Я посмотрел на него, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
Взгляни на них, подстерегающих меня из засады, на насильников, набрасывающихся на меня, безвинного и безгрешного…
— Нельзя, — тихо произнес я. — Это будет ни больше ни меньше, чем массовое убийство.
— Это называется — уцелеть, — резко заявила Рыбакова.
— С каких пор это так называется? — требовательно спросил я. — Ведь мы же не стоим перед необходимостью отреагировать на что-то совершенно внезапное. По-моему, у нас еще достаточно времени — если не ошибаюсь, они и будут-то здесь не раньше, чем лет через десять.
— Позже, — буркнул Фрейтаг. — Мне кажется, можно рассчитывать даже лет на двенадцать, если принять во внимание, что им неизбежно придется на подлёте сюда включить торможение, и произойдет это на значительном удалении от нас.
— Что означает для всех, кто прямо или косвенно вовлечен в принятие решения по этому вопросу, возможность взвесить все за и против, — успокоил меня Айзенштадт. — Возьму на себя смелость предположить, губернатор, что эти «все» будем не только мы, а кто-то еще?
Рыбакова кивнула.
— Патри несомненно пожелает созвать комиссию для рассмотрения создавшегося положения и выработки соответствующих рекомендаций. — Она повернулась ко мне. — А ваша работа, Бенедар, будет заключаться в том, чтобы оказывать помощь в дальнейшем изучении гремучников. Но в том случае, если она еще понадобится доктору Айзенштадту.
— Понадобится, — подтвердил Айзенштадт, едва она успела закончить фразу. — И он, и мисс Пакуин показали себя людьми, действительно незаменимыми.
Рыбакова сделала над собой довольно значительное усилие, чтобы произвести впечатление человека откровенного, этого усилия ей, однако, явно не хватило.
— Прекрасно. Дайте мне знать, если кто-то из них окажется для вас лишним. Благодарю вас, доктор, и вас, адмирал. Поздравляю вас обоих с успехами, достигнутыми на этом поприще и не сомневаюсь, что руководство Патри сумеет придать этому поздравлению более конкретные формы. Всего вам хорошего! Доктор Айзенштадт, держите меня в курсе дела относительно того, как будет продвигаться ваша работа.
Когда мы вышли за ворота резиденции губернатора, где происходила наша встреча, адмирал Фрейтаг расстался с нами. Он направлялся в Главное управление Службы безопасности Солитэра, а мы с Айзенштадтом должны были ехать в космопорт «У края радуги», где нас ожидал корабль, совершавший челночные рейсы. Подождав, когда мы с Айзенштадтом оказались достаточно далеко от пилотов и персонала, я задал ему вопрос, который давно мучил меня.
— Что имела в виду губернатор Рыбакова, когда просила дать ей знать о том, когда мы с Каландрой окажемся лишними для вас?
— Ах, да все дело в тех юридических закавыках, которые теперь возникли вокруг вас и неё, — с деланным безразличием пожал он плечами. — То же, что и раньше.
— Вы имеете в виду, что казнь Каландры не снята с повестки дня?
— В общем, да, — ответил он. — Кроме того, поднялся шум по поводу того, что и вас следует отдать под суд за содействие её побегу. Всё это очень уж странно, особенно, если принять во внимание ту неоценимую помощь науке, которую оказали вы, околачиваясь там, на Сполле.
Я раздумывал.
— А Патри по-прежнему не спешит раскрывать секрет этих работ?
Он с вымученной улыбкой кивнул.
— Ну… это скорее для вас теперь преимущество. Поскольку они пока не имеют возможности посвящать в эту работу других, и вы, и Каландра остаетесь здесь по сути дела единственными из Смотрителей. И пока вы мне будете необходимы, Рыбакова не станет забирать вас отсюда.
— Понятно, сэр, — пробормотал я. Разумеется, все это только на руку нам… и в ещё большей степени на руку Патри. Ведь коль нет общественного знания, нет и общественного мнения, а отсутствие общественного мнения позволит им любое тотальное уничтожение всяких там пришельцев без малейшего риска для себя.
Потому что тысяча встанет за тобой, десять тысяч последуют за десницей твоей, и ты останешься невредим…
— Да, сэр, — повторил я. — Понимаю.
ГЛАВА 29
В течение последующих трёх недель не происходило ничего значительного. Примерно раз в два дня Айзенштадт общался с гремучниками, Каландра и я, наблюдая за ними, пытались истолковать чувства пришельцев, говорящих устами пастыря Загоры. Айзенштадту удалось вынести из этих контактов не так уж много нового, а я, поскольку был в курсе дела, начинал понимать, что замечание губернатора Рыбаковой было обоснованным: гремучники, действительно, высказывали правдивые утверждения, которые, тем не менее, могли кого угодно ввести в заблуждение. Айзенштадт даже хотел было возмутиться по этому поводу, но разум остановил его. В конце концов, это могло лишь оказаться странной особенностью их психики, и всякого рода претензии могли лишь напортить.
Что касалось приближавшейся к Солитэру флотилии, то о ней они стойко продолжали хранить молчание, на какие бы уловки ни шел Айзенштадт, пытаясь разговорить их. В конце концов, он отчаялся и прекратил свои попытки. Но лишь после того, как выпросил у них заверения, что они помогут провести корабли с наблюдателями на борту, которые входили в состав комиссии Патри.
Вскоре прибыла и сама комиссия в составе двух кораблей Службы безопасности, нагруженных огромным количеством хитроумнейших штучек-дрючек для фотографирования, сканирования, анализа и измерения и, как я слышал, более чем с дюжиной зомби на борту. Мысль о последних заставила меня похолодеть, и я уже с ужасом представлял себе, как буду жить бок о бок с тюрьмой смертников. Но вскоре выяснилось, что мои опасения оказались напрасными — вместо того, чтобы расположиться рядом с нами, комиссия решила основать свою штаб-квартиру в нескольких сотнях километров от нас на одной из бывших нелегальных баз контрабандистов. Они остановились там, не желая жить в довольно убогих, по их мнению, условиях, типичных для такого паллиативного варианта жилищного вопроса, какой представлял собой наш не обретший осёдлости лагерь у скал.
Принцип отбора людей в эту комиссию вселил в меня кое-какие надежды. Бизнесмены и политические лидеры, влюблённые в свой комфорт и благополучие, были в числе тех, кто не склонен выстрелить первыми в отличие от дуболомов из Службы безопасности Солитэра, возомнивших себя выдающимися военными стратегами. И, действительно, возвратясь после встречи с ними в месте их пребывания, Айзенштадт сообщил мне, что, вопреки ожиданиям Фрейтага на обратное, вопрос об установлении Патри контактов с флотилией стоял на повестке дня работы комиссии. И я вынужден был признать, что это совсем даже неплохо.
Тем временем комиссия отправила на разведку свои корабли, а я вернулся к своим обязанностям, загнав куда-то глубоко-глубоко в подсознание все мысли о неприятельской флотилии… и оказался совершенно не готовым к тому, что, когда две недели спустя, на меня свалилось это…