Первая Галактическая - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ливадный cтр.№ 67

— Кассии ничто не угрожает, Вадим! — резко оборвал его Лисецкий, поддержав тем самым Полвина. — Капитуляция — это уже свершившийся факт. Мы оккупированы. А семьи… Семьи мы заберем с собой, чтобы не на ком было отыграться… Пусть оставшиеся валят все на нас, пусть наши имения сожгут, разорят… Я чувствую — это произойдет так или иначе… Ты как хочешь, Вадим, а я поддержу Николая!..

Лозин покачал головой, вскинул взгляд на Марию и, заметив, как та едва заметно кивнула мужу, понял: она тоже пойдет до конца. На лице Ольги было написано смятение, но Лозин не сомневался — младшая Полвина не отступится ни от своих внутренних убеждений, ни от отца…

— Я с вами… — решился он наконец.

— Тогда дело за малым… — Глаза Николая Андреевича вдруг блеснули непонятной, почти безумной радостью. — Осталось выработать план, учитывающий спасение Игоря Рокотова, и осуществить его, пока оккупанты не блокировали столицу…

В двухстах километрах

севернее Александрийска.

Раннее утро

«Беркут» шел по равнине. За срезами опущенного бронестекла кабины текли вдаль туманные перелески, ровно зеленели поля, изредка, выхватывая солнечный луч, проблескивала в зарослях плакучих ив петляющая Вереженка…

Ольга уже успела свыкнуться с легким покалыванием в запястьях рук, затылке и пояснице.

Она находила странным этот синтез.

Изуродованная фигура Степа была похожа на гротескный барельеф, будто невидимая человеческому глазу сущность машинного разума «Беркута» проросла в этом месте сквозь пластик облицовки стен.

Голова андроида со вскрытой черепной коробкой напоминала голову мифической Горгоны из–за змеящихся во все стороны компьютерных шлейфов.

«Беркут» больше не качало, он шел уверенной энергичной походкой, глубоко вдавливая трехпалые ступоходы в податливую почву Кассии…

«Хоплит» Рощина старался не отставать, хотя временами скрывался из вида, оставляя от себя лишь алую точку на срезе радара. Третья машина — «Фалангер» капрала Делакруа, которым теперь управлял автопилот, двигалась вслед за «Беркутом», словно привязанная незримым буксировочным фалом.

До Александрийска, который они огибали по широкой дуге, оставалось около ста восьмидесяти километров. Где–то там, за туманной дымкой благодатных заливных лугов, в небесах Кассии полыхал злой, нестерпимый для глаз огонь, который изрыгали опускающиеся с орбиты челноки. Там пахло перегретым металлом, слышались хриплые, отрывистые фразы команд, царила суета, а тут терпкий запах цветущих лугов врывался в кабину «Беркута» даже через систему вентиляции. Он дразнил в равной степени и обоняние и воображение Ольги.

Она не понимала, что на самом деле происходит с ней.

Как она оказалась в этой кабине чудовищной машины, один вид которой накануне внушал ей и трепет и отвращение? Почему ее тянуло в усеянное нейросенсорными шипами кресло, будто она подпала под виртуальную зависимость?

Нет… Дело было не в виртуальной зависимости.

Она хлебнула другого наркотика… Она побывала на Дабоге, она воочию видела красную пыльную луну, обращающуюся вокруг обезображенной ядерным огнем планеты.

Эта незримая связь, возникшая в минуту отчаянья, оказалась прочнее стального троса. Ее уже невозможно, казалось, порвать, да и Ольга бы не согласилась. «Беркут», впитавший сознание Степана, был теперь ее машиной.

Она закрывала глаза, доверяясь тяжкому ритму его поступи, и чувствовала, принимала в себя чужую, но ставшую уже родной душу.

Ольга не могла ответить на вопрос, чья это душа. Игоря Рокотова? Незнакомого внешне, но слишком хорошо познанного изнутри тридцатисемилетнего старика? Или это была душа Степа — верного старого дройда, механического слуги семьи, за металлопластиковой оболочкой которого никто не разглядел зачатков индивидуального интеллекта? Или то уже превратилось в закономерность? «Беркут», который пил сознание Игоря, сам исподволь обретая душу в чудовищные мгновенья полного слияния двух систем — биологической и кибернетической, — был ли он чудом, или же так станет с каждой из машин рано или поздно?

Ольга не знала точного ответа. Она лишь ощущала, как параллельно ее чувствам, мыслям, сомнениям рядом протекает еще что–то, такое же живое, но неуловимое.

— Андрей, ты меня слышишь? — В голосе Ольги внезапно прорвалась хрипотца, сделавшая его почти неузнаваемым.

— Да. Я тут, на месте.

— О чем ты думаешь? — спросила она, не открывая глаз.

— Любуюсь… — внезапно признался он. — Никогда не видел такой красоты…

— Там, где ты жил, ее не было?

— Нет… Там был космос, камень, немного сухого льда…

— Скажи, а ты чувствуешь свой «Хоплит»?.. — осторожно спросила она, с чисто женской непосредственностью перескочив с одной темы на другую.

В этот раз Рощин ответил не сразу.

— Чувствую? Не знаю… Не больше, чем иную машину, — признался он после короткой паузы.

— А я чувствую «Беркут»… Мне кажется, он живой… Мыслит со мной в унисон.

— У тебя богатое воображение…

— Нет, не то, Андрей. Я связана с ним, понимаешь? Мы — что–то большее, чем машина и человек. Мне кажется, что вместе мы составляем какую–то иную сущность… понимаешь?

— Смутно, — признался Рощин. — Это из–за нейросенсоров, верно? — предположил он.

— Да… Это страшно… и ошеломляюще. Я иду по Кассии — и вижу Дабог. Это иллюзия, ведь так?

Андрей что–то ответил, но она едва восприняла его слова.

Она действительно видела Дабог. Словно кибернетический мозг «Беркута», дополненный теперь сознанием намертво сросшегося с ним искалеченного Степа, пытался рассказать о себе новому существу, добровольно соединившему свою нервную систему с его процессором…

Смело, самонадеянно для машины?

Нет… В сознании Ольги уже начала стираться эта грань.

Степ, как она убедилась, на секунду коснувшись разума дройда, имел тот же самый страх, инстинкт самосохранения, что и люди, только выражен он был немного в ином эквиваленте. То есть ему тоже, как и любому человеку, требовалось сделать шаг навстречу опасности и смерти. Он сделал его в попытке спасти свою хозяйку, а вот Сергей не смог…

В чем была между ними разница? Иной фыркнет, пожмет плечами, скажет: сравнила тоже — жестянка и человек…

Я мыслю — следовательно, существую?

Сколько раз на протяжении всей истории человеческого рода этот вопрос задавали самим себе, обсуждали в жаркой философской полемике, решали или объявляли неразрешимым, а на самом деле все

оказалось очень просто: разум, жизнь — эти понятия определялись не телом. Не формой рук, ног, строением черепа и исходными материалами оболочек… Нет. Основу жизни действительно составляло нечто хорошо знакомое, но по–прежнему неуловимое.