Мятежник - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Плеханов cтр.№ 15

Такую птичку, как Лека, просто нельзя было оставить без внимания. Если бы дело происходило где-нибудь на пляже юга, за ней бы уже таскался не один кривоногий кругленький красавчик, призывно сверкая золотыми зубами. Впрочем, Лека и не подумала бы вести себя так, окажись она на Кавказе. Не полная же она дура, в конце концов! Прибалты же отличались неизменной своей европейской тактичностью. Она просто вдруг начинала замечать, что один из парней улыбается ей особенно приветливо, другой чаще подает пасы в волейболе, а третий вежливо осведомляется: «Скажите, ваш муж, он не хочет составить нам компанию?» Лека потихоньку присматривалась к своим новым знакомым, но никто не нравился ей настолько, чтобы из-за него можно было заставить поревновать и помучиться Демида. А стоило бы это сделать.

Демид подполз, как большой красивый кот. Он встал на колени перед Лекой и медленно провел языком по ее животу, оставляя влажную дорожку вниз от пупка. Затем совершил путешествие вверх, внимательно обследовав каждый уголок тела девушки и заставив ее негромко вскрикнуть. Лека потянулась к поясу Демида, но он отстранил ее руки...

Вчера паршивец опять приплелся в четвертом часу ночи – как всегда, бодрый, веселый и пахнущий женскими духами. Лека вспомнила это, и у нее появилось желание придушить гуляку.

– Демид, отвяжись. – Лека попыталась отодвинуться, но Дема крепко держал ее за плечи. – Ты где вчера ночью шлялся?

– Я познакомился с одной очаровательной леди, и она пригласила меня к себе, чтобы я почитал ей свои стихи. Она большой ценитель поэзии.

– Ну и что же ты ей читал? – Лека едва сдерживала яд, готовый выплеснуться на голову подлеца и изменника. – Опять Гумилева? Или Лермонтова Михаила Юрьевича? А может, «Цзинь, Пин, Мэй» с подстрочника?

– Почти угадала. Роберт Берне в переводе Маршака. Ты что, ревнуешь?

– Вот еще, надо больно... – хмыкнула Лека и впилась зубами в плечо Демида. Он заорал как ошпаренный и отскочил на три метра. В старые времена такая шутка могла стоить Леке жизни – Дик мог бы вырубить ее в долю секунды и лишь потом понять, что он наделал. Но сейчас, слава Богу, он стал более или менее обычным человеком, и следовало его наказать. Демид убрал руку – на плече его распухал огромный синяк.

– Ты что, спятила? Опять за свои садистские штучки?

– Сам ты садист! Все ночи по бабам бегать... А про меня ты подумал?

– У тебя что, проблемы с мужиками?

– У меня с тобой проблемы. Мне никто, кроме тебя, не нужен, а ты все со своими ледями... (Лека сделала ударение на предпоследний слог). То ему женщин не хотелось целый год, то вдруг сорвался с цепи, как жеребец.

– Ну не обижайся, милая. – Демид осторожно обнял девушку, ожидая от нее какой-нибудь новой пакости. – С кем бы я ни был, я лишь лишний раз убеждаюсь, что лучше тебя нет никого на свете. Я ведь люблю тебя, малыш.

– Правда? – Лека покраснела, не в силах скрыть счастливую улыбку. – Скажи еще раз так, Дем.

– Люблю. – Демид губами поймал неродившееся слово девушки. Он зацепил пальцем трусики Леки и потянул их вниз.

– Ты же хотел раздевать меня целую вечность.

– Я передумал. Вечность я не выдержу...

Демид спал как ребенок, умаявшись за ночь. Он вытянулся на подушке и закрыл лицо рукой. Лека провела пальцами по его груди – такой чистой и загорелой, без единого пятнышка. Вот здесь когда-то пульсировал некий магический Знак. Теперь Демид вновь был свободен – и от Знака, и от таинственного своего предначертания, едва не приведшего его к гибели.

Интересно, знал ли об этом Табунщик – лютый зверь в обличье человека? Враг гнался за ними, и Лека снова почувствовала его ледяное дыхание. Где-то далеко, за тысячи километров, Зверь учуял их и повернул по ветру свою уродливую голову...

Демид заворочался во сне, и видение пропало. «Ни шан нар цюй* [Куда ты идешь? (кит.)], – пробормотал Демид. – Ляо фу эрэр* [Ничего не поделаешь, приходится... (кит.)]». – Он повернулся на бок и затих.

Лека встревоженно покачала головой и укрыла Дика одеялом. Потом тихо соскочила с кровати и подошла к окну. Небо на востоке покрылось мрачными фиолетовыми разводами. Надвигался дождь.

Доктор Лю Дэань жил в одной южной провинции, в небольшом уездном городке. Молод он был и собой хорош, в обращении скромен. Люди на него не жаловались, а всегда хвалили. Недаром покойные родители имя ему такое дали – Дэань, что означает «Мораль и спокойствие».

Вы только посмотрите: осанка ровная и изящная, походка и одежды о вкусе говорят и скромности. Достойный мужчина – в меру полный и ростом не мал, лицо полуночной луне подобно, брови черные и широкие, руки тонкие, яшмовым перстнем украшенные. Верхний халат синий шелковый, вышивка на нем искусная, отвороты рукавов белые как снег. Шапочка черная на голове – добродетели хранилище. Про таких говорят: скромен молодец, да сердце золотое.

А встречался тогда Лю с одною девицей, к которой сердце его относилось с немалою нежностью. Не хотел Лю жениться, хотя и возраст его давно к тому подошел. Ибо, когда был он студентом, все помыслы его были устремлены на учебу, а теперь, когда он стал доктором, лелеял он честолюбивую мечту сдать экзамены в Столице и продолжить службу в Медицинском Приказе. Потому раньше, когда разгорался в его сердце огонь страсти – чжоу хо, и накапливался излишек мужского цзинь* [Семени (кит.)], не находящий выхода, давал он серебра служанке Сюэ и отправлял ее в «Зеленый терем», чтобы привела она ему оттуда девицу посмекалистее в любовных делах и не слишком словоохотливую.

Однажды Лю шел по тропинке и едва разминулся со стайкой подружек, весело щебетавших и потешавшихся над скромным видом молодого доктора. Запомнилась Дэаню одна из девушек – та, что смеялась меньше всех. Уже не носила она челки, серебряные шпильки украшали ее волосы, взметнувшиеся черными облаками, словно крылья феникса Хуан. Глаза чисты, как осенняя вода, брови изогнуты, как далеких гор отроги, и меж ними – маленькая родинка черная, как орел высоко в небе. Тонкий стан ее, искусно стянутый, самою природой создан был для сладостного очарования. Улыбнулась девушка Дэаню, но не смог он побороть своей робости, отвел взгляд и прошел мимо. Душа его переполнилась любовной грусти, стал он плохо спать и порою отказывался от еды. Старая служанка Сюэ, конечно, заметила это и спросила его, в чем причина, уж не выросла ли в сердце господина полынь? То есть она, конечно, имела в виду любовь* [«Полынь» и «любовь» звучат по-китайски одинаково – «аи».]. Лю не мог скрыть своих чувств и рассказал ей, что влюбился в девушку, прекрасней которой нет на свете, но ничего про нее не знает, кроме того, что у нее – пятнышко на лбу. Но старуха Сюэ лишь засмеялась и сказала, что не беда это, ведь человек – не травинка в бамбуковой чаще и отыскать его всегда можно, была бы охота. И точно – не прошло и одной луны, как старая Сюэ пришла радостная и немного навеселе и поведала молодому Лю, что отыскала она его девушку. Что зовут ее Цзянь Третья* [В старом Китае обычно девочки (а в бедных семьях и мальчики) именовались просто в порядке появления на свет в семье. Такое имя-числительное прибавлялось к фамилии. Отсюда – Цзянь Третья.], что сирота она и живет служанкой в доме господина Кы Лунтаня, торговца рыбой и ростовщика. Старуха Сюэ подарила ей заколку серебряную, брошку яшмовую с узором «радость встречи» и лянь серебра и поговорила тайком от хозяина. Выяснилось, что Цзянь видела доктора Лю не раз и понравился он ей статью своей и ученостью. И согласилась она встретиться тайно с господином Лю, чтобы вылечить от тоски любовной. Однажды ночью, во время новогоднего Праздника фонарей, Цзянь Третья проскользнула в дом Лю Дэаня, прячась под маской лисицы и благоухая орхидеями, как только что раскрывшийся цветок. И нашел Лю, что краше девицы не видел он во всем мире, и манеры ее были изящны – под стать красоте. Говорили они с Цзянь, взявшись за руки, ели фрукты и пили вино пряное, но пуще вина кружил им головы аромат сладостной любви. Погасили они свечи, сняли одежды и слились в нежности крепко-крепко.