Первая Галактическая - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Ливадный cтр.№ 153

Вадим сидел в кресле пилот–ложемента, ощущая себя так, будто ему только что сломали руку и влепили булыжником в лоб, но эти стрессовые ощущения носили мгновенный характер, — конструкторы машины, проектируя цепи обратной связи, стремились лишь обозначить места попаданий, а не выводить пилота из строя постоянными изматывающими болями… Поэтому мгновение спустя шок прошел, и Нечаев слабо зашевелился в кресле, пытаясь навести рукой и взглядом уцелевшее левое орудие, чтобы сделать хоть что–то перед лицом неминуемой гибели.

Ближе всего находился «Фалангер», уже получивший повреждения от предыдущих выстрелов Вадима. Он стоял метрах в двадцати, у самой кромки воды; часть его бронепластин, сорванная снарядами, валялась вокруг уродливыми кусками, обнажившиеся механизмы натужно работали, — пилот стремился развернуть свою машину, чтобы подставить под вероятный выстрел неповрежденную часть, но не успел. Сколь ни велик был соблазн отомстить, последняя очередь Нечаева хлестнула по более доступной цели, ломая ничем не защищенные механизмы покалеченного «Фалангера».

На пляже у кромки воды вспыхнул еще один чадный костер, но смотреть на него не было времени, — Вадим лишь краем глаза машинально отметил попадание, отчаянно пытаясь сдвинуть с места свою машину, но «Фалангер» более не подчинялся ему — ступоходы застыли, парализованные критическими разрушениями главного привода поворотной платформы…

Оставалось одно — катапультироваться, как сделал это на его глазах пилот поверженной Сайковым серв–машины.

Взгляд Вадима метнулся по пульту управления, нашел бросающийся в глаза рычаг с надписью «катапультирование», и правая рука, освободившись от перчатки, рванула его вверх, по направлению указующей стрелки.

Что–то заскрежетало над головой, с хрустящим звоном посыпались осколки расколотого бронестекла, но сегменты брони, образующие свод рубки управления, все же раскрылись, с глухим плеском обрушившись в воду. Вадим сжался, ожидая жесткого удара аварийно–спасательной катапульты, но механизм под пилот–ложементом не сработал. Вместо взрыва пиропатрона, который должен был выбросить его в небеса, Нечаев увидел вспыхнувшую на аварийном табло надпись:

«Критические повреждения. Катапультирование невозможно».

Он медленно поднял глаза, одновременно вдыхая кисловатый от дыма воздух, и увидел прямо перед собой в каком–то десятке метров зловещий контур серв–машины.

Он сидел в кресле под открытым небом, уже не защищенный плитами брони и внутренним бронестеклом, а два жерла автоматических орудий «Фалангера» были нацелены, как показалось, прямо ему в лоб.

Вспышка.

Вадим в последнюю секунду успел подумать: Вот она смерть, из объятий которой уже не вырвет никто… но ослепительный, режущий глаз росчерк был совершенно непохож на стробоскопические сполохи от работы орудий… и он, уже заглянувший в глаза неизбежной гибели, вдруг осознал, что броня изготовившейся к залпу серв–машины вдруг вспухла малиновым пузырем и лопнула, падая в воду шипящими брызгами расплавленного металла.

С небес на изуродованный пляж рушилась звуковая волна, и Нечаев, резко повернув голову, увидел, как сверху на вражеские машины пикируют, озаряясь вспышками очередей, два шаттла с эмблемами военно–космических сил Кьюига на бортах и коротких скошенных крыльях…

Дорохов… — пришла облегченная, полная пьянящей радости мысль, и взгляд назад, на изгибающийся над проливом мост, доказал справедливость этого предположения: над ажурными арками опор возвышался аграрный робот с планеты Дабог, тот самый, который прибыл на Кьюиг вместе с беженцами, на борту прорвавшейся из кольца блокады «Иглы»…

Его лазерные установки, аналог которых так и не сумели создать конструкторы Земного Альянса, били по серв–машинам врага, посылая в них слепящие росчерки когерентного света, а на ограниченном участке побережья, вслед за вспахавшими песок очередями, уже рвались сброшенные штурмовиками бомбы…

Вадим с трудом вытащил правую руку из сенсорной перчатки и негнущимися, онемевшими пальцами начал расстегивать страховочные ремни, не позволявшие ему встать, потом откинул пилотажный полушлем, и прохладный ветер пахнул в лицо, неся свежесть предзакатной прохлады.

Клонился к вечеру этот невыносимо долгий день…

Кьюиг. Район моста

через пролив

Всю ночь над изуродованным пляжем сияли прожектора.

В их свете кипела работа, и люди на фоне темных силуэтов серв–машин казались муравьями, облепившими непомерно большую добычу.

Лишь десять человек не принимали участия в общей суете. Собравшись под натянутой в стороне маскировочной сетью, которая работала в спектре электромагнитных помех, они занимались более важным делом, чем сбор и транспортировка боевых трофеев.

За столом, сооруженным из перевернутых пластиковых ящиков из–под ракетного боекомплекта, сидели Дорохов, Нечаев и Сайков, чуть в стороне устроилась Яна, машинально гладившая по загривку своего пса, рядом с ней, упершись локтями об импровизированную столешницу, сидел рослый беженец с Дабога, тот самый, кто месяц назад порывался расстрелять в переходном тамбуре «Иглы» солдат Альянса.

Напротив Вадима, по другую сторону перевернутых ящиков, скрестив руки на груди, сидел пилот «Ястреба» — шагающей аграрной машины с планеты Дабог.

Трое пленных пилотов из состава разгромленного серв–батальона стояли в кругу света. Их лица выражали всю гамму чувств, начиная от надменного презрения и заканчивая полнейшей подавленностью.

— Ну, господа… — нарушил тишину Дорохов. — Мы ждем подробного доклада. С какой целью вы наступали, как должна осуществляться связь с базовыми кораблями высадки, кто полномочен принять командование после смерти полковника Шермана и какая процедура установлена на этот случай?

Пилоты серв–батальона молчали: двое все еще находились в шоке после чудовищного разгрома, третий вполне держал себя в руках, сверля недобрым, вызывающим взглядом пленивших его людей.

— Вы пестрое сборище дегенератов… — сквозь зубы вытолкнул он оскорбительную фразу. — Я не собираюсь разговаривать с генетическими отбросами…

Вадим усмехнулся, покачав головой. Некоторые движения отзывались болью в местах ранений, но он не собирался покидать строй. События прожитых суток в корне изменили его, словно Нечаев родился вторично, сначала погибнув, а затем возродившись в затянувшемся бою, где не выдерживал металл и разлетались в клочья механические приводы.

Конечно, речь идет о его душе, мировоззрении, а не о теле. Оно ныло, причиняя ему массу болезненных неудобств. Да и выглядел он хуже, чем все остальные, — многократное применение боевых стимуляторов, которые сначала колол ему Хьюго, а затем автомат поддержания жизни, входящий в систему жизнеобеспечения серв–машины, не добавило ему здоровья. Казалось, что в теле Вадима не осталось ни капли жировых запасов, кожа плотно обтягивала обострившиеся скулы, исцарапанные пальцы рук выглядели усохшими, словно у долго голодавшего человека.