Медные трубы Ардига - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Михайлов cтр.№ 99

– Ничего плохого для вас – вы это имеете в виду? Должен разочаровать вас: время моего прибытия с грузом в пункт назначения твердо установлено, и немедленно после разгрузки там я должен приступить к выполнению другого задания. В случае, если я не смогу сделать этого, ответственность ляжет на вас. А поскольку я не хочу больших неприятностей для меня самого и пользуясь тем, что мне дано право самостоятельно принимать любое решение, касающееся корабля, то я предпочту не выполнить текущую задачу – по вашей вине, но не сорвать следующую, потому что это уже было бы целиком отнесено на мой счет. Так что – два часа и ни минутой больше.

«Поверьте, капитан: мы принимаем все меры. Надеюсь, что двух часов нам хватит – даже с избытком. Поскольку оператор процесса, который и будет проводить устранение неисправностей, находится, как вам известно, здесь, а не на ПЗБ, и он в полном порядке. Одновременно сообщаю: я доложил о происходящем в штаб Системы в Главном мире, запросил помощи – и сейчас уже стартовала бригада из двух военных кораблей, направляющаяся сюда. Как видите, я не стараюсь выгородить себя».

– Отдаю должное вашему мужеству, генерал-максимат, и надеюсь, что наш флот поможет вам восстановить порядок. Однако мои планы остаются в силе.

«Но обещайте подождать хотя бы эти два часа».

– Я уже обещал вам это, генерал-максимат.

Маха, оставшись в одиночестве, спокойно, хотя и быстрым шагом, прошла по безлюдному коридору, свободно опустилась на нижний уровень ПЗБ и подошла к двери изолятора. Дверь эта охранялась; видимо, никакие тревожные сигналы не в состоянии были освободить часового от его обязанностей, и он продолжал нести службу, хотя и нельзя сказать, что так уж бдительно. Дистант его, висевший на ремне через плечо, был слегка отодвинут за спину, и для того, чтобы изготовиться к стрельбе, потребовалось бы несколько движений; а для того, чтобы их совершить быстро, стражу пришлось бы освободить правую руку от солидного бутерброда, которым он как раз в это время закусывал, полагая, что это нарушение устава караульной службы останется незамеченным. Поэтому появление быстро шагающей женщины с офицерскими знаками различия на воротнике и рукаве оказалось для него не только неожиданным, но и крайне неприятным, и он потратил секунду-другую, чтобы сперва сунуть недоеденное лакомство в карман (а больше и некуда было) и только после этого завести руку за спину, чтобы вернуть дистант на положенное место, а именно – на грудь.

А пока он совершал эти эволюции, женщина оказалась уже совсем рядом с ним, вплотную, и по ее устремленному на него взгляду часовой успел даже не сообразить, но просто нутром почувствовать, что сейчас у него начнутся неприятности. Однако дальше этого его ощущения не пошли; он даже не успел хотя бы в общем прикинуть, какие меры наказания могут быть к нему применены, как эти меры – одна из них, во всяком случае, – уже реализовались, а именно – неожиданный, но очень точный профессиональный удар вывел его из строя и заставил незамедлительно опуститься на пол и там скорчиться, приняв такую позу, в какой любой из нас находился, пребывая в материнской утробе. А когда он – несколько позже – пришел в себя, то смог лишь установить, что обклеен по рукам и ногам и даже рот его заклеен наглухо. Единственное, что он мог сейчас, – это дышать носом и благодарить судьбу за то, что не страдает насморком.

Что происходило вокруг него, оставалось недоступным для его зрения, поскольку кусок черной ленты на позволял даже открыть глаза. Таким образом, из необходимых для оценки обстановки чувств в его распоряжении оставался сейчас только слух – и он доносил до пострадавшего лишь негромкие звуки шагов сразу множества человек – ну, может быть, не такого уж множества, но десятка полтора людей быстро прошли мимо него – это уж точно; прошли, не обмениваясь ни словом, походка на слух казалась уверенной, определенной, и это говорило о том, что люди знают, куда идут. Охраннику, даже с несколько туманной еще головой, не составило труда понять, что это были за люди: именно те пятнадцать, содержавшихся в изоляторе уже недели две, а почему и зачем – охране это не было ведомо да и не интересовало вовсе.

Шаги последнего смолкли, когда он поравнялся с лежащим, и тогда прозвучали первые услышанные пострадавшим слова: «А с этим что?» Женский голос ответил уже как бы издалека: «В камеру и запереть». После чего охранника подхватили за плечи и под колени, подняли, пронесли немного и положили – правда, не на пол, а на койку, где было намного удобнее. Звякнул замок. Вероятно, в ближайшее время ничего страшного склеенному не грозило. Придя к такому выводу и чувствуя себя не в состоянии сколько-нибудь связно думать о будущем, нейтрализованный воин принялся размышлять о вещах более близких и конкретных, и прежде всего – о недоеденном бутерброде, оказавшемся теперь, к сожалению, между бедром и матрасом и наверняка серьезно пострадавшем. Мысль об утраченной ценности заставила лежащего даже сделать несколько судорожных движений в надежде освободиться; но ничего из этих попыток не вышло, и, как ни странно, вскоре после этого часовой ухитрился уснуть, вспомнив, вероятно, великую истину: солдат спит, а служба идет.

Что же касается тех пятнадцати человек, что действительно были, как правильно определил часовой, порученными его вниманию заложниками, то они свое освобождение восприняли не как счастливую неожиданность (как можно было бы ожидать), но как нечто естественное и заранее предусмотренное. Когда Маха, воспользовавшись изъятыми у охранника ключами, отворила дверь и вошла в комнату, ее встретили пятнадцать пар глаз, спокойно-вопросительных. Она спросила: «Тавров?» Один из пятнадцати ответил: «Я».

После чего женщина, подойдя, проговорила что-то ему на ухо; Тавров кивнул, повернулся к остальным и сказал только: «Выходим. Программа два. За лейтенантом» – и кивнул на Маху. Она повернулась и вышла, и остальные двинулись за нею в порядке, очевидно, выработанном заранее; Тавров вышел последним.

После того как перенесли и заперли охранника, подошли к лифтовому стволу, где ненадолго остановились. Тавров спросил: «Сколько и куда?» Маха ответила: «Пятеро – к главному порталу. К нему пристыкован перехватчик; занять в нем места и ни в коем случае не отстыковываться и не позволять никому подстыковаться к вам. То есть контролировать вход и выход, никого ни туда, ни оттуда. Оружие там имеется». «Ясно», – ответил Тавров. «Юлий и твоя группа, выполняйте». «В стакане на самый верх, там увидите», – подсказала Маха, на что Юлий откликнулся: «Дорогу найдем», и пятеро уехали. «Вторая пятерка – следующий уровень, берем капитана базы, контролируем связь, дальше – по обстановке». «Сопротивление ожидается?» – спросил Тавров. «Незначительное, – ответила Маха. – Вот оружие». Она передала Таврову сумку, с которой не расставалась все время после высадки на базе, и облегченно потерла плечо. «Остальные, – продолжала она, – идут к усть-магистрали, там сейчас почти все здешние, заняты ремонтом. Задача – никого не выпускать, изолировать от остальной части базы. Там в основном безоружные». «Как и мы», – усмехнулся один из последней пятерки. «Нет, – возразила Маха, кивнув на сумку, – тут хватит на всех: десять стволов». Тавров тем временем достал и повертел в руках один из дистантов. Критически поднял брови. «Слабоваты, – сказал он, – не боевые, а полицейские, только вырубающие». «Помощнее – добудете сами», – усмехнулась она. «Ясно». – «Ты – старший». – «Как держим связь?» – спросил Тавров. «По общей трансляции, с капитанского поста». – «Последний вопрос: а где будете вы?» – «С вами, в капитанском посту, и войду первой, мне это легче. Еще вопросы? – Никто не отозвался, и женщина скомандовала: – Начали».