Везунчик - читать онлайн книгу. Автор: Николай Романецкий cтр.№ 9

Поясного портрета в базе не оказалось, и размер Альбининого бюста остался мне неведом. Будем надеяться — до поры до времени…

За неимением гербовой пишут на простой. Я запустил принтер и превратил электронное изображение рыжей медсестры в бумажное, сунул полученный портрет в портмоне. Впрочем, теперь я ее и без портрета узнаю. Далеко не все похожи на Милен Фармер…

Интересно, почему же она удрала в четверг? Неужели крысы побежали с корабля? А если так, то чем был нагружен корабль перед тем, как дал течь?

Я спустился в ресторан и купил коробку конфет. Не слишком дешевых и не слишком дорогих — тех, на которые разорился бы для медсестры счастливый отец выбравшегося из могилы первенца.

А потом отправился навещать «больную» мамашу.

Альбина жила на улице некоего Рубинштейна, в доме, главными достопримечательностями которого были узкая и низкая арка (Бабба Энистен из «Нью-Йорк Нике» запросто достал бы до грязных камней макушкой) да похожий на колодец двор, полностью заасфальтированный — ни кустика, ни цветочка. Единственным его украшением был огромный мусорный бак в углу. Оттуда до меня донеслись запахи, не имеющие ничего общего с человеческим жилищем. Я имею в виду цивилизованного человека, разумеется. У нас такие пейзажи не встретишь даже в гетто, где живут выходцы из какой-нибудь банановой Иксделупы…

Особенно жалко мне стало тех, кто жил за окнами, расположенными рядом с баком. На их месте я бы лучше повесился, чем терпеть подобное соседство… Впрочем, времена дикого капитализма везде одинаковы. Богатые набивают карманы и поселяются в шикарных загородных особняках, бедные нищают и влачат жалкое существование рядом с мусорными баками. C…est la vie, как говорят в Париже, и не только в нем одном.

К счастью, Паутовы жили не по соседству с баком. И даже не в этом дворе.

Я миновал еще одну арку — более узкую и низкую, чем первая (под ней бы Энистен в темноте и вовсе снес себе голову) — и оказался в новом колодце. Тут было веселее, вдоль стен на клумбах даже росли кусты. Кажется, шиповник… Все свободное от шиповника место был занято легковыми машинами. И как они тут только припарковываются! Я сразу зауважал местных водителей. Крутиться на подобном пятачке — это вам не по хайвэю раскатывать!

Впрочем, радовался я рано. Лифта дом не имел, и пришлось тащиться на четвертый этаж по темной лестнице, которую не убирали, наверное, со времен Авраама Линкольна. Видимо, владельцы автомашин жили в других парадных. А может быть, загаженная лестница была для них нормой.

Нужная дверь выглядела достаточно прилично — похоже, ее не только красили, но время от времени даже мыли. Для обитателей такой лестницы это был самый настоящий подвиг.

Я нажал кнопку звонка. Через полминуты донесся тот самый, глубокий, как Марианская впадина, женский голос:

— Кто там?

— Здравствуйте! Я вам звонил. У меня презент для Альбины.

— Это вы, Володя?

— Да, — сказал я, чувствуя себя по крайней мере идиотом: как можно разговаривать с человеком сквозь запертую дверь! Впрочем, у них тут, наверное, ситуация, как у нас в Чикаго сто лет назад, и все всех боятся…

Защелкали замки, зазвенели дверные цепочки. На меня почему-то дохнуло средневековым подземельем, каким его обычно изображают в голливудских мистических картинах. И я бы не удивился, если бы вдруг сверху, щелкая по ступенькам костями, ко мне на свидание спустился скелет в ржавом шлеме и со ржавым же мечом.

Между тем за дверью справились наконец со своими многочисленными запорами, и я слегка остолбенел: на меня смотрели знакомые зеленые глазища, те самые, с электронного портрета. И волосы тоже были огненно-рыжие. Вот только личико… Личико, надо сказать, подкачало — передо мной стояла Альбина Паутова, но лет на тридцать старше.

И я вдруг понял, что имела в виду толстуха Лариса Ерошевич, произнеся слово «ненормальная».

— Заходите, Володя! — Зеленые глаза пронзили меня насквозь, со всеми моими потрохами, но, видимо, в потрохах этих не нашлось ничего опасного, потому что Паутова-старшая улыбнулась: — Заходите, пожалуйста! Что же вы встали столбом?

— Вы очень похожи на свою дочь! — опомнился я. — Вернее, ваша дочь очень похожа на вас.

Мне вдруг показалось, что долго тут находиться не стоит: раскусит она меня, как два пальца об асфальт, раскусит. Вновь явились мысли о мрачных подземельях, о сушеных жабах, о крови черного петуха, будто передо мной стояла ведьма…

Я протянул ей коробку конфет:

— Это для Альбины… э-э… не помню уж, как ее по батюшке…

— Васильевна.

В адресной службе действительно значилось «Васильевна», но через год отчество медсестры должен забыть даже самый благодарный отец.

— Может быть, чайку?

Мне чертовски захотелось зайти в комнаты: там, наверное, ждали нас черные драпировки, свечи, разливающие вокруг себя тусклое неверное сияние, и колода карт таро… Но интуиция подсказала мне: стоп, иначе, как два пальца… А интуиции своей я привык верить не меньше, чем боссу.

— Спасибо, но я спешу. Вы забыли, у нашего сына сегодня день рождения. Он ждет меня с подарками. Спасибо вам за вашу дочь. Они с доктором Марголиным жену с того света вытащили. И ребенка сберегли.

Зеленые глаза засияли, но пронзительности в них не убавилось.

— Пожалуйста, молодой человек. Я обязательной передам Альбиночке ваши добрые слова.

Я церемонно поклонился. И позорно бежал с поля боя.

Впрочем, со стороны это выглядело как спокойная походка уверенного в себе человека, только что с честью исполнившего свой моральный долг.

Покинув темную лестницу, я мельком оглядел двор. Второго выхода из него не наблюдалось. Значит, улицы Рубинштейна мамаше в любых своих вояжах не миновать. Разве лишь в квартире есть запасной ход на какую-нибудь еще более темную лестницу. Или Паутова-старшая умеет летать на метле.

Через полтора часа я уже удивлялся, почему дом Паутовых произвел на меня такое странное впечатление. А еще через час забыл и саму старую ведьму. Ибо рядом со мной сидела ведьма молодая, белокурая и кареглазая, и я изо всех сил распускал перед нею хвост. И если на улице Рубинштейна разыгравшееся воображение забросило меня во мрак средневековых подземелий (хорошо хоть оно не лишило меня памяти, и по дороге домой я позвонил Инге на пейджер), то сейчас, в ресторане, оно тянуло меня совсем в другом направлении. Мы уже были с Ингой tete-a-tete, и уже выпито было две бутылки зелена вина калабрийского розлива, и нам стало куда как хорошо, и я принялся стаскивать с нее это фиолетовое, с блестками платье, а потом бюстгальтер и трусики (хотя ни того ни другого, похоже, под платьем не было и в помине), и мы уже в двадцать первый раз поцеловались, прежде чем я распластал ее на белоснежной простыне. А потом был двадцать второй поцелуй, упоительно долгий и завершившийся главным…