Будь моей - читать онлайн книгу. Автор: Лора Касишке cтр.№ 71

— Извините, мэм. Ничем не могу вам помочь. — В ее тоне не слышалось ни намека на сожаление.

— Я — мать Чада Сеймора.

— Ах! — воскликнула секретарь, и ее голос смягчился. — Что ж вы сразу не сказали? Подождите минутку.

Минута еще не прошла, когда она снова взяла трубку и сообщила, что заказ будет выполнен. В пять часов.

— У вас прекрасный сын, миссис Сеймор, — добавила она. — Прямо скажу, ваш Чад — самый милый юноша, какого я встречала.

— Спасибо.

Фред подвез Чада от последнего клиента. Работали на поле для гольфа: устанавливали ловушки для кротов, готовили к посадке молодые саженцы диких яблонь.

Когда они подрулили к дому, мы с Джоном только что принялись разжигать вокруг ямы, которую выкопали, костер из сухих веток. Джон стоял на подъездной дорожке, опираясь на капот своего «эксплорера», и утирал лицо полотенцем. За истекшие часы ему пришлось несколько раз прерывать работу лопатой, чтобы вывернуть на землю содержимое своего желудка. В один из перерывов он сел на кучу хвороста и заплакал, закрыв лицо руками.

— Шерри! — рыдал он. — Как он мог? Не важно, что он думал, но как он мог? Я бы никогда…

— Конечно, ты не смог бы. — Кто говорил моим голосом — адвокат или прокурор?

— Шерри! — Он поднял на меня пораженный взгляд. — Ты что, защищаешь Чада? Ты разочарована, что я никого не убил?

Я повернулась к нему с лопатой:

— У нас мало времени.

Температура воздуха поднялась до девяноста пяти градусов.

Мы пропотели насквозь, нас нещадно кусали мухи.

Их оглушительное жужжание сводило с ума. Казалось, это не тысячи маленьких живых существ, а один огромных размеров одушевленный механизм, поставивший своей целью извести нас вконец. Впрочем, через некоторое время они присмирели, а потом и вовсе рассеялись. Даже канюки утратили свою целеустремленность. В их движении появилось нечто вроде замешательства. Или разочарования? Вскоре и они исчезли из виду.

Мы подожгли сухие ветки. Несмотря на жару, я стояла вплотную к костру и смотрела, как загораются сухие ветки и стволы. Вспыхивая, они издавали свистящий звук — и исчезали, словно их уносил ветер, а не сжирало пламя. Я вглядывалась в огонь и силилась понять, когда он наступит, тот момент, который превратит все случившееся в прошлое.

Жар был чудовищным, но я позволила ему проникнуть в меня, пока не почувствовала, что он у меня в крови.

И еще ниже наклонилась над костром.

Сзади подошел Фред:

— На что вам такая чертова прорва земли? Работы будет куча. Вы что, прячете что-нибудь, что ли? Может, у вас тут труп?

Я смотрела на Фреда, а Фред смотрел на то место, где мы вырезали сухостой и разбросали землю. На нем была майка без рукавов и шорты цвета хаки. Я увидела на его руках и ногах выпирающие вены, словно в него внутри бились голубые бабочки.

— Да нет, — сказала я. — Просто устала от этого бардака.

— И я вас понимаю, — одобрил Фред. — Так-то оно к лучшему. И то сказать, давно пора.

Он предложил помочь с посадками.

Цветущий кустарник, декоративные деревья — несколько лиственных пород и несколько вечнозеленых. Можжевельник. Самшит. Барбарис. Кассия.

— Можно сделать небольшой сад из деревьев с фигурной кроной, — сказал Фред. — Если вам нравится самолично подстригать деревья и если вы не боитесь работы.

— Я не боюсь работы, — ответила я.

— Еще можно посадить плющ на каркасе в виде кролика или оленя. Только надо еще немножко расчистить — вот здесь и здесь. У вас тут будет настоящий рай.

Мы долго ходили с ним вдвоем по участку.

Чад был дома. Он первым выскочил из грузовика Фреда и, быстро проскользнув мимо нас, нырнул в дверь. Нам он не сказал ни слова. Джон все так же стоял, прислонившись к «эксплореру», и таращился в небо, провожая глазами дым от костра.

Фред подошел ближе к огню. На его лицо упали отблески жара, а вены на руках и ногах зашевелились, как живые.

Я взглянула на шрам у него на груди.

Насколько я поняла, у него больше никогда не будет проблем с сердцем.

Сердце ему вырезали, когда вскрыли грудную клетку. И установили туда новое. Создали нового человека. Теперь он будет жить вечно.

— Я не собирался убивать его, — сказал Чад.

— Я знаю.

— Откуда? Что ты вообще знаешь, мам?

— Я знаю тебя.

— Ничего ты не знаешь, — ответил он. Он сидел перед компьютером. Сидел и плакал. В бледном свете, исходившем от монитора, его лицо в темноте комнаты окрасилось в голубоватый цвет, как у утопленника. Слезы на щеках казались жидким серебром. — Ты меня совсем не знаешь, — повторил он.

— Как это произошло?

— Мы подрались рядом с баром, — сказал Чад. — Напились и подрались. Из-за тебя. Я сказал ему, что все знаю. Что вычислил его еще в Калифорнии и понял, что он трахает мою мать. Сказал, что мне все известно, а он все отрицал, твердил, что между вами ничего не было. Тогда я сказал, что все видел своими глазами. Он пришел в наш гребаный дом. Целовал тебя на ступеньках нашего долбаного крыльца. Он что, думает, я идиот? Я же видел, как он шептался с тобой на кухне! Он сказал, что у тебя другой парень, катил бочку на этого препода, и тогда я просто озверел. Я треснул его головой об машину, и он… Он признался. — Чад несколько раз судорожно всхлипнул. — Потом он оказался на земле, а я…

— Прекрати реветь.

Глаза у меня были совершенно сухие, словно я никогда в жизни не проронила ни слезинки. Они были такими сухими, что я не могла их закрыть. Не могла моргнуть.

— Нам необходимо трезво оценить ситуацию, Чад, — сказала я. — Мы не можем тратить время на рыдания.

Чад зажал рот рукой, пытаясь сдержаться. Слезы все еще блестели у него на щеках, но плакать он перестал.

— Кто-нибудь тебя видел?

— Кто-то там был, — ответил он. — Конечно, нас видели, но не очень близко. Совсем рядом никто не околачивался. И никто не видел, чем это кончилось.

— Где его машина?

— Я отогнал ее к карьеру, — сказал Чад. — Сначала привез его сюда, а потом… До дома дошел пешком.

— Ты кому-нибудь рассказывал? — я кивнула на компьютер. — Писал Офелии?

— Да, — ответил он.

Я встряхнула головой и провела рукой по его щеке. Он взглянул на меня. Какой ребенок.

Я ясно видела это.

В голубоватом свете монитора он выглядел сущим ребенком. Я всегда боялась, что в бассейне он пойдет ко дну, потому что не умеет плавать. Если я не буду следить за ним каждую секунду, может произойти что угодно. Он не знает, что делать — добираться до края бассейна или искать, за что ухватиться, — веревку или лестницу. И пойдет ко дну. В мерцающем голубом свете он только казался мужчиной — но был прежним ребенком.