– «Обида, а не зло», – в который раз повторил Ремигий. – Что ты знаешь о матери Гренделя?
– Ничего. Повторюсь: ведьму я встретила всего единожды. А Хродгар ничего не рассказывал. Но его холодность и небрежение законной женой в тот год были красноречивее любых слов. Я стерпела бы, заведи он по примеру иных вождей наложниц, великому воину нужно много женщин. С наложницами не теряешь душу, а конунг ее потерял. Навсегда. Тварь похитила у меня супруга, потом лишила его рассудка. Убеждена – именно она направляла Гренделя. Зло ради зла.
– Мы убьем ее, – твердо сказал Беовульф. – Клянусь, галиурунн не уйдет от моего меча. Но Грендель… Он ведь наполовину человек! Если окажется, что он не умер, ты простишь его?
– Тобой только что произнесено: Грендель убит, – холодно ответила Вальхтеов. – Не заставляй меня усомниться в твоем слове, вождь…
– Хорошо. Не беспокойся ни о чем, конунгин Вальхтеов, дочь Аудагоса. На закате я принесу тебе хорошие вести.
– Ты сказал, Беовульф, сын Эггтеова. Ты сказал…
* * *
По мнению епископа, Беовульфу следовало бы взять проводника, да хоть Гуннлафа, знавшего тропу через трясины к острову, но гаут отказался и положился на чутье Фенрира. У пса великолепное чутье, он не заведет людей в гиблую топь!
Изначально Беовульф собрался идти в одиночестве, но его поредевшая дружина взбунтовалась, причем мятеж поддержали Ремигий и Эрзарих, по большому счету не имевшие никакого отношения к Народу Тумана. Северин благоразумно молчал, предпочитая не встревать в бурный спор.
Решили так: из дружины Беовульфа погибли трое, значит и месть за их жизни принадлежит не только вождю, а всем, включая ромейского жреца – Ремигий-годи заслужил! Военный вождь только руками развел – пусть будет по-вашему.
До окружавших болота возвышенностей добрались верхом, едва поспевая за явившим неслыханную прыть Фенриром. Лошадей стреножили и оставили пастись на лугу, пес, теперь удерживаемый кожаным ремнем, нетерпеливо поскуливал и тыкался носом в низкую травку – Алатею удалось отыскать на стеблях капельки темной крови. Никаких сомнений, Грендель недавно проходил здесь, собака не ошибается!
Эрзарих с Гундамиром вырубили в перелеске шесты, без которых двигаться по топям было затруднительно. Внизу, под холмами, простиралась грязно-серая равнина, кое-где скрытая полосами тумана, не рассеявшегося и среди дня. Не ощущалось и малейшего движения воздуха, никакого ветра, только гнилостные испарения и запах влаги…
Фенрир уверенно повел людей к северу, вдоль берега болот. Пока что идти было нетрудно, под ногами камень и подсохший за минувшие теплые дни суглинок. Затем полоса трясин резко ушла к западу, в сторону моря, и собака, поумерив шаг, осторожно ступила на зыбкую почву, направляясь от одной кочки к другой, от островка к островку.
Кое-где замечались полусгнившие вешки, вероятно поставленные на тропе много лет назад жрецами. Неподалеку хлюпало и булькало, ползали проснувшиеся после спячки лягушки, Северин заметил змею… Ничего угрожающего или жуткого не замечалось, за исключением встречавшихся на пути огромных следов: Грендель иногда проваливался в топь одной лапой, но неизменно выбирался и шел дальше.
– Очень странное место, – сказал Хенгест, когда по решению Беовульфа охотники остановились передохнуть, забравшись на вершину большого, шагов семьдесят в диаметре, острова посреди болота. – Гляньте-ка, вот там, левее – скалы с обрывом, под скалами большая глубокая впадина…
– Чем же странно? – поинтересовался Северин, внимательно изучивший окрестности. Действительно, рассекавшие трясины цепи холмов и гранитные выходы на западе образовали нечто наподобие огромной чаши, дно которой было затянуто белесой мглой. – Я видел такие в землях франков…
– Мало ли, что ты видел, – проворчал ют. – Подобные скалы можно встретить только на морском берегу. Я знаю, что полуночнее Хеорота в сушу вдается несколько узких и длинных заливов-фьордов, до одного я вчера добрался пешком. Что же это получается, а?
– Вода солоноватая. – Беовульф спустился к омуту, коснулся пальцами воды и попробовал ее на вкус. – Скверно… Это ж Граница, Рубеж… Вот почему в старые времена даны решили устроить капище именно здесь!
Ремигий понимающе кивнул. Варвары очень серьезно относились к понятию «границы» там, где сталкивались миры или среды. Достаточно вспомнить «прореху», где поселился дракон Фафнир – на границе, не принадлежащей Мидгарду или иным планам бытия. Именно в порубежных областях должны обитать существа диковинные и опасные.
Впадина-чаша, похоже, являлась размытой границей между сушей и морем, где встречались, перемешиваясь, две сущности…
– Полагаю, от моря к острову Гренделя ведет некий подземный проход, каверна, – объяснил Северину епископ. – Во время прилива морская вода поднимается и проникает сюда, в болотину, оттого и привкус морской соли. Теперь понятно: жрецам было проще общаться с духами, взывая к ним из Пограничья: и не суша, и не море – за скалами владения ванов, а по другую сторону болот – твердь, оберегаемая асами. Удачное место. Вернее, было таковым до времени, пока не пришло зло…
– Пришло или было разбужено людьми? – обернулся Беовульф. – Вспомните менгиры, которые поставил на болотах незнаемый и древний народ, сгинувший задолго до появления данов, фризов и ютов? Кто они были? Каким богам поклонялись? Кому жертвовали?
– Как ты сказал? – насторожился Хенгест. – Разбужено? Старый Эремод рассказывал, что капище на болотах устроили перед самой смертью конунга Хальвдана, отца Хродгара. Значит, всего полтора десятка зим тому… Раньше даны ходили в Сканнерборг или на полдень, к фризам, но Хальвдану пожелалось, чтобы и близ Хеорота стоял божий круг! Как погляжу, место и впрямь отыскали знатное, прав Ремигий-годи, здесь самая Граница, я ее чувствую…
– А потом случилось то, о чем говорила Вальхтеов, – подхватил Беовульф. – Очень скоро, две зимы спустя!
Болота издали глубокий, низкий звук – настоящий вздох великана Имира. Создавалось впечатление, будто обитавшее здесь Нечто слушало разговор людей.
– Спокон веку известно: нельзя селиться там, где жили другие, особенно если они отметили землю колдовскими знаками, – буркнул Эрзарих. – Вокруг Хеорота на какую сопку ни посмотришь – везде странные камни торчат, и неизвестно, человек их ставил или кто другой? Незачем беспокоить чужих богов, только хуже будет!
– Вот я и думаю… – медленно сказал Беовульф, – не забрались ли даны Хеорота туда, куда людям нашего языка не след соваться? Если потревожишь духов древности, беда придет следом. Кто она, эта женщина, соблазнившая Хродгара?
– Очень скоро мы с ней встретимся, – уверенно сказал преподобный. – И не смотрите на меня так: я не пытаюсь «накликать», просто знаю, о чем говорю. Когда умер отец, Хродгар принимал посвящение вождя на капище, верно?
– Так велит обычай, – кивнул Хенгест-ют. – Хродульф тоже вскоре поедет в Сканнерборг.