— Для профилактики, Комиссар. — Клубин подумал. — И для тренировки.
— То есть ты и впрямь всё ещё думаешь по-русски?
— Нет, не думаю.
— Хорошо… продолжай мне лгать, мне это выгодно… О'кей, от твоего неумного поступка хуже не стало, хотя и пользы особой не наблюдаю… Либо ты что-то себе маракуешь на будущее, — произнёс Эйч-Мент по-русски. И замолчал, ожидая правдивого ответа.
— Ну да, да, Комиссар, я намерен идти с ними, куда они там собираются. Я обнаружил себя перед Уткиным, чтобы иметь джокер доверия.
— И больше никогда не морочь мне голову, мальчик, когда речь идёт о важном деле. Ты уже вроде взрослый опытный человек, пятьдесят три года всё-таки. Пора уже повзрослеть.
— Есть, Комиссар. Принято к исполнению. Как поживает ваш кровосос?
— Представь себе, он уже почти восстановил все внутренние органы и явно ищет самку. Я позвонил подполковнику Джилберту, мы ударили по рукам, ночью его кровососиху привезут.
Плевать было Эйч-Менту на детсадовские провокации.
— Настучать бы на вас, Комиссар, да некому, — сказал Клубин.
— Если ты изыщешь способ выполнить свой долг землянина и уничтожить мою незаконную собственность, я слова тебе не скажу в порицание, сынок, и никак не взыщу с тебя. Второй вопрос возник у меня к тебе. Можем ли мы теперь утверждать, что знаем, кто находился в пилотской кабине RN-24777? Я имею в виду то самое загадочное «неустановленное лицо». Твоё мнение.
— Да. Мы знаем.
— Влада находилась.
— Влада. Но подтверждение у Пушкарёва и Уткина я, конечно, получу.
Эйч-Мент помолчал.
— Двусмысленно сказал.
— Однозначно, шеф. Разве что «но» было лишнее.
— Непохоже это всё на инопланетян, сынок, — с отвращением произнёс Комиссар. — Слишком поземному. Любой из Хозяев, nom de Dieu de putain de bordel de merde de saloperie de connard d'encule de ta mere,
[7]
действовал бы похожим образом, получи он те же возможности.
— Дело в праве на получение тех возможностей, Комиссар. А если учесть, что наши новые знакомые, Влад и Влада, выросли на Земле… да ещё в Беларуси… О! Как там выборы, кстати?
— Многие у меня тут считают, что через пару лет не будет такого государства. Страна останется, конечно, а государство придётся создавать всем миром. Вот только Зоны у них теперь нет, придётся создавать государство задёшево, в качестве гуманитарной помощи.
— Я бы погодил с похоронами. Сорок лет уже…
— Говори по-немецки… С чьими похоронами ты бы погодил, Сталкиллер? С государственными?
— Матушку хоронить я бы погодил, — сказал Клубин и подумал: «Застрадались уже, полит-Нострадамусы… Одно раздражение от них на коже… Чесотка интеллектуальная…»
— На мой третий вопрос ты ответил. Хорошо. Но говори по-немецки, заклинаю тебя. Ну и вопрос напоследок… открой-ка мне дверь, сынок.
Клубин с сервиса, встроенного в подлокотник дивана, открыл дверь. Эйч-Мент, огромный, приземистый, с самого детства и навсегда загорелый, словно поджаренный на свином жиру и оливковом масле, красноглазый, с тяжёлыми веками, в чёрном плаще, в армейских ботинках, в трофейной шапочке-пидорке по брови с зелёными арабскими буквами над левым ухом, шагнул в салон, и в салоне сразу стало тесно и официально неуютно. Клубин поднялся, салютовал. Эйч-Мент кивнул в ответ, сунул Клубину перчатку для пожатия, взял со стола ополовиненную бутылку с чаем и, валясь величаво в кресло напротив, длинным глотком выпил её до дна. Оставшийся снаружи телохранитель Эйч-Мента, подпоручик Пшечка, козырнул Клубину и задвинул перед собой дверь.
— Удивили, Комиссар, — заметил Клубин. — Здравствуйте.
— Piss off, man, — с чудовищным, невоспроизводимым индусско-немецко-чеченским акцентом — и с большим чувством — сказал Эйч-Мент. — И здравствуй, товарищ… Крестница как моя?
— Вы же подслушивали.
Эйч-Мент помолчал.
— Привет от меня ей передай. Впрочем, я сегодня заеду к ней, я соскучился… Это надо. Моей вины столько же, сколько твоей, сонни, сынок. Косметичку ночью ей доставят. Как раз твой протеже из Китая вылетает, я его озадачил. Замок потом поменяешь. Ну позвонишь там кому-нибудь, я не знаю… Сам решай.
Клубин кивнул. Эйч-Мент крутил между ладоней пустую бутылку. Затем аккуратно, навесом, бросил её в угол, в корзину для бумаги. С лица его сошла отеческая скорбь a.k.a. участие. Он глянул из-под низкого лба прямо Клубину в душу, как если бы хотел увидеть там нечто незаконно скрываемое.
— Итак, сынок. Событие, именуемое нами Exit, — в свете открывшихся обстоятельств, — есть событие самостоятельное? Мы не имеем дело с результатом наших… нашей политики, скажу вот так. Вот такой вопрос. Он по-житейски риторичен, но политически… ты понимаешь, сонни, Сталкиллер. Мы должны с тобой очень точно уяснить, имеем мы — или имели — дело — с чем. Или — с кем. «Как быть дальше» — вопрос второй. «Кто виноват» — первый. Как быть дальше от него зависит. Отвечай. И без привлечений неизвестной, мать её, природы. Объект регистрировался средствами ПВО ООН, SETI, WASA. Отныне никакой «неизвестной природы», ясно тебе? Меня тошнит от неё! — Эйч-Мент помолчал. — Говори, Сталкиллер.
— Exit — совершенно самостоятельное событие, Комиссар. К добру или к худу, я пока не знаю. Но мы тут ни при чём. Крестовые выходы за бесплатным золотом в Карьер, «Планета Камино», наша с вами война с радиоактивными уголовниками под Саркофагом — не провоцировали и не инициировали Восстание. Своим чередом наступило время, событие созрело — и произошло. — Клубин почесал бровь, собрался. — П-п-п… По-моему, Комиссар, кашлять на всю нашу политику Влад и Влада хотели. И с полным на то основанием. Даже с моей точки зрения, они правы. Клопиные бега у нас с вами. Свадьбы и похороны государственные наши — собачьи.
— Ага, — без паузы сказал Эйч-Мент. — То есть основные фигуры — они. Влад и Влада. Вдруг возникшие сегодня. Из волшебного ящичка сталкера Комбата.
— О других нам неизвестно, Комиссар.
— Об этих нам тоже было неизвестно до сего дня, Сталкиллер… Не спеши. Не спеши… Ну а Бредень?
— Вы знаете моё мнение. Он эффектор. Бич, а не бог. Раньше я предполагал, теперь я уверен…
— А Пушкарёв и Уткин? Голову они тебе морочат отлично, я согласен.
— Не верю. Не верю, что близнецов они выдумали.
— Faith!
[8]
— с непередаваемым презрением сказал Эйч-Мент. — Сталкиллер, две эти головы, Комбат и Тополь, — равные мне и Вобенаке по «чуйке» и по помеченности сталкеры. Не забывай. Не забываешь? Теперь говори снова.
С расстановкой Клубин сказал:
— Комиссар, я — не верю, — что близнецов Влада и Владу — Комбат выдумал — на подставу вместо себя.