— Но что же делать, если это необходимо, если другого выхода нет? — уговаривал его Михаил Васильевич.
Никакие уговоры не действовали. Гонтран упрямо стоял на своем.
— Я вижу, что вы предпочитаете оставить свою невесту на произвол судьбы! — рассердился наконец Осипов.
Молодой человек молчал.
— Нашел! — вдруг радостно вскричал он. — Дело очень просто. Настоящее яйцо Колумба.
[4]
К чему нам оставлять Вячеслава, когда того же можно достичь, уменьшив вес самого аппарата?
— Как же это?
— Да хоть отделив от него какую-нибудь часть.
Профессор стал обдумывать предложение Гонтрана, но Сломка первый указал на его недостатки.
— Нет, это не годится, — заметил он. — Во-первых, отняв какую-нибудь часть от аппарата, мы нарушим его симметрию, и, стало быть, помешаем правильности его полета; во-вторых, двигательная сила аппарата с уменьшением его поверхности, несомненно, сама тоже уменьшится.
— Да-да, это не годится, — подтвердил профессор.
— Ну, тогда придумайте что-нибудь другое, а без Вячеслава я не поеду.
— Да что же придумать? — пожал плечами Михаил Васильевич. — Ведь нельзя же, в самом деле, оседлать солнечный луч и таким образом отправиться на Венеру!
К путешественникам подошел Телинга, заявляя, что вагон Шарпа привезен из области гор Вечного Света. Старый ученый поспешил осмотреть его, и оба друга остались одни.
— Нет, как хочешь, Вячеслав, а ты должен отыскать какое-нибудь средство, — настаивал Гонтран.
Инженер покачал головой.
— Право не знаю, а впрочем… Пойду подумаю.
И Сломка отправился во внутренний зал, а Гонтран остался наблюдать за работой селенитов.
Через час инженер вышел из туннеля.
— Ну, нашел? — подбежал к нему Гонтран.
Инженер улыбнулся.
— Нашел.
— Что же?
— Видишь ли, сначала мы отправимся в этом аппарате, пока сила действия световых не начнет ослабевать. Тогда мы покинем аппарат.
— Покинем… — перебил Сломку Фламмарион. — Ты, должно быть, шутишь: как же это мы понесемся в пространстве?
— Успокойся, успокойся, милый мой! — говорил, покатываясь от смеха, инженер. — Нам вовсе не придется кувыркаться в пространстве, как ты предполагаешь. Мы по-прежнему останемся в той же камере, которая будет нашей каютой в первое время пути.
— Но ведь эта камера — часть аппарата?
— Теперь — да; но вот тут-то и весь секрет моего плана: мы сделаем так, чтобы она могла в любой момент отделиться от аппарата. А ведь сделать это несложно: стоит лишь отвинтить гайки у стержней, при помощи которых камера укреплена в центре прибора.
— Ага, понимаю! — вскричал Гонтран. — Ты, стало быть, думаешь устроить так, чтобы в назначенный момент камера отделилась от аппарата и, повинуясь лишь силе инерции, донесла нас до сферы притяжения Венеры?
— Ну, не совсем так. Ты забываешь, что упасть с высоты шести миллионов миль в этой коробке из селена довольно-таки опасно.
Как же ты хочешь устранить эту опасность?
— Весьма просто: вокруг нашего аппарата, по его экватору, мы помещаем плоский селеновый руг, к которому наша каюта прикрепляется посредством крепких металлических канатов. Диаметр круга должен быть не менее тридцати метров. Когда наступит желаемый момент, мы отделяемся с камерой от нижней части аппарата и легко, благодаря этому, долетаем до самых границ притяжения Венеры. Отсюда мы понесемся уже в силу лишь собственной тяжести, попросту говоря, будем падать. Вот тогда-то мой круг окажет нам новую услугу: он сыграет роль парашюта и ослабит быстроту падения и силу толчка. Понял?.. При такой системе аппарат лунного изобретателя может служить не только для нас троих, но мы можем, если хочешь, захватить с собою для компании еще парочку селенитов.
Не успел Сломка договорить, как уже лежал, барахтаясь на песке: восхищенный Гонтран, схватил друга в свои объятия, совершенно позабыв, что на Луне сила его увеличилась в шесть раз, и поэтому он не мог сохранить равновесия.
Глава VII
ОТЪЕЗД НА ВЕНЕРУ
Пять дней спустя огромный парашют из селена гигантским кольцом окружал по экватору шар, служивший наружной оболочкой летательного аппарата. Крепкие канаты соединяли это изобретение Сломки с каютой путешественников. Весь аппарат был помещен в фокусе исполинского параболического рефлектора и, повинуясь могучей силе света, аппарат быстрее молнии понесся бы в пространство, стоило только повернуть рычаг.
Эту обязанность принял на себя Телинга. Наступил наконец момент отъезда; путешественники вошли в каюту селенового шара, куда перенесли на носилках крепко спавшего Фаренгейта. Сломка не мог отказать себе в удовольствии пошутить над американцем при его пробуждении.
Телинга повернул рычаг, и блистающий шар понесся по направлению к красавице-планете.
Когда Фаренгейт проснулся, то он увидел, что старый ученый, сидя за столом, прилежно пишет что-то в своем путевом журнале, а оба молодых человека вполголоса беседуют между собой.
Громкий зевок Фаренгейта заставил их подойти к его постели.
— Доброго утра, сэр Фаренгейт, — проговорили они в один голос. — Ну, как вы себя чувствуете?
Американец потянулся и хрустнул суставами.
— Ничего, благодарю вас, — отвечал он. — Только маленькое онемение в членах. Ну, да стоит только побольше прогуляться, и все пройдет.
— Гм… прогуляться, — заметил Сломка. — К сожалению, вы видите, что наша каморка не совсем удобна для прогулок: от стены до стены пройдешь за три шага.
Фаренгейт осмотрелся кругом.
— Ваша правда! — проворчал он. — Но что это за клетка, где мы теперь сидим?
— Это каюта нашего нового летательного аппарата.
— Ну, она гораздо хуже нашего аппарата.
— Что же делать. Зато мы имеем теперь возможность нагнать Шарпа и…
При этом имени жажда мести, на время было забытая Фаренгейтом, вспыхнула с новой силой. Прорычав яростное проклятие, мстительный американец сжал кулаки и хотел вскочить со своей постели.
Но едва американец рванулся, как почувствовал, что могущественная сила поднимает его по инерции на воздух; взлетев почти до потолка, он упал как раз на Михаила Васильевича, согнувшегося над своим путевым журналом. Не ожидавший такой тяжести, обрушившейся ему на плечи, профессор покатился со стула, причем сшиб с ног стоявшего вблизи Гонтрана. Один Сломка остался на ногах, но и тот готов был упасть от смеха.
Михаил Васильевич первый поднялся с пола.