Пилот юссисси произвел тщательный обыск, и Эдди не смог удержаться от хихиканья. Камера-пчела запечатлела сцену во всей полноте. Пилот посматривал на нее с тем же хищным видом, что и Серримиссани. Закончив, пилот одарил Эдди последним долгим взглядом и удалился в кабину, к штурвалу.
Эдди сунул руку в вещмешок, чтобы проверить, в порядке ли особо ценный груз. Пальцы нащупали три бутылки настоящего вина, сверток с пальмовым сахаром и фляжку с живыми дрожжами, шесть кусков лавандового мыла и большую пачку чая — эта конвертируемая валюта спасает журналиста в любой стране. Самый высокий обменный курс, конечно, у сигарет, но на космическом корабле они считались нелегальным грузом.
Все это Эдди взял не для ублажения аборигенов, даже если бы они и разобрались, что с этим делать, а в подарок Шан. Он скучал по ней. Разумеется, Эдди встречал людей и посимпатичнее, но, как ни странно, больше всего ему импонировали те, кого нельзя запугать и подкупить — деньгами или лестью.
Челнок приземлился на клочке каменистой почвы, ничем не напоминающем взлетно-посадочную площадку. Его поджидал мужчина вес'хар. Он прохаживался вокруг чудного транспортного средства, больше всего напоминающего матрац под балдахином. Доверия оно, естественно, не внушало.
Эдди проводил взглядом юссисси, который, в свою очередь, не сводил взгляда с камеры-пчелы. По крайней мере никто не требовал чаевых.
Эдди принял приглашение водителя и уселся на матрац, который тут же изменил форму и из плоского тюфяка прекратился во вполне надежный транспорт на воздушной подушке. Эдди почувствовал себя лучше. Они скользили по скалам, дюнам и зарослям мягкого мха, вздымавшегося под ними волнами. Дороги видно не было.
— Мы едем по земле из-за картинок, — водитель говорил будто бы двумя голосами одновременно. — Мы строим дороги под землей. Нечего фотографировать. Понимаете?
— Ага, благодарю. — Камера-пчела счастливо порхала вокруг. Транспорт вес'хар поразительно бесшумно нырял со скал и вскарабкивался на холмики. Открытость вес'хар застала Эдди врасплох. Ему встречались многие проводники и телохранители, чья основная задача состояла в том, чтобы не позволить ему что-то снять и записать. Часто свои требования они подкрепляли демонстрацией пистолета. — Мне можно снимать все?
— Если ваши глаза что-то видят, вы можете фотографировать.
— Ого! Мне здесь уже нравится!
Они скользили между зарослями чего-то, напоминающего лишайники размером с дерево, — по желтым мясистым стволам ползали какие-то красно-белые полосатые существа. Когда поднялись в гору, вес'хар остановил машину.
— Гефес смотрит. Сейчас смотрит.
— О-о… ого! Господи Иисусе! Ф'нар едва не ослепил Эдди.
Застывшая красота. Переливы цвета, сияние… Эдди потерял дар речи и едва не свалился с пассажирского сиденья.
— Нужно будет переделать саундтрек. Нельзя показаться простым туристом.
— Ф'нар, — объявил водитель. — Шан Чайл сказала, вы говорите «чтоб я сдох», когда видите это, так вы удивлены.
— Как долго ты говоришь по-английски?
— Четыре дня.
— Что ж. Чтоб я сдох. — Он проверил камеру-пчелу — она тоже застыла, видимо, потрясенная видом, — и вытащил вторую, чтобы первые кадры наверняка получились отличного качества. — И в самом деле — Город Жемчуга.
Вес'хар подвез Эдди до центра города. Дальше транспорт идти не мог. Эдди стоял на дне кальдеры и, завороженный, смотрел на ряды террас, этот вывернутый зиккурат, висячие сады. И тут и там виднелась растительность. Перламутр покрывал все. Слов у Эдди по-прежнему не было. Он проследовал за проводником и начал восхождение на террасы, стараясь вежливо кивать каждому, с кем встречался взглядом.
Вполне в духе Шан — забраться как можно дальше от посторонних глаз. Эдди остановился перевести дух за перламутровой дверью в стене, где под слоем переливчатого покрытия едва угадывался тесаный камень. Все тело ныло.
Дверь распахнулась.
— Эдди, — сказала Шан, — а ты как раз к чаю.
Шан, занимая собой дверной проем, выглядела хорошо. Она как-то неуловимо изменилась, стала еще атлетичнее, чем он помнил, однако все равно казалась человеком. Эдди раскрыл объятия — инстинктивный жест. Она не двинулась с места.
— Я не охочусь за клетками твоего эпителия.
— Не сомневаюсь.
Шан не позволила себе даже сдержанного объятия. Он не сомневался, что его проверят перед отправкой на «Актеон». А если они и не планируют, он сам настоит. Нет у него желания породить катастрофические изменения в человеческом обществе. Арас сервировал стол. Он с уважением кивнул Эдди. Вряд ли вес'хар сильно обрадовался гостю, но по ним трудно определить. Арас был мрачен, молчалив и пугающе огромен.
Эдди поприветствовал его улыбкой и вытащил из вещмешка пакет из волокон ефте с подарками.
— Смотри, Шазза, вино, мыло, дрожжи и сахар для пива. И чай, — гордо провозгласил Эдди.
Она не улыбнулась. Может, не стоило заходить так далеко и называть ее одним из многочисленных прозвищ, которые он сочинил когда-то. Она ухмыльнулась, отчего показалась почти девчонкой.
— Спасибо. Напиться мне не светит, но ты не представляешь, насколько кстати этот чай!
— Эй, ты часом не беременна?
— Ни капельки не смешно, Эдди. Упс. Он быстро сменил тему разговора.
— Чудесный диван. Хотя белая обивка скоро засалится… И тут она расхохоталась, и хотя Эдди не понял почему, он почувствовал в некотором роде облегчение. Арас посмотрел на него с сочувствием.
— Она потом тебе объяснит.
Эдди прошел вслед за Шан на террасу. Он заставил себя не смотреть на сияющий городской пейзаж. Как скоро ему удастся достичь цели своего визита? Есть много способов донести важную информацию. Шан хорошо понимает намеки. Вот только ему хотелось побыстрее разделаться с этим.
— В жизни не видел ничего прекраснее.
— Удивительно, правда? — Она все еще держалась немного сдержанно. — Это дерьмо насекомых.
— Что?
— Перламутровое покрытие — выделения крохотных жучков. Они не совсем насекомые в нашем понимании слова, но тут занимают эту нишу.
— Да, на Земле дерьмо выглядит гораздо хуже.
— Да, я тоже об этом подумала.
— Значит, у тебя все в порядке?
— Да, все отлично.
— Хорошо.
Они сели на краю обрыва, и Эдди прислонился спиной к стене, нимало не заботясь, чем она там покрыта — дерьмом или лучшими турецкими изразцами.
Шан скрестила руки на груди, закатав рукава. На коже отражался свет. Эдди оглянулся, чтобы понять, откуда эти отсветы, и ничего не увидел. Значит, огоньки у нее под кожей.
— О боже. — Он уставился на ее руки.