Зотов схватил ее за плечо и потащил в кухню, даже не дав
снять шубу. Плотно притворив дверь, он заговорил напряженным от злости голосом:
– Почему ты эгоистка? Потому что ты-то как раз и
думаешь только о себе. Ты хочешь быть самой лучшей и единственной для Игоря,
поэтому ты, вместо того чтобы дать ему дельный совет обратиться ко мне,
кинулась сама ему помогать. Думаешь, я не понимаю почему? Потому что ты хочешь,
чтобы он был тебе по гроб жизни благодарен, ты хочешь этим привязать его к себе
и совершенно не думаешь о том, как будет лучше для самого Игоря. Для Игоря было
бы лучше, если бы он сразу, в первый же час после того, как ему позвонил
шантажист, рассказал мне обо всем. У меня есть связи, возможности, деньги,
опыт, наконец, и я бы подсказал ему, что и как надо делать. Сейчас проблемы бы
уже не было. Через две недели у него большой концерт, а он боится выйти на
сцену, потому что этот шантажист его так запугал. Игорю нужно репетировать,
готовить новый репертуар, а он от страха имя свое забыл. И ты считаешь после
этого, что ты не эгоистка?
Лера расплакалась. Слишком велико было напряжение
сегодняшнего дня, чтобы ее нервы могли выдержать еще и это. Несколько недель
назад Игорь рассказал ей, что ему позвонил неизвестный мужчина и стал его
шантажировать. Сначала Лера ничего не могла понять, Игорь был так сильно
испуган, так нервничал, что говорил бессвязно и путано. Когда же он обрел
наконец способность излагать более или менее последовательно, то поведал Лере
историю поистине душераздирающую.
Во времена своего детско-подросткового бродяжничества
пятнадцатилетний Игорек встретил на платформе пригородной электрички какого-то
приличного дяденьку. Дяденька дал денег на еду и предложил неплохо заработать.
Способ зарабатывания средств, правда, показался Игорьку немного странным, но
вполне, впрочем, привычным. Был он мальчиком рослым, несмотря на полуголодное
существование, в папу – бывшего баскетболиста пошел, на верхней губе
пробивались уже весьма заметные усы, так что в подростковых бомжовых компаниях
он не раз приобщался к радостям секса. Его партнершами были такие же беспутные
бродячие девахи. А тут ему предложили делать все то же самое, но со взрослыми
тетками. Впрочем, какая разница, подумал он тогда, деньги-то платят – ну и
хорошо. А тетка или девчонка – разница невелика, устроены все одинаково. Жить
ему следовало за городом, на какой-то задрипанной дачке, вместе с еще четырьмя
мальчишками и девчонками, которых приспособили для тех же целей.
Дяденька-благодетель приезжал за ними один или два раза в неделю, грузил
двух-трех человек в машину и отвозил на какую-то другую дачу, где уже все были
хорошо поддатые. Ребята отрабатывали свои номера, и их благополучно отвозили
обратно. Режим на дачке был свободный, никто их не охранял, жратвы море, даже
выпивка была, спи, гуляй, ешь на доброе здоровье. Всех с самого начала
предупредили, что работа временная, указали сумму, которую реально было
заработать трудами праведными, и сказали, что по окончании контракта все могут
быть свободны, а если кому не понравится – ради Бога, скатертью дорога, никого
силой не удерживают. Это маленьких бродяжек вполне устраивало. С одной стороны,
на их драгоценную свободу никто вроде бы и не посягает, замков и заборов нет,
можно уйти в любой момент. С другой стороны, можно временно отлежаться,
отдохнуть, наесться досыта и подзаработать на дальнейшую кочевую жизнь, от
которой ни один из них и не думал отказываться. Они рассматривали неожиданно
подвалившую работу как возможность не без приятности провести время, сделать
передышку и набраться сил.
Игорь свое отрабатывал честно, это было нетрудно, ибо
сексуальность в нем проснулась рано, а взрослым теткам, с которыми его
укладывали, он очень нравился, уж больно красивый был. Но все хорошее быстро
заканчивается, закончился и срок его контракта. Дяденька-благодетель однажды
приехал на дачку и радостно сообщил, что пора честной компании выметаться
отсюда и освободить помещение. Компания, натурально, вымелась с гиканьем и
визгом, прижимая через одежду к груди так удачно заработанные денежки.
До ближайшей платформы шли все вместе, а потом компания
распалась. Интересы у всех были разные. Кто хотел в Москву, кто в Питер, один
из пацанов заявил, что у него мечта добраться до Северного моря, другой
собрался, наоборот, на юга, на солнышке погреться. Две девчушки лет по
двенадцать твердо решили никуда дальше какого-нибудь московского вокзала не
двигать, вокзалы, по их представлениям, были замечательным местом для жизни и
работы. Опыт вокзальной жизни у них уже был, собственно, именно там и подобрал
их дяденька-благодетель.
Разъезжались по одному, наученные горьким опытом не кучковаться.
На двух девочек, возвращающихся с дачи, никто и внимания не обратит, а на
подозрительную группу из пятерых плохо одетых подростков с наглыми мордашками –
обязательно. Еще и поездную милицию вызовут, с них станется, с пассажиров-то.
Игорь уезжал последним. Ему очень захотелось отчего-то
почувствовать себя свободным и взрослым, а для этого нужно было избавиться от
компании и в одиночестве посидеть на лавочке, потягивая из горла портвешок и
покуривая сигаретку. Выпивка и курево у него были – с дачки прихватил, не
оставлять же добро неизвестно кому. Так и сидел он на лавочке неподалеку от
платформы, попивая дешевое вино, предусмотрительно перелитое все на той же
дачке в бутылку из-под виноградного сока. Игорь хорошо помнил восемьдесят пятый
и восемьдесят шестой годы, когда подростку появиться в одном кадре со спиртным
было делом опасным. Ментов интересовала даже не столько проблема детской
безнадзорности, сколько необходимость выполнять указ по борьбе с пьянством.
Сейчас-то стало поспокойнее, но тоже лучше не нарываться.
Была ранняя осень, такая нежная и невозможно красивая, такая
грустно-золотистая, и Игорю вдруг стало так хорошо, что он не заметил, как
начал напевать. Впрочем, он, как правило, никогда этого не замечал, для него
петь было все равно что дышать.
– Ты что, с ума сошел? – услышал он голос совсем
рядом с собой.
Игорь оглянулся и увидел приличного такого дядьку, который
взирал на парня с изумлением и укором. Опытным взглядом юный бомж окинул
незнакомца и по достоинству оценил его прикид, который по нищему восемьдесят
седьмому году был более чем изысканным. Стильный, одним словом, был мужик, явно
не из ментов.
– Чего это я с ума сошел? – не особенно вежливо
ответил он. – Тебе чего надо, дядя?
– Зачем ты куришь, маленький уродец? – спросил
незнакомец почти ласковым голосом. – У тебя такой голос, а ты связки
губишь. Ты же на золотой жиле сидишь и сам же ее кислотой протравливаешь.
Мозги-то есть или как?
Сказанное поставило Игоря в тупик. Во-первых, никто никогда
не называл его уродцем, наоборот, все восхищались его красивым лицом и большими
выразительными глазами. Девчонки особенно завидовали его длинным, густым,
загибающимся кверху ресницам. А во-вторых, дядька, несмотря на свою стильность
и солидный, по Игорьковым меркам, возраст, разговаривал на простом и понятном
языке. «Чудной какой-то, – подумал он. – И чего привязывается? Пидор,
что ли? Этого мне только не хватало». И тут же замурлыкал другую песенку,
которую слышал по радио много раз, когда был совсем маленьким: «Этого мне
только не хватало…»