Ассирийские танки у врат Мемфиса - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Ахманов cтр.№ 52

– Не убежит от нас Сицилия, – замечает Левкипп.

Я согласно киваю.

– Есть еще вопросы? Нет? Тогда можете расходиться. Хоремджет, останься.

Он застывает около двери. Его лицо – сосуд скорби. Не нравится ему в этом городе, не нравятся казарма и спальня с отдельным клозетом, не нравятся порядки римлян, и даже их денарии не вдохновляют.

– Хоремджет, – говорю, – мне обещаны деньги за каждого воина, что пришел со мной. Сумма крупная, почти пять тысяч денариев. Тысячу я оставлю себе, остальное ты раздашь солдатам. Поровну.

– Слушаюсь, легат.

– Офицеров тоже не забудь.

– Да, мой командир.

– Ты чем-то недоволен, Хоремджет?

– Недовольство воину не подобает. Я лишь хочу спросить… – Его щека дергается. – Что слышно в Мемфисе? Что происходит на фронтах? Римляне тебе об этом говорили?

– Нет. Обсуждались вопросы финансового свойства. Но у меня есть ушебти, и я собираюсь послушать ночную станцию Мемфиса.

Мы идем в мою комнату, и я включаю аппарат. Новости плохие. Можно сказать, совсем отвратительные: Дамаск пал, ассиры прорвали фронт на Синайской дуге. Они уже в Дельте и с боями продвигаются к Мемфису.

* * *

Ночью мне снова привиделась Аснат. Или не Аснат то была, а Бенре-мут, о которой я думал вечером? Или другая Аснат, та, что из Темеху? Не знаю, не знаю… Сон мой был неотчетлив, лицо и фигуру женщины скрывал туман, и походила она как бы сразу на всех дочерей Та-Кем: стройная, с тонкой талией и пышными темными волосами. Ничего она мне не сказала в этот раз, лишь стояла с поднятыми к небу руками, и я понимал, что молится она за меня, и за тех, кто пришел со мной, и за тех беглецов, что отданы в мою команду. За нас возносила она молитвы, за покидающих отчий край в годину бедствий, и не держала за это ни зла, ни обид. Так провожает мужа жена, когда уходит он, спасаясь от пытки и темницы, так провожает сына мать, когда бежит он от неминуемой погибели… Провожает без слез, без упреков, без жалоб.

А вслед за ней явился мне князь Синухет, но был он теперь не мужем в зрелых годах, а старцем. Волосы его поредели, кожа поблекла, стан согнулся, сияние глаз угасло, губы сделались сухими, как на черепе мумии. И понял я, что повесть его жизни близится к концу.

«Вот отправился я в дорогу с посланцами владыки моего, и шли мы к великим финикийским городам, что стоят у моря Уадж-ур, а затем вдоль побережья в страну Син, а затем повернули к дельте Хапи, к Нижним Землям благословенного Та-Кем. Увидел я Реку, и возликовало мое сердце, увидел храмы, и вознес богам молитву, увидел поля с зелеными ростками, и деревья в цвету, и виноградники, и усталость меня покинула. Вдохнул я воздух родины и сказал: «О Амон! Нет краше земли твоей! Счастье почитать тебя, счастье жить на этих берегах и счастье уйти отсюда в Страну Запада!»

По Реке мы плыли на судне с тридцатью гребцами, и причалило судно у дворца фараона, светлого Гора, и господин мой Сенусерт, коего помнил я еще царевичем, вышел ко мне и позволил припасть к его стопам. А после обнял он меня и произнес: «Ты прибыл, Синухет, ты прибыл! Ты услышал мой зов! Да будешь ты награжден и возвеличен!»

И сделалось по сему. Вернул повелитель мои владения, и все в них было целым – и дом мой, и сады, и поля, и стада, и люди мои, хоть немногие из них помнили меня и знали, кто их князь и господин. И приумножил царь мои богатства, дал во владение многие земли и, призвав зодчих, повелел устроить мне усыпальницу, достойную князя и вельможи. И рука царя не скудела, и всякий день видел я улыбку на лице его. Воистину был я награжден и возвеличен!

Но в том ли радость? В том ли, что царь милостив к слуге своему, с которым некогда делил тяготы битв и походов?.. И, думая об этом, я повторял снова и снова: даже фараон не вечен и преходящи его милости, а Та-Кем, прекрасный мой Та-Кем, стоял, стоит и будет стоять. Будет стоять, пока не иссякли любовь и доблесть в сердцах его сыновей».

* * *

Утром в канцелярию притащили сундуки с серебром – четыре больших с солдатским жалованьем и один поменьше, где звенели мои денарии. Я отсчитал тысячу, ссыпал монеты в мешок и удалился в свои покои. Все утро за дверью слышался топот и перезвон серебра, а я сидел и разбирался с типовым контрактом, писанным на зубодробительной латыни. Контракт передали вместе с деньгами – для предварительного изучения и уточнения. Всем нам полагалось его подписать, но не сейчас, а на Сицилии, перед торжественной присягой цезарю. Деньги, однако, выдали немедля. К деньгам и финансовым обязательствам римляне относятся куда уважительней, чем к долгу перед страной, почитанию богов и прочим добродетелям. Virtus post nummos! [61]

Кроме приятных вещей, касавшихся платы и выходных пособий, имелся в контракте раздел «Culpa et poena», [62] и было в нем сказано вот что: за пьянство и драки – порка кнутом, за воровство – позорная смерть на виселице, за дезертирство, трусость в бою и неподчинение приказам – расстрел. Грабеж допускался, но только по разрешению вышестоящих чинов; доля цезаря – тридцать три процента, а кара за сокрытие добычи – опять же петля. Воистину римский закон был строг, но справедлив! Воинам не возбранялось мочиться где угодно, хоть на могильные плиты древних консулов и императоров. Во всяком случае, такого запрета я не нашел.

С контрактом пришлось разбираться до самой вечерней трапезы. Закончив с делами и убедившись, что деньги розданы, я вызвал к себе Тутанхамона и Иапета. Они явились, когда в небе уже сияла полная луна. Иапет был слегка навеселе, жрец, как всегда, – сдержан и серьезен.

– Ты, Тутанхамон, не поплывешь на Сицилию, – сказал я. – Это не приказ, а просьба.

Мне показалось, что лекарь с облегчением вздохнул.

– Слушаю, чезу, – я ведь могу называть тебя так?

– Конечно. – Я сделал паузу, обдумывая то, что собирался ему сказать. Потом вытащил увесистый мешочек с тысячей денариев и положил его на колени Тутанхамона. – Вот деньги. Половину возьми себе, а другую передай женщине из оазиса Мешвеш. Бенре-мут ее имя, и у нее ребенок от меня. Дочь.

– Дочь! Исида и Хатор щедро тебя наградили, – промолвил лекарь.

– Нет награды без обязательств, – сказал я. – Женщина и ребенок мне дороги. Не хочу, чтобы они голодали.

– Этого не будет, семер. Клянусь судом Осириса, я все исполню! А после… Страна наша огромна, и затеряться в ней легко. Я не воин, я лекарь, а лекарь нужен всюду.

Я встал перед ним на колени, склонил голову и коснулся пола лицом.

– Что ты делаешь, чезу! Что ты делаешь!..

– Целую прах под твоими ногами. Долг мой перед тобою вечен. Скажи, чем я могу отплатить?