Наследники империи - читать онлайн книгу. Автор: Павел Молитвин cтр.№ 66

Мысль о том, что ему придется иметь дело с ярунда-ми, заставила Азани содрогнуться — будучи искушенным в придворных интригах, он понимал: когда дело идет о борьбе за власть, человеческие жизни, даже жизни высокородных, перестают чего-либо стоить и всех богатств Храфетов не хватит, чтобы выкупить Марикаль у служителей Кен-Канвале. Он догадывался, что они могут потребовать у него за возвращение сестры, и от догадок этих по спине неустрашимого фора начинали бегать холодные мурашки.

Азани пригубил вино из золотого, отделанного крупными изумрудами кубка и, не ощутив его вкуса, откинулся на спинку кресла. Ответив на вопрос, кто похитил его сестру, он должен был теперь решить, как вызволить ее из плена и надобно ли сообщать об исчезновении Марикаль и подозрениях своих Баржурмалу или Вокаму, с которыми ему предстояло в ближайшее время встретиться на пиру в Золотой раковине. Ехать на пир у него, понятное дело, не было ни малейшего желания, но, с одной стороны, оставаясь дома, он ничем не поможет сестренке, а с другой — проигнорировав приглашение яр-дана, прибавит себе новых забот. Азани не смог отправиться с Баржурмалом на войну, так как должен был проводить своего отца, фор Таралана, в последний путь и вступить'во владение наследством. Если же он теперь позволит себе не явиться еще и на пир по случаю его победы и благополучного возвращения в столицу, это может иметь самые скверные последствия для рода Хра-фетов. Дружба дружбой, но сейчас яр-дан, как никогда, нуждается в поддержке высокородных и лишние пересуды о засевших в столице предателях едва ли поднимут ему настроение. Так же, впрочем, как и о похищении Ма-рикаль ярундами, с которыми Баржурмалу необходимо, во избежание великой резни, заключить на ближайшее время хотя бы худой мир.

Очнувшись от раздумий, фор Азани кликнул слуг и велел, чтобы джанги седлали дурбаров. Он не мог не прийти на пир, но твердо решил, что не будет до времени говорить о своих бедах яр-дану. Не стоит омрачать праздник и перекладывать собственные заботы на чужие плечи. У Баржурмала своих неприятностей хватает, и пока остается хотя бы призрачная надежда, что служители Кен-Канвале к похищению не причастды, незачем плодить слухи. Не ко времени сказанные слова могут сильно повредить его сестренке, а яр-дан едва ли в состоянии хоть чем-нибудь помочь ему до подхода войска.

Глядя, с какой быстротой Баржурмал просматривает поданные ему для ознакомления отчеты наместников провинций, налоговые ведомости и сводные приходно-расходные таблицы, Пананат ощутил, как в нем поднимается волна раздражения и разочарования. Чтобы вникнуть в смысл любого из этих документов, тщательно переписанных на плотной розовой бумаге и заверенных собственноручной его подписью и печатью Казначейства империи, яр-дану потребовалось бы по меньшей мере полдня и целая кипа сопутствующих материалов. Вызывать имперского казначея перед самым началом пира не имело решительно никакого смысла, но Баржурмал, если уж ему так невтерпеж было продемонстрировать свою заинтересованность государственными делами, мог хотя бы, выбрав один из отчетов, сделать вид, что пытается понять его содержание. Перекладывать же их вот так, едва удостоив беглого взгляда, словно вирши какого-нибудь дворцового стихоплета, было не просто глупо, а в высшей степени оскорбительно. Коли уж яр-дан не доверяет ему, мог бы сказать об этом прямо, не разыгрывая из себя всеведущего и всемогущего Повелителя империи…

Баржурмал неожиданно поднял голову и уставился на стоящего подле его стола Пананата с таким видом, будто только сейчас вспомнил о его существовании.

— Прости, что не предложил тебе сесть, — Яр-дан указал на кресло и, подождав, пока имперский казначей усядется, спросил: — Правду ли говорят, будто ты все еще сохнешь по моей сестре, а она смотрит на тебя как на докучливую букашку?

Пананат почувствовал, что бледнеет, и стиснул зубы. Рука его потянулась было к кинжалу, но так и не коснулась рукояти из резной кости. Вместо этого длинные сильные пальцы сомкнулись на выкованной в виде цветка пряжке поясного ремня и смяли тонкие серебряные лепестки. Имперскому казначею едва перевалило за тридцать, и боевым топором он владел не хуже, чем кисточкой для письма.

— Можешь не отвечать, Вокам уже рассказал мне все дворцовые сплетни, и я страшно рад, что Тимилата не сумела оценить тебя по достоинству. Глупо, наверно, заявлять, что меня радуют страдания имперского казначея, однако согласись: если бы моя сестрица ответила тебе взаимностью, спать бы я стал значительно хуже.

— Если бы это случилось, у тебя было бы больше оснований спать спокойно, — произнес Пананат после некоторого молчания. Вглядываясь в обветренное лицо двадцатилетнего яр-дана, сильно повзрослевшего и возмужавшего за время похода, он с удивлением заметил тени, залегшие у него под глазами, и потянувшиеся от крыльев тонкого носа морщинки, живо напомнившие ему Мананга.

— Ты полагаешь, что смог бы убедить ее отказаться от борьбы за трон Повелителя империи? — Баржурмал поднял брови, словно дивясь наивности своего собеседника.

— Прислушавшись к доводам рассудка, ай-дана, вероятно, согласилась бы, что шансов одолеть Хранителя веры, если ему удастся справиться с тобой, у нее прискорбно мало. А к чему приведут реформы Базурута, ей объяснять не надо. О зреющем в провинциях недовольстве она знает из отчетов наместников и налоговых ведомостей, даже если допустить, что Рифирасу удается скрывать от ай-даны ходатайства об усилении гарнизонов и прочие прошения, доклады и доносы, поступающие на ее имя со всех концов империи.

— Значит, она все же просматривает твои бумаги?

— Просматривает. Так же, как и ты. Но не заметить, что поступление налогов из Дзобу и Западных пределов уменьшилось на треть, не смог бы только слепой. — Пананат вспомнил, как пытался объяснить Тимилате всю гибельность создавшегося положения, однако ай-дана, кажется, и к двадцати четырем годам не усвоила, что для управления империей цифры и чиновники не менее важны, чем копья, осадные машины и лихие наездники. Ибо за цифрами стоят золото, мука, кожа, мясо и ткани, которые взимаются, хранятся и распределяются именно чиновниками. Увы, оба наследника Богоравного Мананга не доросли еще, по-видимому, до осознания того, что горсть монет и кисточка для письма порой могут быть несравнимо эффективней тысячи восседающих на горячих дур-барах копейщиков…

— Я изъявил желание ознакомиться с этими бумагами не потому, что в самом деле надеюсь вот так, с ходу, разобраться в них. — Баржурмал положил руку на стопку отчетов и отодвинул их к краю стола — поближе к Па-нанату. — Мне нужен был предлог, чтобы остаться с тобой с глазу на глаз. И прежде всего дабы извиниться за все то нелестное, что сказал и подумал я о тебе в прежние времена.

Имперский казначей прищурился, испытующе глядя на яр-дана. Была ли это очередная насмешка, пытался ли юнец, по совету Вокама, подольститься к нему, или…

— Я относился к твоей работе без должного уважения, — продолжал Баржурмал, и видно было, что слова эти даются ему нелегко. — Тогда я не понимал моего отца, сказавшего как-то раз, что двух человек я должен всегда чтить и слушать, как его самого. Тебя и Вокама. Мне казалось, что считать деньги может любой, а соглядатаи в хорошо устроенном государстве не нужны. Однако едва мой отец покинул этот мир, как Вокам спас мне жизнь, и вскоре я понял, что советы его дороже золота, а сам он послан мне Предвечным. Вокам неоднократно втолковывал мне, что ты самый честный и умный из всех, кто окружает меня. Он говорил, что твоими стараниями процветает империя, но постичь я этого не мог, пока не повел войско в поход. И только в Чивилунге мне открылось, что ты с бумагой и кисточкой делаешь то же, что я с мечом и копьем в руках. Только более искусно, более умело и мудро. Твои победы не столь заметны, ибо нет ни убитых, ни раненых, но тем больших похвал они заслуживают. Спасибо тебе за то, что ты сохранил империи Дзобу и Западные пределы. Я не представляю, как удалось тебе сделать это, не выходя из своего кабинета или, во всяком случае, не покидая Ул-Патара. Это чудо! Настоящее чудо, и я прошу тебя научить меня творить подобные чудеса!