Они как раз проходили мимо спальни Джоан Роулэнд. Горничная стояла на постели во фланелевой ночной рубашке, и сна у нее не было ни в одном глазу.
Дарвин повернулся к Поулу.
— Этого я и боялся. Джейкоб, не сделаете ли мне одолжения? Не могли бы вы успокоить ее и объяснить, что она может лечь в постель?
— Я? Это ведь вы у нас всегда все знаете.
— Мне не хватает вашего таланта по части обращения с перепуганными женщинами.
— Вздор, вы им вечно хвастаетесь!.. Ну так и быть. — Поул свернул в спальню и, бросив через плечо: — Вы у меня в долгу, Эразм, — сменил тон на самый что ни на есть убедительный, однако не преминул чуть повысить голос, чтобы уходящий Дарвин расслышал все до последнего словечка: — Вот, Джоан Роулэнд, вы сами только что видели, как великий доктор Дарвин идет себе баиньки, предоставляя другим отдуваться за него.
Улыбнувшись про себя, доктор отправился в столовую, однако задержался там ровно на столько, сколько потребовалось, чтобы поправить шарф и застегнуть пальто. Спустившись по последнему лестничному пролету в холл, он вышел из дома и зашагал по темной тропе, что вела вдоль утеса на юг.
Настала самая трудная часть.
Дарвин брел еле-еле, уткнув нос в воротник и почти не замечая каменистой земли. Взор его то и дело обращался направо, к морю. Где-то там, в темноте, корабль. Команда, верно, теряется в догадках. Гадает: почему же прервался сигнал и безопасно ли высаживаться на берег?
Дом, который снимал Антон Рикер, оказался совсем крохотным — немногим лучше обычной крестьянской лачуги на одну комнату. Перед единственной дверью не видно было ни пони, ни двуколки. Профессор, верный своему слову, и впрямь уехал в Абботсбери, расположенный в нескольких милях отсюда на побережье. Дарвин даже догадывался, что у Рикера там за дело. Очень скоро он будет озадачен не менее, чем команда корабля.
Дверь домика была закрыта, сквозь единственное пыльное окошко разглядеть ничего не удавалось. Внутри мерцал крохотный огонек.
Дарвин набрал в грудь побольше воздуха, распахнул дверь и решительно шагнул в дом.
Низкую комнатку освещали две сальные свечки в каменных мисках — по одной на каждом краю сучковатого вязового стола. На полу у стены стояла вычислительная машина. Выглядела она точно так же, как и в столовой Ньюландса. Справа от камина располагалась кровать, слева — детская кроватка.
На столе, накрытом на одного, лежала еда: холодная баранья нога, большущее блюдо маринованных луковичек, черный хлеб и дымящаяся цветная капуста. Рядом с тарелкой стояла пинтовая оловянная кружка. За этой-то тарелкой и сидел человек: подняв нож, он как раз собирался отрезать мяса.
Ноги одинокого едока болтались, свешиваясь с высокого стула, а макушка возвышалась над столом не больше, чем на двенадцать дюймов.
Дарвин небрежно кивнул ему с таким видом, будто ничего не могло быть естественней и приятнее, чем посреди ночи встретить карлика.
— Добрый вечер. Я хотел поговорить с профессором Рикером.
Человек менее наблюдательный скорее всего не заметил бы, что карлик на миг заколебался.
— Профессор уехал по делу, — ответил тот наконец. И, когда Дарвин не ответил, продолжил: — Я… я его лакей. Меня зовут Эли Мари.
Карлик говорил по-английски вполне хорошо, хотя и с явно выраженным нормандским акцентом. Соскользнув со стула, он отошел от стола и поклонился Дарвину. Росту в нем оказалось не более трех с половиной футов. Ноги и руки напоминали короткие обрубочки, но большая голова была правильной формы. Ясные карие глаза зорко осмотрели Дарвина с головы до ног.
Доктор улыбнулся своей щербатой улыбкой.
— Я думал, нельзя ли подождать возвращения профессора прямо здесь.
Секундная пауза вновь была почти незаметной, но у Дарвина сложилось четкое ощущение, что его быстро оценивают, а потом выносят решение.
— Конечно. — Мари махнул на сиденье с другой стороны стола. — Я тут собираюсь поужинать. Если не побрезгуете…
— Ну, может, кусочек-другой.
Дарвин сел, с удовольствием захрустел луковичкой и вытер рукавом уксус со рта. Карлик поставил на стол вторую тарелку, нарезал баранину и выжидательно поглядел на доктора.
— Сегодня я уже видел вычислительную машину в действии. — Дарвин кивнул на механизм. — Потрясающее изобретение.
— Профессор Рикер — человек выдающегося таланта.
— Я бы зашел еще дальше. — Доктор поднялся со стула и подошел к машине. — Это изобретение говорит о подлинном гении. Можно даже сказать, в нем таится подлинный гений. Вам знакомы имена Джорджа Ламберта Уолкера и Джедидии Бакстона?
— Впервые слышу.
— А могли бы и знать. У вас с ними много общего. Но одна вещь касательно этой машины озадачивает меня сильнее всего прочего.
— В самом деле? — Мари говорил совершенно бесстрастно, однако опустил нож. — Боюсь, что с объяснением придется повременить, пока не приедет профессор Рикер.
— Не уверен. Видите ли, мсье Мари, мой вопрос никоим образом не касается внутреннего устройства машины. Он куда более земного свойства.
Карлик промолчал.
— Он совсем прост, — продолжал Дарвин. — Когда машину привезли в Ньюландс, для того, чтобы вытащить ее из коляски, а потом положить обратно, потребовалось двое слуг. Но обратно-то профессор уехал один. А он ведь отнюдь не блещет могучим сложением. Вот я и задумался, как же ему удалось в одиночку выгрузить тяжелую машину, которую с трудом тащили двое рослых лакеев.
— Я ему помогал. — Карлик совсем притих.
— Ничуть не сомневаюсь. — Дарвин взял вычислительную машину за уголок и без труда приподнял. — Вы помогали ее нести, однако не только в качестве носильщика: вы сделали ее примерно вполовину легче — строго говоря, на ваш собственный вес.
В глазах Мари вновь отразилась мгновенная работа мысли. Без сомнений, карлик торопливо принимал какое-то решение. Наконец он пожал плечами в знак того, что ему уже все равно, и снова поднял нож, но лишь для того, чтобы подцепить несколько ломтиков баранины и разложить их по тарелкам.
— И много ли вам известно… доктор Дарвин? Думаю, вы согласитесь, что я ничего не выдаю, продемонстрировав, что знаю, кто вы такой.
— Совершенно. В некотором смысле можно сказать, мы уже были сегодня представлены друг другу. Не окажете ли мне честь, позволив ознакомиться с внутренним устройством своего изобретения? Полагаю, оно ведь всецело ваше?
— От начала и до конца, от замысла до изготовления. Антон Рикер — храбрый человек и хороший актер, не более того. — Эли Мари соскочил со стула и присел на корточки рядом с вычислительной машиной. Прикосновение к потайной кнопке — и нижняя часть выехала наружу, как ящик письменного стола. — Вот. Рычаги выходят вот сюда, и снизу можно понять, в какое именно положение их установили. Здесь вот печатается ответ.