Визит к Прометею - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Гуляковский cтр.№ 60

— Это не Карин! — с облегчением произнес Бартон.

— Я говорил вам, что это не могла быть Карин. У этой женщины, скорее всего, есть младенец, которого она согласилась принести в жертву своему господину.

— Что такое ты говоришь? Разве подобное злодейство возможно? Разве мать способна добровольно пожертвовать своим ребенком?

— Разные бывают матери...

Ветер, словно дожидавшийся момента, когда в круг пентаграммы войдет монах в алом плаще, несущий в руках какой-то сверток, ворвался в монастырский двор и развернул хоругви так, что Танаев наконец смог рассмотреть лик того, кто на них изображен.

— Так я и думал. Они поклоняются Аристарху! На их хоругвях изображен лик алого князя! — забывшись, он произнес это слишком громко, и Бартон, прижав палец к губам, прошептал:

— Тише. Это их главная и самая страшная тайна. Если жители города узнают, кому поклоняются серые монахи, они откажутся от общения с ними, люди начнут их убивать при каждом удобном случае. И если монахи поймут, что их тайна раскрыта, они сделают все, чтобы немедленно расправиться с нами.

— В таком случае нам придется прорываться через всю эту толпу прямо сейчас! — приказал Танаев. — Я не собираюсь смотреть, как эти изуверы убивают невинного ребенка!

— И это означает, что у нас не останется ни единого шанса... Как только они поймут, что мы стали свидетелями гнусностей, которые они здесь творят, нас будут преследовать до тех пор, пока не убьют!

— Значит, такова наша судьба! Вперед, друзья, и да пребудет с нами десница господня! — Эта фраза сорвалась с его губ словно сама собой, и единственное, о чем Танаев пожалел, бросившись на толпу монахов, так это о том, что с ним не было его любимого оружия. Шунгитовый меч отобрали сразу после пленения.

Но и без оружия, обладая нечеловеческой силой и скоростью, он был страшен в рукопашном бою, и ему удалось прорваться почти до самого центра пентаграммы, до того места, где стоял монах в красном плаще со свертком в руках.

Танаев успел вырвать у него этот сверток и ринулся дальше, не бросив даже взгляда в сторону женщины, пожертвовавшей своим младенцем. Он не знал, какие обстоятельства вынудили ее так поступить, и не собирался в этом разбираться.

Да и не осталось у него уже времени ни в чем разобраться, потому что на галерее второго этажа монастырского здания появились знаменитые серые арбалетчики, не делающие промахов.

Но прежде, чем они успели спустить свои тетивы, монах в красной одежде поднял руку, и его громкий голос разнесся над всей монастырской площадью:

— Опустите оружие и пропустите их! Пока ребенок, принадлежащий нашему господину, у них — они неприкосновенны!

И, к удивлению Танаева, совершенно не ожидавшего, что этот приказ будет выполнен, монахи расступились, освобождая ему и его спутникам путь к воротам.

Фавен и Бартон придвинулись к Танаеву вплотную, встали между ним и наделенными на него арбалетами, заслоняли собой его и ребенка. Так они и шли к воротам тесной группой, провожаемые невидимыми под монашескими капюшонами, но хорошо ощущаемыми Танаевым взглядами ненависти.

Еще переступая последнюю линию пентаграммы, Танаев невольно подумал, что если ее магическая защита имела какое-то влияние на поведение монахов, то теперь оно кончилось. Но ничего не изменилось. Они беспрепятственно достигли ворот сквозь строй ненавидящих взглядов и не услышали ни одного проклятия, ни одного напутственного слова.

Уже за воротами Танаев спросил Бартона:

— Тебе не кажется, что все получилось слишком уж просто? Почему они нас выпустили?

— Потому что колокол на монастырской звоннице пробил двенадцать раз.

— Ну и что? Какое отношение... — И тут он наконец понял. — Кары?

— Конечно. Настало их время. В монастырский двор они почему-то не залетают. Возможно, монахам известна какая-то магическая защита от этих тварей. Но как бы там ни было, они выпустили нас лишь потому, что уверены: в это время за воротами монастыря мы не проживем и часа.

Но пока что они постепенно отдалялись от монастыря, хотя и двигались, как во сне, каждую минуту ожидая смерти. И только когда из темноты вынырнула кара и тут же исчезла, словно отброшенная ударом неведомой силы, Бартон спросил у Танаева:

— Ты понимаешь, что происходит?

— Нет. Но думаю, что дело в младенце. Его окружает кокон какой-то невидимой силы. Довольно большой кокон. Если мы по-прежнему будем держаться поближе друг к другу, то останемся под его защитой, — Танаев говорил медленно, растягивая слова. Создавалось впечатление, что его мозг в это время занят какой-то другой, более важной проблемой, чем ответы на вопросы Бартона, и, возможно, даже более важной, чем их собственные жизни.

— А куда мы, собственно, идем? — не унимался Бартон.

— К башне Амок. Я не знаю, как долго продержится защита, оберегающая нас от кар. Только в башне мы будем в безопасности.

Перед знакомой башней они оказались примерно через полчаса и за это время стали свидетелями, по крайней мере, десятка неудачных нападений кар.

— Мне кажется, ребенку надо дать хотя бы глоток воды! — произнес Бартон и попытался взять ребенка у Танаева, но тот не разжал рук.

— Интересно, откуда ты возьмешь воду? Все наши вещи остались у серых.

— Позволь мне посмотреть, что с ребенком. Мне кажется странным, что он не плачет и даже не двигается. Внутри пентаграммы он не был так молчалив!

На этот раз Танаев не стал возражать, и Бартону удалось развернуть полотно, в которое был закутан младенец.

— Он мертв!

— Да, я знаю, — подтвердил Танаев. — Я почувствовал это еще во дворе монастыря — внутри пентаграммы. Им был нужен мертвый младенец для завершения своей страшной церемонии, и они умертвили его, едва мастер их черного ордена вошел в круг пентаграммы.

— Но тогда почему... зачем было отбирать у них ребенка? Ты не мог знать, что это защитит нас от стрел!

— Я и не знал. Просто не мог позволить завершиться их мессе.

— Почему ты думаешь, что в башне мы будем в безопасности? — спросил Фавен, пристально осматриваясь вокруг. — Ведь именно там в первую очередь нас будут искать серые!

— Они не знают о существовании башни Амок.

— Как такое может быть, она же находится у них под носом?

— Она для них невидима. На ее месте они видят огромный провал, к которому боятся подходить.

— Но ведь это всего лишь иллюзия! За столько лет кто-нибудь из них мог попытаться...

— Это не иллюзия. Для них там действительно смертельно опасный провал. Амок умеет защищать свое жилище от непрошеных гостей.

Они вошли в башню и начали долгий подъем к ее вершине. Внутри было тихо, несмотря на то что решетчатые стены свободно пропускали наружный воздух, горячий ветер улицы здесь не ощущался. И чем выше они поднимались, тем заметнее уменьшалась мучительная для всех жара.