Ассирийские танки у врат Мемфиса | Михаил Ахманов | страница 26 | LoveRead.ec

Не повезло тебе, дружище, подумал я и бросил горсть песка на тело Хоремхеба. Пусть будет милостив к тебе Осирис!

Люди Левкиппа забросали траншею песком, и мы возвратились в оазис. Там тоже шла погребальная церемония: жителей деревни укладывали в яму, пристраивали к телам отрубленные головы и конечности, прикрывали раны остатками одежды. Читал молитвы лекарь, голосил Кенамун; солдаты, грязные и уставшие, таскали тела на носилках из жердей. Но недовольства никто не выказывал и никто не просил об отдыхе.

Временами я думаю – не зря ли мы, уроженцы Та-Кем, столь тщательно заботимся о мертвых? Пирамиды, саргофаги, усыпальницы, мумии в пеленах, расписные стены гробниц, горшки с едой, кувшины с вином и сундуки, полные добра… Все это требует больших расходов и трудов, тогда как никто не пришел к нам из Царства Мертвых и не поведал, на пользу ли наши заботы покойным. Царство это у разных народов зовется по-разному, но в нынешний просвещенный век было бы глупостью воображать, что роме попадают в Поля Иалу, греки – в Аид, а римляне, персы, ассиры и все остальные – куда-то еще, в соответствии с национальной принадлежностью. Нет, заупокойный мир един, ибо едина человеческая сущность; человек зарождается между мочой и калом, в дни свои месит ил и навоз, и в муках уходит за горизонты Запада. Но там, в неведомых далях, наши усопшие будут первыми, так как мы снарядили их лучше других; первыми явятся они на божий суд и первыми узнают, что боги им приуготовили. И потому мы уважаем смерть.

К вечеру мы выполнили свой священный долг: яма была засыпана, молитвы прочитаны, родники очищены от грязи, и люди смогли помыться. Амени раздавал варево из походных котлов, обычную солдатскую еду, просяную кашу с чесноком и луком. Свежего мяса в Нефере не нашлось – несомненно, скот и птицу ассиры перерезали и забрали с собой.

Когда на небе зажглась первая звезда, вернулся Иапет, ходивший с тремя ливийцами на разведку. Эти люди умели читать следы и всевозможные знаки, какие оставляет человек в пустыне; от глаз их не могли укрыться ни сдвинутый камень, ни косточка от съеденного финика. Иапет доложил, что ассиры, покинув оазис, двинулись на северо-запад. Они прошли десятую часть сехена, а затем колонна разделилась на мелкие отряды, коих ливийцы насчитали больше двадцати. Отряды разошлись веером: крайние – точно на запад и на север, а остальные – между ними. Такой маневр подтверждал, что десантники что-то ищут и намерены прочесать окрестности. Судя по глубине отпечатков ног и шин и фекалиям, оставленным солдатами, ассиры выступили из оазиса три дня назад – значит, могли удалиться от нас на пять-шесть сехенов. Возможно и больше, так как у них имелся транспорт.

Кроме слов мои ливийцы принесли нечто более вещественное: пуговицу с крылатым быком, окровавленный бинт и смятый лист газеты. Я внимательно их осмотрел. Пуговица служила доказательством того, что по пустыне бродят Собаки Саргона, элитная часть месопотапо, а бинт – что у ассиров есть раненые. Удивляться этому не приходилось – бой с отрядом, охранявшим усыпальницу, стоил определенных потерь, не менее сотни убитых и пары сотен раненых. Я подумал, что многие из них умрут, ибо ассиры непривычны к безжалостному зною и пескам; одно дело – летать над барханами, и совсем другое – тащиться по их склонам под гневным оком Ра.

С этой мыслью я взялся за газету, но дурацкая клинопись ассиров была мне понятна не больше, чем отпечатки птичьих лап. Пришлось звать Хоремджета и Левкиппа. Вдвоем они разобрались, что в этих «Анналах Ниневии» перечисляются казни предателей, захваченная добыча и победы, будто бы одержанные на фронтах, а еще есть масса дворцовых сплетен и патриотических лозунгов. Лишь одна заметка привлекла их внимание: в ней сообщалось, что Та-Кем на грани катастрофы, что этот колосс на глиняных ногах готов упасть под натиском ассирского оружия, что и случится после операции «Буря в пустыне». В какой пустыне – Сирийской, Синайской, Нубийской или Ливийской – о том, конечно, не сообщалось.

Я принял доклад разведчиков, сидя под ивой у дома старосты, несчастного Унофры. Его истерзанное тело унесли, и теперь он лежал под слоем песка вместе со своими родичами. Если не считать переклички патрульных да воя разочарованных шакалов, над Нефером царили мир и тишина. Однако в голове моей кружились мрачные мысли – я думал о том, не доберутся ли Собаки Саргона до Мешвеша, не учинят ли в деревне Бенре-мут такую же бойню, как здесь. Вероятно, в Доме Войны не знали про ассирский десант, и враг старался сохранить свое присутствие в секрете. Методы были известными: вырезать под корень всех, кто попался по дороге.

Я включил ушебти, натянул наушники, прислушался к тихим далеким шепотам. Сообщали, что на Синайскую дугу переброшен корпус Мардука, и Геринхаддон, начальник воздушных сил Ассирии, собирает за Иорданом флот из сотни цеппелинов. Танковые подразделения врага нацелились на нашу крепость Чару, от которой девять сехенов до Хетуарета и четырнадцать – до Мемфиса. Еще говорили, что хоть на севере столицы копают траншеи и противотанковые рвы, но оборона крепка и повода к панике нет, ведь сам великий фараон – жизнь, здоровье, сила! – пребывает в столичном дворце и уничтожит наглого врага крепкой своей десницей. А в деснице той скоро будут отборные части из Верхних Земель, что поспешают на барках по Реке из Танарена и Абуджу, из Нехебта и Фив, из Севене и Неба, [42] и когда доберутся они к Мемфису, высохнет печень у врага и лопнут его жилы. Залог тому – великий фараон, наш грозный лев и наше солнце! Лев рычит громче кошки, а солнце светит ярче факела!

Грянули боевые гимны, потом – воинская песня времен Снофру и Хуфу: