— Так он же сам тебе рассказал. Пришлых воинов, сильно много, чего биться то самим, — пояснил спокойно Куря, разбиравшийся в местной политической ситуации гораздо лучше странного человека Григория Забубенного, — когда в Киеве дядька есть и другие родственники. Приедет сейчас Кобякович в Киев, в ножки бросится, и начнет разводить их по-родственному. Мол, сами не могем, так вы помогите. Побейте их вместо нас, мы же родственники. Ну, а Мстислав Добрый, князь Киевский, мужик буйный, родственников любит. Вот и вступиться за половцев. Это точно. А кровь свою придется русским проливать.
— Да. Это как всегда, — кивнул Григорий и удивился, вспоминая сколько раз в своей истории русские отдавали жизни в огромных количествах черт знает за кого и во имя чего, не получая от этого никакой материальной выгоды. Делали самую страшную и черную работу, а плодами русских побед пользовались все кому не лень: европейцы, американцы и прочая шушера. Забубенный в сердцах даже возопил, — А на кой черт нам такие родственники, которые сами за себя воевать не хотят?
— А кто его знает, я же не князь и не хан, — ответил Куря, — иногда они конечно повоевать могут, но только не сильно хотят. Если дело круто поворачивается, то половцы долго не держаться. Больше любят за нашими спинами отсидеться. Подарков князьям надарят, а сами в кусты.
— Интересно, куда шел тот караван с верблюдами и бабами красивыми по Днепру? — задумчиво проговорил Забубенный и добавил, глядя на поднимавший клубы пыли обоз половцев, почти скрывшийся за холмом, — Крысы бегут с корабля.
Остальные черниговские воины в молчании наблюдали за проходом половецких возов с походными шатрами. Как только последний воз исчез за холмами, и пыль улеглась, Путята дал команду собираться в дорогу.
Жара спала, пора было углубляться во вражескую территорию. Ибо теперь Забубенный считал ее все более вражеской, поскольку даже хозяева со всем скарбом в спешном порядке покидали эту землю, оставляя ее неизвестному победителю. А победитель этот был уже совсем близко, почему-то именно так сердце подсказывало походному колдуну.
Обоз черниговских купцов быстро собрался и выехал на дорогу, уводившую их все дальше от родного дома. Путята, словно стремился на встречу со своей судьбой и хотел, чтобы она состоялась гораздо раньше намеченного самим порядком жизни. Вместо обычного неторопливого ритма продвижения воевода вдруг изменил тактику и велел обозу двигаться так быстро, как только могли везти кони, выжимая из них все силы. Сам же, взяв своих ратников, ускакал с авангардом далеко вперед, затерявшись среди холмов и кустов, в кои уже почти повсеместно превратился окрестный лес, ранее шумевший по обеим сторонам дороги. Обоз остался прикрытым только десятком ратников Данилы, да замыкавшими бойцами Еремея с Кузьмой, которые так и норовили ускакать во след своему воеводе, бросив тихоходный обоз посреди поля.
Хотя, тихоходным обоз казался только на взгляд какого-нибудь неторопливого кочевника, одиноко пробиравшегося своей тропой. Христич же поступил именно так, как приказал Путята. Он нещадно стал хлестать лошадей, которые ломонулись вперед по ухабам со скоростью неплохих рысаков. Спустя час такой скачки Григорий вспомнил свой первый кавалерийский опыт катания на старой Савраске, которая довезла его до Чернигова и упала. Хотя, сейчас ехать было не в пример комфортнее, пятая точка недавнего кавалериста была уже изрядно отбита жесткой деревянной седушкой.
Бросив искоса взгляд на Курю, механик не отметил на его лице никаких следов неудовольствия, разве что тому явно хотелось пересесть на коня и пустится вдогон за ускакавшим воеводой. В тринадцатом веке люди все же были еще не так изнежены мягкими сиденьями как в двадцать первом. Еще не так трепетно заботились о спокойной жизни своей задней части тела, и к мелким неудобствам относились вполне по-спартански.
Спустя еще час бешеной скачки, Забубенному стало казаться, что он моряк. Мир вокруг него колебался вверх и вниз, кренился вправо и влево, сам он едва не вылетал за борт от ударов и сотрясений на кочках, а пьяный горизонт, все время ускользал из поля зрения. Телега, ведомая лысым пиратом Христичем, неслась по бурному морю кочек, словно ладья, поймавшая парусом попутный ветер. И тут, на одном из поворотов, случилось то, о чем Забубенный давно и смутно догадывался после изучения подвески воза. На полном ходу вдруг отлетело переднее колесо. И телега, со всем своим имуществом и седоками, рухнула на бок, опрокинувшись. Григорий едва успел сигануть в сторону, чтобы не расстаться с жизнью. Мимо него просвистели и воткнулись в землю несколько мечей из товара. К счастью оставшиеся возы, сильно проигрывали Христичу в скорости, потому упавших людей никто не успел раздавить, налетев сзади.
Когда Забубенный поднялся, отряхивая свой кафтан от песка, то увидел Христича и Курю уже на ногах. Ратники какое-то время молча стояли, озадаченно рассматривая остатки телеги, которая рассыпалась в хлам, и добро, разлетевшееся метров на десять от дороги.
— Ты, чего? — наконец поинтересовался брат-купец у лысого возницы, — сдурел что ли, так гнать?
— А я что, — спокойно ответил Христич, — воевода сказал, чтобы быстро скакали, я и скакал. Все равно ведь медленно шли, даже догнать никого не смог.
— Ну да, — прикинул Куря, — это ты с возом хотел конных догнать? Голова.
— Что делать-то будем, братья-апачи? — вопросил подошедший поближе к месту крушения Григорий, — телеге-то полный капут. Не подлежит восстановлению. Как говорят в страховых компаниях, это не ущерб, это полное уничтожение.
Куря посмотрел на подъезжавших ратников из арьергарда и две телеги, шедшие впереди них.
— А что тут думать, купцы без колес не могут, — и кивнул на ближайший воз, — потесним ребятушек.
Примерно через полчаса, как показалось Григорию, весь товар перекочевал с земли на новый воз. А экипаж второго воза на тягловых лошадей, оставшихся после крушения транспортного средства, пилотируемого Христичем, без дела. Солнце к тому времени уже почти село.
Едва разобравшись, двинулись дальше и повстречали Данилу, который вернулся узнать, куда делся обоз. Оказалось, что Путята уже присмотрел место для ночлега и беспокоится, не напал ли кто.
— Пусть лучше беспокоится о том, кому руль на телеге доверять, — проворчал Забубенный, но все же влез в новый воз, которым управлял все тот же Христич.
Слава Богу, на этот раз до места ночевки доехали без приключений.
Глава тринадцатая
«Степь незнаемая»
На этот раз воевода велел устроить ночлег в стороне от дороги на берегу неизвестной речушки, что текла, причудливо изгибаясь, между высоких кустов. Когда телега, ведомая Христичем, прибыла на место, там уже был разбит лагерь, нарублены дрова, и пылал костер, вокруг которого расселись ратники в ожидании вечерней трапезы. Солнце уже почти село. Южные сумерки быстро съедали остатки красных разводов на небе.
Григорий спрыгнул с телеги, распрямил ноги и немного побродил по лагерю, разминая затекшие и отбитые за время долгой скачки части тела. Костерок на берегу реки Забубенный оценил. Ему вполне нравилась местная походная жизнь. Если бы еще не вспоминать про страшных монголов, да сиденья в телегах были мягче, и по утрам давали йогурты, то жить можно было вполне сносно. На счет размягчения седушек в телегах Гризов не сильно надеялся на скорую поправку положения, хотя все дело в руках человеческих, а вот про йогурты следовало забыть на несколько веков, — таких продвинутых продуктов с умными бактериями здесь еще не делали. Бактерии пока находились на низком уровне развития. Хотя, Куря рассказывал, что половцы как скотоводы-кочевники были знатными производителями мяса, молока и прибамбасов на его основе.