Левый глаз - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Плеханов, Сергей Лифанов cтр.№ 54

Конечно, можно было пойти и взять отпуск на пару недель – его бы отпустили. Но он забыл о такой возможности, просто забыл.

Он все меньше походил на приличного человека. Опухшая физиономия, путаная копна седых волос, сгорбленные плечи, шаркающая походка, грязная и мятая одежда, алкогольно-чесночный выхлоп, убивающий все живое на два метра вокруг.

Какая-то из чересчур привередливых пациенток написала главврачу жалобу – мол, доктор Мятликов, судя по всему, был нетрезвым, вел себя неадекватно и поставил ей заведомо неправильный диагноз. Пенфеев позвонил Павлу и приказал явиться на ковер к двум часам дня. Но Мятликов не пошел. Плевать он хотел на сушеного уродца Пенфеева. В два часа дня он стоял в магазине и покупал водку – деньги на коньяк закончились. Наличности осталось всего на четыре бутылки. Паша купил их, ни на секунду не задумываясь. На закуску не хватило. Ну и ладно. Какая разница – мертвые не закусывают.

Он придумал, что делать. Как выкарабкаться из ямы.

Он просто умрет – и все.

Гарпии догрызли его.

* * *

Это так просто – выпить четыре бутылки дешевой, гнусно пахнущей водки, упасть и заснуть. И не проснуться. Все проблемы – долой. Выноси готовенького.

Если бы Павел был верующим, он задумался бы о грехе самоубийства. Но он был стихийным материалистом, к тому же спившимся до полубесчувствия, и действия его диктовались лишь остатками здравого смысла. Паша заблаговременно принял противорвотное средство (дабы удержать в себе два литра «Пшеничной»), открыл замок входной двери (чтоб не ломали), переоделся в относительно чистое, и написал записку: «Я умер, потому что мне надоело жить. В моей смерти прошу никого не винить. Эту квартиру завещаю жене, документы у адвоката Снега. Павел Михайлович Мятликов». Сел на кухне, положил записку перед собой, откупорил первую бутылку и приступил к самоотравлению.

Первая поллитра прошла на ура – настроение поднялось, накатила волна горячей эйфории. Павел радовался, представляя, что умрет тихо и спокойно, и не увидит во сне кусачих птицебаб, не встанет с дикого бодуна и не пойдет на работу. Никогда, никогда! В то же время он спешил – знал, что если не успеет быстро влить в себя смертельную дозу, то его развезет раньше времени: упадет он на пол и очухается, по закону подлости, уже в реанимации. В реанимацию не хотелось – жутко было представить себя в роли пациента. Поэтому Павел, торопясь, набулькал и осилил еще два стакана.

По градусам это была та же литровая бутыль коньяка. Доза, пусть и выпитая за пятнадцать минут, хоть и токсическая, но не летальная. Первый этап суицида, самый легкий.

Пятый стакан дался Павлу с огромным трудом – желудок, раздутый водкой как футбольный мяч, протестовал против учиняемого над ним насилия. Но Павел справился – разрезал пополам лимон, поднес его к носу и вдыхал запах, пока хлебал малыми глотками. Помогло. Оставшуюся часть третьей бутылки Паша влил в себя прямо из горла, закрутив жидкость винтом. Провалилось. Слава те…

…С часами что-то случилось. Раздвоенные, они медленно ползли по столу, стрелки их крутились с бешеной скоростью. Павел отвел на все про все сорок минут, но лживый механизм показывал, что действо продолжается уже полтора часа. Б-быть т-такого н-не м-может. Т-три блин бутылки, и п-полтора часа, и все с-сидит блин на табуретке и не п-падает… П-пора кончать.

Павел потянулся за четвертой, загодя открытой поллитрой. Промахнулся, с третьей попытки цапнул горлышко пятерней, поднес бутылку к губам. Столь сложное движение нарушило его равновесие, он пошатнулся и боком обвалился на пол.

Ударился плечом со всей силы, шарахнулся о доски виском, но не почувствовал боли. Главное – не пролил водку. Успел в падении закрыть горлышко пальцем. Молодец какой…

А ничего – лежа пить даже удобнее. Вкуса у водки уже нету – вода водой, и язык словно анестезином облили, и животу уже по фигу, что и сколько в него вливают. Тихо, мило, спокойно. И пол такой мягкий – лучше всякого матраса.

Мятликов лежал, уютно свернувшись калачиком, и сосал из бутылки последнюю порцию отравы, как младенцы сосут теплое молоко.

Потом глаза его закрылись, недопитая бутылка выпала из разжавшихся пальцев, дыхание прервалось.

Все кончилось.

* * *

Уже пять минут Павел лежал на боку и таращился на стену, пытаясь понять, что случилось.

Он не умер? Не хватило водки для эксцитуса леталиса? Очухался-таки, черт возьми? Почему тогда голова такая ясная, почему нет знакомого, выворачивающего ощущения бодуна – лишь омертвелость во всем теле? Другой вариант – он все же откинул копыта и попал на тот свет? Тогда какого рожна валяется на дрыгачевской кухне? Может, это и есть преисподняя? Не ад с кипящими котлами, но всего лишь удушливая кубатура малюсенькой кухоньки, запечатанная до самого Страшного суда – место, где предстоит ему проваляться на полу тысячи лет, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.

Павел попробовал пошевелить пальцами. Убедился, что члены слушаются его, хотя и вяло, неохотно. Медленно, кряхтя, цепляясь за стол, поднялся на ноги. Покрутил головой. В шее что-то хрустнуло.

Глаз? Где глаз? Куда он его поставил? Неужели в холодильник, пьянь подзаборная? Он же замерзнет там…

Павел открыл холодильник, вытащил миску с глазом Экзофтальмика, опустил в воду палец. Ч-черт, какая холодная. Нежно дотронулся до глазного яблока и улыбнулся. Теплое. Живое.

Посетил санузел, долго журчал в унитаз – не два литра, но полтора точно вытекло. Потом ополоснул лицо холодной водой, посмотрел на себя в зеркало. Зеркало, кстати… Откуда оно здесь? Не было же. Сам купил и повесил, но уже не помнит? Вряд ли. С памятью у него плохо, но не до такой же степени. Кто-нибудь вошел в открытую дверь, и украсил стену безвозмездно? Кто? Лиэй? Нина? Соседи сверху? Всемирное общество насильственного навязывания зеркал?

Какая разница…

Левый глаз почти утратил припухлость и синеву, открывался уже без особого труда, но толку от этого было мало – глаз ничего не видел. Ворочался с противным скрипом. И чесался, свербел – где-то глубоко, на задней своей поверхности.

Ужаснее всего, когда зудит какое-то место, а дотянуться до него не можешь. Это сводит с ума. Левый глаз зудел именно так.

Павел прополоскал рот, сплюнул в раковину и пошел в комнату. Открыл кейс, извлек из него пакет с хирургическими инструментами, прихваченный с работы неделю назад на всякий случай – так и таскал с собой, всякий раз забывая выложить. Достал из пакета скальпель, повертел в пальцах. Новый, острейший. Пойдет. Нестерильный, конечно. Все равно пойдет. Прокалить на газовой конфорке, и порядок.

Через десять минут он встал перед зеркалом, тонкой струйкой пустил холодную воду. Освещение слабовато, это вам не хирургическая лампа. Ну и ладно – манипуляция предстоит несложная, все должно получиться. Наркоз… Наркоз уже там, внутри, разошелся по телу. Пальцами левой руки Павел раздвинул веки больного глаза, осмотрел его еще раз. Кирдык глазику. Мало того, что умер, так и свербит еще, ноет, сволочь, как ампутированная нога. Сейчас мы покажем тебе, дряни этакой, как чесаться…