Вестники Времен: Время вестников - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Мартьянов cтр.№ 20

Гисборн поник, выдохнув непроизвольно задержанный в груди воздух. Рыжекосая дама была до чрезвычайности хороша собой – но Юлиания Рифиотика никогда не появлялась в Туре-на-Луаре, не крала сундуков с архивами и не исчезала в болотах Камарга. Либо – и тогда надо отдать ей должное – она обладала способностью до неузнаваемости менять облик и цвет глаз. Глаза леди Рифиотики были карими. Утратив интерес к дорожкам конного поля, эти глаза с любопытством обежали зрителей на балконе. Остановились на Гае. Искусно подрисованные брови слегка приподнялись. Дама жестом подозвала слугу, повелительно указав тонким пальчиком на иноземца.

– Кирия Рифиотика спрашивает, не желает ли господин присоединиться к ее друзьям, – отбарабанил слуга по-гречески, возникнув рядом с англичанином. Подумал и повторил ту же фразу на корявой латыни, здраво рассудив, что франк может не разуметь здешнего наречия.

– Э-э… – опешил мессир Гисборн. – Ну… Сочту за честь, – наконец опомнился он.

К завершению скачек ноттингамец пребывал в горчайшем разочаровании и сожалении о том, что божий мир несовершенен, а леди Юлиания – не Изабель. Ромейка оказалась смешливой, остроумной, напрочь лишенной манеры с пренебрежением относиться к уроженцам иных краев и дружелюбной настолько, что двое ее спутников начали коситься на Гая с плохо скрываемым неудовольствием.

Про себя мессир Гисборн решил, что, ежели Изабель не отыщется, он с большим удовольствием навестит леди Рифиотику еще раз. Благо она приглашала и в подробностях обсказала, как найти в Константинополе ее дом.

* * *

Гость Константинополя, сэр Гай Гисборн понятия не имел, какое количество больших и малых храмов, а также часовен и просто мест для молитвы находится на одних только землях Палатия. Скажи ему кто-нибудь, что число таковых переваливает за сотню, а во всем городе приближается к тысяче – англичанин ничуть бы не удивился. Он уже понял, что Европе покуда не по силам угнаться за показной набожностью Империи.

Не ведал Гай и о том, что в тот день, когда он наравне с верными подданными Империи бродил, глазея и восхищаясь, по бесконечным дворцам, в одной из церквей Палатия произошла встреча, способная стать для Византии фатальной, сиречь роковой и судьбоносной.

…Храм святого Николая, Мир Ликийских чудотворца (д'Ибелен так и не научился выговаривать звучное греческое название, именуя святого несколько на варварский лад Николаусом) отличался от прочих городских соборов некоторыми особенностями. Во-первых, в нем хранилась чудотворная икона, написанная два, не то три столетия назад. Во-вторых, в Палатии он выполнял для многочисленных придворных роль не только Божьего дома, но и места встреч. В-третьих, по определенным дням за довольно круглую сумму там мог помолиться зажиточный горожанин… или не в меру любознательный иноземец.

Барону Амори храм пришелся не по душе – полутемный, сияющий тусклой позолотой иконных окладов, освещенной сотнями слабо мерцающих лампадок, изобильно, почти как у язычников, украшенный статуями, и от пола до потолка расписанный изображениями святых. Большеглазые лики смотрели отовсюду, и взгляд их был весьма далек от одобрения и христианского смирения. Пришедших помолиться было немного, они терялись во чреве собора. Порой вдоль стен тенями проскальзывали монахи – в черных одеяниях, с остроконечными капюшонами-куколями, скрывающими лица.

«Кто-то мне говорил, что византийское вероисповедание и наше католическое учение в основе своей не так уж сильно отличаются друг от друга, – припомнил д'Ибелен, нашедший себе укромное место за рядами приземистых пузатых колонн, украшенных непременной росписью. По плохо различимым в сумраке горам карабкались маленькие человеческие фигурки, устремляясь к небесам с серебряными облаками. – Кто же это рассказывал? Епископ Тирский Алинард? Патриарх Ираклий Иерусалимский, многомудрый трусоватый сибарит? Кто-то из высокоученых спутников султана Саладина? Как странно – арабы порой разбираются в хитросплетениях чужой веры лучше, чем мы сами… Должно быть, со стороны виднее».

Самого Амори религиозные споры и разногласия волновали лишь в той мере, в какой они затрагивали интересы его покровителя, Конрада Монферратского. Д'Ибелен находил, что лично ему весьма симпатичен тот простой способ, каким выясняет свои отношения с Римским престолом император Фридрих Барбаросса. Когда Рыжебородого не устраивают речи и намерения Папы, он выбирает своего – послушного и сговорчивого. Правда, решительность германца не всегда дает добрые всходы, ведь многолетние усилия Фридриха возродить Великую Римскую империю так ни к чему не привели. Итальянские города по-прежнему не желают признавать его своим властителем, нынешний Папа Римский Климент тоже не слишком благоволит к старому императору. А что-то будет дальше, когда замысел Конрада начнет претворяться в жизнь…

Размышляя о вечном, д'Ибелен не забывал незаметно поглядывать по сторонам. Поначалу барон намеревался взять на эту встречу Дугала – пусть держится где-нибудь сторонке и глядит в оба – но потом раздумал. За ним и так наверняка следят с того самого мгновения, как он сошел на берег и переступил порог своего нынешнего жилища, дома старосты итальянского квартала, по-гречески консула. Ибелен надеялся, что внимание императорских и эпарховых шпиков сосредоточилось на нем, посланце Конрада Тирского, а Дугалу повезло остаться незамеченным. Так пусть конфидент и дальше остается неприметной фигурой в тени, никак не связанной с ним, д'Ибеленом.

Тот, чьего появления дожидался Амори, появился на удивление скромно и незаметно, совсем не так, как обычно представали перед подданными отпрыски правящей фамилии. Просто вошел еще один человек, впустив за собой струйку холодного ветра и неяркого солнца, прикрыл дверь и не торопясь зашагал по широкому срединному проходу между колонн к алтарю и чудотворной иконе. За ним никто не появился – что ничего не означало. Соглядатаи могли обосноваться в храме заранее. Да и кто поручится, что одна из безмолвных черных фигур местных монахов не является доверенными глазами и ушами зловещего кирие Дигениса?

Пришедший постоял, положенное количество раз крестясь и кланяясь, зажег свечу и отошел к правому пределу. Не шмыгнул украдкой, просто отошел не спеша и присел на скамью у стены – возжелалось человеку побыть наедине с собой и Господом.

Выждав некоторое время и убедившись, что в соборе не прибавилось новых лиц, д'Ибелен опустился на ту же скамью – в почтительном отдалении от своего собеседника.

– Мессир Амори? – голос низкий, глуховатый, более подходящий человеку почтенного возраста. На самом деле Мануил Комнин был немногим старше несостоявшегося иерусалимского короля, коему недавно исполнилось тридцать два года.

– Ваше высочество, – откликнулся д'Ибелен. Разговор шел на норманно-французском, коим наследник императора Византии владел почти как родным греческим. Госпожа Феодора Вотаниата из Иерусалима, матушка Мануила – или Эммануила, как называли его франки – была из семейства, имевшего родственные отношения с европейцами. Да и сам Эммануил провел немало времени при дворе сначала короля Балдуина Прокаженного, а затем сестры его Сибиллы и ее неудачливого супруга Ги де Лузиньяна, пока двое последних оставались правителями Святой Земли. – Вы высказали пожелание встретиться со мной – и вот я здесь.