлении. Растормозить волю начальственных людей белой армии. Вас почти три десятка, не считая тех, кто отправился на другую сторону… Возможно, хоть один достигнет поставленной цели, и этого будет достаточно».