— Я не знал, — после паузы сказал Ларс.
— Когда стреляют из «беретты», кто–то должен умереть. Такие уж это пистолеты. Просто чудо, что не задело всех вас троих.
— Это было самоубийство. Преднамеренное. Я уверен в этом. — Ларс кивнул. — Она, наверное, не собиралась убивать Лилю, даже если и думала об этом. — Он испустил прерывистый вздох усталости и покорности. Покорности не философской, не стоической, а просто отказа от всего.
Ничего нельзя было поделать. Это все произошло во время его состояния транса, его фуги. Давным–давно. Марен была мертва; Лиля была в Бетезде; он же, после вневременного путешествия в никуда, в пустоту, пришел в себя в деловой части Сиэттла. Настолько далеко, насколько ему, очевидно, удалось убежать от Нью–Йорка и всего, что там случилось. Или что, ему показалось, произошло.
— Вы можете вернуться сюда? — спросил генерал. — Чтобы помочь Лиле?
Просто ничего не выходит, она принимает свой наркотик, этот восточно–германский наркотик в таблетках, входит в транс, старается подобраться как можно ближе к Рикардо Гастингсу. Всех остальных убрали, чтобы не отвлекать ее. И все же, когда она приходит в себя, у нее только…
— Те самые старые эскизы от Орала Джакомини.
— Нет.
— Вы уверены? — Больной, усталый ум Ларса внезапно проснулся.
— Эти эскизы полностью отличаются от всего, что она делала до сих пор. Мы дали просмотреть их Питу Фрейду, и он согласился с этим. Она тоже так думает. Они всегда одинаковые.
Ларс почувствовал ужас.
— Всегда что?
— Успокойтесь. Это совсем не оружие, даже отдаленно не напоминающее Боевой Генератор Времени. Они физиологической, неатомной, органической природы… — Генерал Нитц помедлил, колеблясь, говорить ли это по видеофону — может, КВБ записывает…
— Ну скажите же, — проскрежетал Ларс.
— Автомат, напоминающий по форме человеческую фигуру. Необычный тип, но все же именно такой автомат. Очень похоже на то, что Ассоциация Ланфермана использует его в своих подземных испытаниях. Вы понимаете, что я имею в виду. Совсем как человек.
— Я буду так скоро, как только смогу, — сказал Ларс.
Глава 26
На огромном посадочном поле крыши военного госпиталя его встретили трое бравых морских пехотинцев. Они проводили его, как будто он был важный сановник. Или нет, пожалуй, преступник, подумал Ларс. Или оба вместе.
Они сразу же спустились к усиленно охраняемому этажу, где происходило это.
Это. Такого слова, как они, не было. Ларс заметил попытку обесчеловечить ту деятельность, в которую собирался погрузиться. Обращаясь к одному из эскортирующих его офицеров, он заметил:
— Все же это лучше, чем попасть в руки этих неизвестных поработителей из отдаленной звездной системы, если они у них есть.
— А что «это», сэр?
— Да что угодно, — ответил Ларс.
Самый высокий морской офицер, он действительно был очень высоким, произнес:
— Там есть на что взглянуть, сэр.
Когда они миновали последний охранный пост, Ларс спросил высокого офицера:
— А вы сами видели этого старого ветерана войны, Рикардо Гастингса?
— Только мгновение.
— Сколько ему лет, как вы думаете?
— Может быть, девяносто. Или сто… Пожалуй, даже больше.
— Я никогда не видел его, — сказал Ларс.
Перед ними была последняя дверь, и в том, что она точно знала, сколько людей можно пропустить внутрь, был какой–то сверхсмысл. Дверь на мгновение распахнулась, он увидел одетых в белое людей.
— Я заключу с вами спор, — сказал он, когда чувствительная дверь щелкнула в ожидании, пока он пройдет. — По поводу возраста Рикардо Гастингса.
— Хорошо, сэр.
— Шесть месяцев, — сказал Ларс.
Трое морских офицеров уставились на него.
— Нет, — сказал Ларс. — Я передумал. Четыре.
И пошел вперед, оставив свой эскорт позади, потому что увидел Лилю Топчеву.
— Привет, — сказал он.
Она сразу же обернулась.
— Привет. — И слабо улыбнулась.
— Я думал, ты в домике Пятачка, — сказал он. — Навещаешь Ого.
— Нет, — ответила она. — Я в доме Пуха. В гостях у Пуха.
— Когда эта «беретта» выстрелила…
— О Боже, я думала, что это в меня, и ты тоже. Ты был в этом уверен и не мог даже посмотреть. Неужели это должна была быть я? Так или нет, но этого не случилось. И я бы поступила точно так же. Я бы не смотрела, если бы думала, что он направлен на тебя. Я так решила и думала, думала, думала, все время, пока… Я просто чертовски волновалась за тебя. Куда ты делся? Ты впал в транс и просто ушел куда–то. Знаешь, я подумала — она никогда раньше не стреляла из таких пистолетов. Она, должно быть, и понятия не имела, как он действует.
— А что теперь?
— Я работала. О Боже, как я работала! Пойдем в соседнюю комнату, посмотрим на него. — Лиля, помрачнев, пошла вперед. — Тебе сказали, что мне ничего не удалось?
— Могло бы быть и хуже, учитывая, что с нами происходит почти каждый час, — сказал Ларс.
Возвращаясь с Востока, он узнал, как чудовищно много людей исчезло с лица земли. Невероятно много. Такой катастрофы человечество еще не знало.
— Рикардо Гастингс говорит, что они с Сириуса, — сказала Лиля. — И они хотят нас поработить, как мы и подозревали. Они хитиновые и имеют физиологическую иерархию, которая насчитывает уже миллионы лет. На планетах их системы, которые находятся на расстоянии чуть больше девяти световых лет от нас, теплокровные формы жизни никогда не поднимались выше стадии лемура. Древесные, с лисьими мордами, большинство ведут ночной образ жизни, есть даже с гибкими подвижными хвостами. Поэтому мы для них просто разумные уродцы. Просто более высокоорганизованные, наподобие рабочих лошадей, организмы, умеющие работать. Они восхищаются нашим большим пальцем. Мы можем делать любую сложную работу, но они думают о нас, как мы — о крысах.
— Но ведь мы все время ставим эксперименты на крысах. Мы пытаемся научиться, используя их…
— Но, — возразила Лиля, — мы любопытны, как лемуры. Необычный звук и мы высунем головы из нор, чтобы посмотреть, в чем дело. А они — нет.
Кажется, что среди хитиновых форм, даже высокоорганизованных, большинство — рефлексные организмы. Поговори с Гастингсом об этом.
— Мне совсем неинтересно говорить с ним, — ответил Ларс.
Впереди, за раскрытой дверью, сидел похожий на одетую палку скелет.
Его расплывчатое, втянутое, похожее на высохшую тыкву маленькое лицо медленно поворачивалось, будто под действием мотора. Глаза не моргали.