Отец позвал его и сказал, хмурясь:
— Я, знаешь ли, занят. Не могу держать тебя при себе, как раньше. Теперь за тобой приглядит эбих Лан. Это мой друг, к тому же отменно отважный и умный человек. Слушайся его.
Лан Упрямец, сам медведь медведем, подбирал себе охранников и слуг того же телосложения. Он отвел Бал-Гаммаста к себе в шатер и сказал ему:
— Н-да.
Помедлил и добавил с выражением необыкновенного глубокомыслия на лице:
— Вот.
Огромный, медлительный в движениях, Лан почесал подбородок и, кажется, нашел подход.
— Ну что ж. Давай с самого начала Сколько полетов стрелы пройдет пешее войско за день в знойном месяце абе, если будет идти от рассвета до заката и сделает один привал, чтобы поесть? Ах да, я забыл добавить, это наше войско, пехота Царства.
— Я не знаю, — честно признался Бал-Гаммаст.
— А если это будут эламиты?
— Я не знаю.
— Конница, полночные кочевники, месяц аярт?
— Я не знаю, эбих.
— Так… — Лан произнес это с некоторым удовлетворением. — Угощайся.
И он первым протянул руку к горке фиников.
До поздней ночи эбих рассказывал ему, какие переходы делает царское войско и отряды всех ближайших соседей Царства, сколько оружия они таскают на себе и кого из них легче застать врасплох во время движения. Где стоит принимать бой, а где не стоит. Кого лучше таранить копейщиками, а кого разметывать ударом из луков. Чем всадники на верблюдах страшнее обыкновенной конницы. В каких случаях без пехоты ночи не обойтись… Иногда переспрашивал. Сам задавал вопросы, пытаясь убедиться в том, что его слушатель запомнил хоть что-то.
В конце концов сказал с удовлетворением:
— Слава Творцу, ты кое-что понимаешь. А теперь взглянем на карту…
Он развернул пергаментный свиток, от души раскрашенный разными цветами.
мы, Балле. Мятежники могут быть здесь… но вряд ли. Скорее здесь или здесь. Пешая разведка говорит, что они стоят в самом Кише, конная — что уже выдвинулись вперед. С утра мы с твоим отцом, эбихами Дуганом и Асагом прикидывали расстояние. Где выгоднее принять бой? Асаг полагает: они будут нас дожидаться на полпути… Почему? Надо быть онагром, чтобы занять ту позицию… Не-ет… мы с ними встретимся… встретимся…
Лан замолчал. Он нервно кусал ногти на пальцах левой руки. Пальцы правой руки перебегали по пергаменту от одного цветного пятна к другому… Глаза эбиха больше не видели ни шатра, ни карты, ни Бал-Гаммаста Перед ним расстилались равнины, тянулись дороги, изгибались каналы. Пехота устало пылила навстречу смерти. Скрипели телега.
Молчание длилось не менее того времени, за которое взрослый мужчина смог бы минимум дважды, не торопясь, насытиться мясом, хлебом и чесноком. Наконец Лан вспомнил о существовании Бал-Гаммаста Удивился. По глазам видно — удивился. Кто это у него в шатре? Ах да.
И позвал самого большого медведя из своих людей. Сотника Пратта.
— Э-э-э, сотник. Ты приглядишь за мальчиком. Я, знаешь ли, занят.
Сотник издал невнятное рычание. Кажется, сообразил Бал-Гаммаст, ему не понравилось возложенное поручение.
— Э-э-э, знаю. Но это очень смышленый мальчик. Рычание повторилось.
И тут эбих Лан Упрямец преобразился. Что-то в лице у него изменилось. И в позе. Впрочем, лицо, поза — куда ни шло. Но голос! Голос — как у другого человека. Спокойный, холодный, повелительный. Бал-Гаммас-ху захотелось поклониться. Хотя он с детства плохо умел кланяться.
— Сын мой сотник Пратт! Приказываю тебе неотлучно быть при мальчике. День и ночь. Сотню сдать Алангану. Отвечаешь головой.
— Да, отец мой эбих… — с удивительной членораздельностью ответил ему Пратт.
— Если захочет сражаться с мятежниками, позволишь ему. Дашь стрелять из лука и биться мечом. В копейную шеренгу не ставить — убьют. Если он получит хоть одну рану…
Эбих покачал головой. Не дай Творец, Бал-Гаммаста хотя бы оцарапают.
— Забирай! Каждый вечер — ко мне в шатер.
— Отец мой эбих…
— Что тебе?
— Отец мой эбих, за кого считать… м-м-м… его?
— За солдата. Так его отец велел. Все! Лан отвернулся к карте.
— Вот здесь.
— Что такое, Балле? — Слова эбиха помимо произнесенного вопроса содержали еще один, непроизнесенный: «Как, ты еще тут, малец?»
За спиной Бал-Гаммаста сотник тихо сообщил заднице собственной бабушки нечто исключительно важное.
— Вы встретитесь вот здесь, эбих Лан. — Палец Бал-Гаммаста уперся в точку на пергаменте, совершенно неотличимую ото всех прочих. — Кажется, там должны быть холм и дорога.
— Бред Балле. Впрочем, твой отец почему-то говорит то же самое…
Так Бал-Гаммаст познакомился с двумя медведями за один день.
Сотник проследил за тем, чтобы подопечный лег спать пораньше, и на следующий день поднял его ни свет ни заря. Велел снарядиться, как будто к бою, и сесть на коня. Бал-Гаммаст натянул дорогой доспех, специально сделанный по его мерке и несколько облегченный. Закинул за спину охотничий лук, нацепил бронзовый меч и нож. Впрочем, меч был не намного тяжелее ножа. Взял в руки короткое копье. Возложил на голову шлем с золотой насечкой. А ведь хорош. Гана загляделась бы на него. Бал-Гаммаст представил себе, как она ходила бы вокруг него. Словно бы не обращая внимания, будто бы разговаривая с подружкой, есть у нее отвратительная подружка… так вот, ходила бы вокруг, не рядом, а на расстоянии, но не очень далеко, и бросала такие взгляды, ну такие, словом, как будто ей совсем не интересно, а на самом деле очень даже интересно…
Сотник Пратт Медведь ходил вокруг него и бросал такие взгляды…
— Слезай и снимай все это говно. Бал-Гаммаст подчинился. Пока он возился с доспехом, Пратт ласково беседовал с каждым предметом его вооружения:
— Этим говном не прострелить даже задницу моей бабушки. А этим говном свиньи не заколоть. А в это говно хорошо блевать: золото не тускнеет, начищать не надо…
Потом позвал солдата из своих и миролюбиво сообщил ему:
— Ты, помет, пальцем деланный, будешь следить за моим онагром и его конем. Пусть будут сыты и чищены как надо. Иначе шкуру спущу. А если ты их огорчишь…
И сотник покачал головой совершенно так же, как эбих Лан прошлым вечером. Доходчиво, иными словами.
— Мой конь! — не то чтобы испугался, а скорее удивился Бал-Гаммаст.
— Цыц, салажонок. Возьми барахло в руки. Повел его в обоз. Там отобрал все, чем так гордился Бал-Гаммаст, и выдал ему вместо этого тяжелое солдатское копье, круглый деревянный щит, обитый кожей, длинный меч и высокий лук, такой тугой, что с непривычки и не натянешь как следует. Взял еще два щита, старых, никуда не годных, зачем их только возят…