Медведица, или легенда о Черном Янгаре - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 86

…она одна. И утешить некому.

Хруст ветки и тихая брань заставили очнуться. И Янгар застыл, прижимаясь к ветви, сожалея лишь о том, что еще слишком рано и не укрывает его густая плотная листва дуба.

А значит, есть у Якки Ину шанс.

Нет.

Слишком беспечен он.

Весел. Идет легко, не таясь, по своей ведь земле, где не ждут удара в спину. Хлюпает под ногами грязь. Ветви качаются, осыпают Якки дождем. И тот ворчит, но не зло. Умиротворен он.

И почти счастлив.

Хорошо, наверное, умереть счастливым.

— Стой, — Янгхаар позволил Ину пройти под дубом.

Иное задумывалось, но показалось вдруг бесчестным, недостойным прежде всего самого Янгара.

Якки остановился, обернулся…

— Стой, — повторил Янгхаар, спрыгнув на землю. Влажно хлюпнуло под ногами. И сапоги ушли в мокрую землю.

— Стою, — Якки накрыл ладонью рукоять меча. — Здравствуй, Черный Янгар. Отец тебя ждал.

— А ты?

— И я… драться будем?

— Будем.

— До смерти? — он отступал к зарослям жимолости, медленно, но уверенно.

— До смерти, — согласился Янгар.

— Да… как еще… Дурак ты.

Якки вдруг бросился в заросли.

Он бежал, проламываясь сквозь плетение кустарника, стряхивая с кожи воду и отталкивая цепкие ветви. Бежал, не думая о чести…

…а еще спустя миг ночную тишину разорвал пронзительный свист.

В Лисьем логе ждали Янгара.

Вот только быстрые ноги не спасли Якки Ину. Он успел добраться до рва, за которым начиналось поле. Расцветало оно огнями тревожных костров. Разрывалось голосами людей и гончих…

…успел.

И в последний миг обернулся.

— Драться будем, — выдохнул, выхватывая меч, выставляя его на Янгара. И рука дрожала.

— Нет, — Янгар ударил кулаком в висок. И подхватил обмякшее тело.

Перевернув Якки на живот, стянул руки конопляной веревкой, и лишь после этого плеснул в лицо водой. Якки сразу глаза открыл, зарычал, задергался, пытаясь уползти.

— Тебя поймают, — сказал и сплюнул. — Поймают и живьем похоронят…

— Пусть сначала поймают.

Янгхаар закончил сооружать петлю и перекинул веревку через сук.

— Олли ты дал поединок.

— Олли от меня не бегал.

— Ты… — Якки сглотнул, вывернул шею, верно, гадая, далеко ли люди и псы.

Вдруг да успеют.

Нет, не успеют.

— Ты не посмеешь так… ты…

— Посмею.

Он попытался прижать подбородок к груди, но петля все равно опоясала шею.

— Где Талли? — спросил Янгхаар, затягивая петлю. — И твой отец?

Думал, будет упираться, но в глазах Якки жил страх. И страх этот поторопил с ответом.

— Если скажу, отпустишь?

— Убью быстро.

— Отпусти… тебе же отец нужен… он во всем виноват… я просто…

— Где?

— Олений город. Я не воевал с тобой! Я не…

Клинок пробил тонкую височную кость, и Якки, дернувшись, замер. Эта была легкая смерть. Недостойная труса. Тело он все-таки вздернул, запирая душу. Прислушавшись — собаки были близко — отступил во влажный сумрак леса.

До Оленьего города неделя пути.

Хватит времени, чтобы придумать, как добраться до Тридуба.

Мы въезжали в Олений город затемно. Я слышала, как изменился голос дороги: теперь колеса стучали по камню. Повозка то покачивалась, то вздрагивала, порой мне казалось, что еще немного, и она рассыплется, и я загадывала, чтобы с нею рассыпалась и клетка.

Не сбылось.

— Дорогу! — раздалось грозное. И хрипло заревели турьи рога, возвещая, что идет важный человек. За ними не слышала я ничего, но зато в нос ударил венок запахов, в котором смрад зеленеющей воды изо рва переплетался с дымом, вонью выгребных ям и красилен. Тонким вьюнком пробивался аромат свежего хлеба, и ощутив его, я поняла, что голодна.

Но не настолько, чтобы есть сырое мясо.

Дом моего отца был роскошен.

Два этажа. И красный камень стен, опоясанный узором изразцов. Узкие окна, затянутые цветными стеклами. Высокое резное крыльцо, у которого уже столпилась челядь. Привычная суматоха захлестнула двор. Сновали мальчишки, забирали коней, подавали питье и влажные рушники. Крутились под ногами собаки, визжали. Кто-то кричал, кто-то заходился надрывным плачем…

— На задний двор, — голос отца заглушил прочие звуки. — И охрану…

Дальше я не расслышала.

Что было позже?

Ничего.

День и снова день.

Множество дней, каждый из которых прибавлял весеннего тепла. Солнце пробиралось и на задний двор, скатывалось по каменным стенам, по врытым в землю столбам, вязло в подмокшей за зиму соломе крыш, и все-таки касалось железных прутьев моей клетки.

Таял снег, лишь у задней стены оставались ноздреватые, покрытые коркой угольной пыли сугробы. К лужам слетались галки и суетливые синицы.

Моя клетка ржавела.

А я…

Я считала прожитые дни, отмечая их когтями на дощатом полу, под которым, к сожалению, тоже лежали железные прутья.

Я была зверем. И я была человеком.

Хийси-оборотнем, поглядеть на которого приходили все, кто только обретался в доме Ину..

Отец и его гости — открыто, впрочем, никто из славных воинов так и не решился подойти к клетке вплотную. Они стояли, разглядывали меня, переговаривались, обсуждая, достанет ли у меня свирепости, чтобы продержаться на арене хотя бы день. Бились об заклад. И золотые монеты переходили из рук в руки.

Скрывая интерес, но все же не таясь, подходили к клетке воины. Присаживались, кто в пяти шагах, кто — в трех. Разглядывали. Хмурились. Деловито сплевывали под ноги, чтобы тут же растереть плевок сапогом. Эти обсуждали размер и длину когтей…

…и человеческое обличье, которое не так уж уродливо.

…от их разговоров, от откровенности и грязи, которая скрывалась за словами, меня тошнило.

А по вечерам, в сумерках, к клетке подбирались слуги. И вновь меня окружал шепот.

Только рабы были молчаливы.

Но их тоже мучило любопытство, но страх мешал его выдать. Всем. Кроме Олли.

Какой это был день? Тяжелый. С утра пришел отец, который, глянув на выброшенное из клетки мясо, приказал: