— Это я, — ответил Эймос Айлд.
Сердце Ника Эпплтона сжалось от боли.
— У меня есть нора, — сообщил Айлд, рисуя в самом низу коричневым карандашом неровный, сплющенный круг. — Она там. — Он ткнул своим длинным пальцем в сплющенный коричневый круг. — Я забираюсь туда, когда идет дождь. И сохраняю тепло.
— Мы сделаем тебе нору, — пообещал Ник. — Точно как эта.
Улыбаясь, Эймос Айлд скомкал рисунок.
— А кем ты собираешься стать, — спросил Ник, — когда вырастешь?
— Я взрослый, — ответил Айлд.
— Тогда чем же ты занимаешься?
Айлд заколебался. Затем он сказал:
— Я строю всякое. Вот смотрите. — Он встал с пола, голова его угрожающе раскачивалась… «Господи, — ужаснулся Ник, — она же сломает ему позвоночник». Айлд с гордостью показал Нику сооруженную им из линеек и пресс–папье конструкцию.
— Замечательно, — похвалил Ник.
— Если убрать один груз, — сказал Айлд, — все рухнет. — Озорное выражение появилось на его лице. — Я думаю убрать какую–нибудь деталь.
— Но ведь ты не хочешь, чтобы все рухнуло.
Возвышаясь над Ником со своей громадной головой и ее замысловатой поддержкой, Эймос Айлд спросил:
— А вы чем занимаетесь?
— Я нарезчик протектора, — ответил Ник. — На шинах.
— А шина — это такое в скибе, которое все крутится и крутится?
— Верно, — подтвердил Ник. — Скиб на это приземляется. На них, точнее.
— А я смог бы так когда–нибудь? Смог бы я стать… — Айлд замялся.
— Нарезчиком протектора, — терпеливо подсказал Ник. Он чувствовал себя спокойно. — Это очень плохое занятие. Не думаю, что оно понравилось бы тебе.
— Почему?
— Потому что, видишь ли, на шинах есть такие канавки… и ты все углубляешь их — и кажется, что там больше резины, чем на самом деле, — но ведь у того, кто купит такую шину, она может лопнуть. Тогда он попадет в аварию и тоже поранится.
— Вы поранились, — сказал Айлд.
— У меня сломана рука.
— Тогда вам должно быть больно.
— Не так уж. Она парализована. Я еще немного в шоке.
Дверь отворилась, и один из черных полицейских заглянул в комнату — его узкие глаза оценивали ситуацию.
— Ты не принес бы мне таблетку морфина из амбулатории? — попросил его Ник. — Моя рука… — Он указал на нее.
— Ладно, кореш, — отозвался полицейский и прикрыл дверь.
— Должно быть, она действительно очень болит, — сказал Эймос Айлд.
— Не так уж сильно. Пусть тебя это не беспокоит.
— А как вас зовут?
— Мистер Эпплтон. Ник Эпплтон. Зови меня Ник, а я буду звать тебя Эймос.
— Нет, — сказал Эймос Айлд. — Мы пока не настолько хорошо знаем друг друга. Я буду звать вас мистер Эпплтон, а вы зовите меня мистер Айлд. Знаете, мне тридцать четыре года. А в следующем месяце исполнится тридцать пять.
— И вы получите множество подарков, — подхватил Ник.
— Я хочу только одного, — сказал Айлд. — Я хочу… — Он вдруг замолчал. — У меня в голове есть какое–то пустое место. Я хочу, чтобы его там не было. Обычно там не было пустого места.
— Большое Ухо, — спросил Ник. — Вы помните о нем? Как вы его строили?
— О да, — ответил Айлд. — Я это делал. Оно будет слушать каждого, а затем… — он замялся, — мы сможем отправлять людей в лагеря. В лагеря для перемещенных.
— А хорошо ли так делать? — спросил Ник.
— Я… не знаю. — Айлд сжал ладонями виски и зажмурил глаза. — Что такое другие люди? Может быть, и нет никаких других; может, это просто фантазия. Вот вы… может, я вас выдумал. Может быть, я могу заставлять вас делать все, что мне захочется.
— А что вам хочется, чтобы я сделал? — спросил Ник.
— Подхватите меня, — попросил Айлд. — Мне хочется, чтобы меня подхватили… и есть такая игра — вы кружитесь, держа меня за руки. И центробежная сила… — Он запнулся и попробовал по–другому: — Вы делаете так, что я улетаю за горизонт… — Он опять запнулся. — Могли бы вы подхватить меня? — жалобно попросил он, глядя на Ника сверху вниз.
— Я не могу, мистер Айлд, — ответил Ник. — Из–за сломанной руки.
— Все равно благодарю вас, — сказал Эймос Айлд. Задумавшись, он прошаркал к окну комнаты и стал вглядываться в ночное небо. — Звезды, — проговорил он. — Туда летают люди. Мистер Провони отправился туда.
— Да, — подтвердил Ник. — Он безусловно это сделал.
— А мистер Провони хороший человек?
— Он — человек, сделавший то, что необходимо было сделать, — ответил Ник. — Нет, вряд ли он хороший человек — он скверный человек. Но он хотел помочь.
— А это хорошо — помогать?
— Так считает большинство людей, — сказал Ник.
— Мистер Эпплтон, — спросил Эймос Айлд, — а у вас есть мать?
— Нет, она умерла.
— И у меня нет. А у вас есть жена?
— Пожалуй, нет. Уже нет.
— Мистер Эпплтон, а у вас есть подружка?
— Нет, — резко ответил Ник.
— Она умерла?
— Да.
— Совсем недавно?
— Да, — проскрежетал он.
— Вам надо найти себе новую, — сказал Эймос Айлд.
— Правда? — спросил Ник. — Мне так не кажется — по–моему, мне больше никогда не захочется иметь подружку.
— Вам нужна та, которая будет о вас заботиться.
— Та как раз заботилась обо мне. Это убило ее.
— Как прекрасно, — сказал Эймос Айлд.
— Почему? — уставился на него Ник.
— Подумайте только, как сильно она любила вас. Представьте, что кто–нибудь вас так сильно любит. Мне хочется, чтобы кто–нибудь так сильно любил меня.
— Так это важно? — спросил Ник. — Значит, все дело в этом, а не во вторжениях инопланетян, разрушении десяти миллионов превосходнейших мозгов, переходе политической власти — всей власти — от какой–то элитной группы…
— Этого я не понимаю, — сказал Эймос Айлд. — Я знаю только, как это прекрасно, когда кто–то вас так сильно любит. А если кто–то вас так сильно любил, то вы несомненно достойны любви, а значит — очень скоро и другие полюбят вас так же, и вы точно так же будете их любить. Понимаете?
— Кажется, да, — ответил Ник.
— Нет ничего выше этого — когда человек отдает свою жизнь за друга, — сказал Айлд. — Хотел бы я это сделать. — Присев на вращающийся стул, он задумался. — Мистер Эпплтон, — спросил он, — а есть еще такие взрослые, как я?
— В каком смысле как вы? — уклоняясь от ответа, переспросил Ник.