Сверхдержава - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Плеханов cтр.№ 60

— Лисенок, — вяло сказал Краев, сдерживая непрошеную отрыжку. — Съешь мою порцию, а? Я чувствую, что у тебя еще осталось место в твоем маленьком, не больше наперстка, желудке.

— Сам ешь! — Лиза толкнула его локтем, не сводя блестящих глаз от соблазнительной обгрызенной отбивной. — Тебе надо поесть как следует! А то по мозгам шарахнет!

— Кто шарахнет?

— Не кто, а что! Ускоритель! Ты уже три стакана выхлестал! Ускоритель заедать надо!

— Я что, похож на человека, на которого подействовал ускоритель? — пробормотал Краев, совсем уже засыпая. — На меня ваш ускоритель не действует. Я же метаморф… У меня все не так, как у людей… Ты ешь, милый Лисенок. Я очень люблю кормить лисят. Маленьких миленьких лисяток…

Он положил руку на стол, голову — на руку и отрубился. Лиза нежно, благодарно погладила его по бритому темени. Потом подвинула к себе его тарелку и занялась отбивной.

* * *

Первый аккорд вошел в сознание остро, как кончик штопора в пробку. Краев судорожно всхлипнул, дернулся всем телом, не открывая еще глаз, оборонительно закрыл уши руками, но металлический штопор двигался уже глубоко в его голове, прокладывал себе дорогу, ритмично ввинчивал гитарные риффы виток за витком. Невидимая рука придавила плечи Краева к столу, другая рука дернула за ручку штопора, и мозги его выскочили из черепной коробки со звуком откупориваемой пробки.

Плюк!!!

И наступила тишина.

— Что это? Что это было? — Краев ошарашенно хватал воздух ртом, мотал головой, как человек, глотнувший морской воды и едва не перешедший в разряд утопленников.

— Гляди-ка ты, проснулся! — Диана перегнулась через стол, хлопнула Лизу по плечу. Лиза и все прочие сидели спинами к Краеву, смотрели куда-то в глубь зала — туда, где царила полная чернота.

Краев отхлебнул полстакана зараз, вторую половину вылил себе на голову. Лиза полуобернулась к нему.

— Чего бузишь? Бессонница замучила?

— Что это за звук был? Такой странный?

— Звук настраивали. Там… — Лиза махнула рукой в сторону сцены. — Сейчас начнется.

И тут же небеса разверзлись. Точнее, локально расстегнулись со звуком сломанной «молнии». Сцена озарилась белесыми вспышками, похожими на приступ мигрени. С небес на сцену эффектно слетел конферансье, размахивая руками и каркая, как ворона. Вероятно, по творческому замыслу он должен был коснуться земли одновременно обеими ногами. Но невидимые стропы, которые опускали его, сработали как-то не так. Человек приземлился на одну ногу и стоял на ней в немыслимо наклонном положении, нарушая пошлые законы тяготения, дергая другой ногой, поднятой на полметра. Он пытался дотянуться ею до пола. В конце концов он изнемог от безуспешных попыток освободиться и начал свое выступление. Первой фразой конферанса был громкий хриплый вопль:

— Да отпусти же ты, козел чумной, холера тебе в глотку!!!

Невидимые нити ослабли разом, человек рухнул на пол как марионетка, у которой перерезали веревки. Публика дружно захлопала и засвистела.

Человек поднялся, почесал голый живот. Потом поднял свалившуюся с него маску, изображавшую череп. Вытянул ее на руке вперед.

— И ты, Йорик, друг мосластый… — сказал он задумчиво. А потом запулил маской в публику. Маска серебристо мелькнула в воздухе, народ повскакивал с мест, пытаясь поймать ее, но она бумерангом описала широкий полукруг и вернулась в руки хозяина. — Вот так проходит наша чумная жизнь, — философски заметил артист. — Как бы нас ни кидали, все равно вернемся мы на круги своя. В надежные руки! В цепкие пальцы! Так дайте нам полетать, прежде чем превратимся мы в кости и кости наши истлеют и превратятся в земную пыль!

Люди дружно захохотали, захлопали, заорали «Браво!». Краев изумленно покачал головой. Специфический юмор чумников пока еще туго доходил до него.

— Мир сгнил, — сообщил конферансье, расставил руки, опустил кисти, наклонил голову к одному плечу. На его обнаженном тощем торсе с выпирающими ребрами светились серебряные зигзаги. — На куче падали осталась лишь горстка живых людей. Это мы! Но мы помним! Мы помним то, что похоронили! И мы запустим наши живые руки в эту гору праха и выловим то, что нам дорого! Мы оживим то, что хотим увидеть! И мы будем летать, ибо полеты — все, что у нас осталось! Летайте, братие! Только не падайте, ибо падать придется в кучу падали! — С этими словами он взмахнул руками и взмыл в воздух. Очевидно, тот, кто управлял этим сложным процессом, так и не смог справиться с механизмом, потому что левая нога человека снова вздернулась, как у собаки, отливающей под столб. Так он и улетел, несостоявшийся Дэвид Копперфильд, — ногой вверх, каркая, кашляя и завывая.

Огромная пятиметровая рука опустилась сверху, из черноты невидимого потолка. Алый свет прожекторов окрашивал ее потеками крови. Чудовищная конечность пробежалась пальцами по полу, прошла сквозь него и выволокла за шиворот скелет, одетый в потрепанную черную одежду и дырявые сапоги на высоких каблуках. Ремень висел на плече скелета, на ремне болталась электрогитара. Рука поставила человеческие останки на землю, тряхнула их так, что удивительно было, как скелет не рассыпался на отдельные кости. Рука щелкнула пальцами и пропала. Фонари ударили снопами разноцветных искр. Пиротехника с грохотом взорвалась и окутала сцену ядовитым зеленым дымом. Публика завопила.

Краев сидел с открытым ртом. Он всегда мечтал увидеть этого человека живьем. Но этот человек умер пятнадцать лет назад. Умер еще до Чумы. Умер в другой стране. Этот человек никогда не был в России. Краев видел его лицо только на обложках пластинок.

Скелет превратился в живого человека. В музыканта. И звали этого музыканта Фрэнк Винсент Заппа, и никак иначе. Нельзя было не узнать его: выдающийся бержераковский носяра, черные как смоль длинные спутанные волосы, толстые усы, подкрученные на концах, рудимент бородки под нижней губой.

— Привет, стариканы, — произнес музыкант знакомым, настоящим запповским голосом — неподражаемый низкий тембр, появившийся после повреждения гортани в результате падения на бетонный пол оркестровой ямы с высоты пятнадцати футов в 1971 году. — Все еще жрете свои ломтики коровьего носа? — Заппа говорил по-английски, но Краев понимал его без труда. — Хотите импровизировать со мной? Давайте! Совершенствуйтесь! Нам предстоит научиться импровизировать на всем — на птице, на грязном носке, на дымящейся мензурке! И это может стать музыкой. Музыкой может стать все!

Заппа наклонил голову, положил пальцы на гитару, прикоснулся к ней нежно, словно извиняясь за то, что сейчас придется с ней сделать. И вдруг ударил по струнам, запустив в толпу тугой, ноющий блюзовый выдох. Первый аккорд заставил Краева вздрогнуть. Это было то самое сочетание звуков, что штопорной болью пришло к нему во сне. Тот самый аккорд, что был знаком ему уже так много лет. Это была та самая песня, которую он слушал когда-то дома — сотню лет назад, в тот проклятый вечер, когда он согласился сотрудничать с Давилой. Он согласился тогда. И тем поставил кровавую подпись на договоре с Чумой. Он еще не знал тогда, что придет Чума. Если бы он не совершил тогда той цепи поступков, все в этой стране было бы по-другому.