Всех своих зрителей.
– Да, – прошептал Гор, оглядывая огромное треугольное пространство с устремленными ввысь и сходящимися под острым углом стенами. – Это будет сцена… Моя сцена…
Сцена… Место, в котором искусные Мимы вяжут хитрые узлы событий…
Гор рассмеялся. «Весь мир театр, и люди в нем – актеры!» Так вот, кто первым раскрыл сущность этой планеты! Узел событий. Игра. Театр…
Гор прошел в центр огромной прозрачной площадки. Отсюда он виден сверху, с краев, снизу. Небывалые объемные подмостки…
Гор закрыл глаза, развел в стороны руки.
Он снова Мим. Просто Мим, который еще не решил, какую маску следует надеть в следующий миг.
– Я здесь! – звонко крикнул Герой, окидывая пространство решительным и веселым взглядом. – Я хотел этого – и я мог это сделать!
Он расхохотался и, восторженно всплеснув руками, рухнул на колени.
– Я разметал их, как слабых щенков, я шел сквозь них – и они в страхе бежали прочь! Я победил, и эта победа заслужена! Теперь это место принадлежит мне, мне и моим друзьям! Приходите, друзья! Здесь всегда найдется место для ночлега, ужин и бокал хорошего вина! Ты на нашей стороне? Значит, ты – друг!
Тело Мима дернулось, будто сломавшись, и на ноги медленно поднялся другой человек. Движения его и эмоции чуть скованы, зато тщательно выверены.
Лидер.
Он тоже улыбался – но улыбка его была сдержанной, скорее, вежливой, чем счастливой.
– Братья по оружию, – произнес он, неспешно двигаясь вдоль незримого строя. – Мы пошли на отчаянный, безумный шаг. И ваша смелость вознаграждена. Мы победили в этом сражении. Но нельзя забывать о большой доле случая в нашей победе. Успех следует закрепить. И сейчас мы работаем над этим. Но должен признаться вам: за наше счастье, нашу свободу и право считаться людьми нам придется бороться. И, боюсь, плоды нашей борьбы увидят не все. Увы, такова истинная цена свободы. Надеюсь, вы верите мне и пойдете за мной дальше – так же, как я пройду вместе с вами весь этот путь – до конца…
Гордая и значительная фигура Лидера дрогнула и нелепо изогнулась.
На сцене остался просто Мим.
– Почтеннейшая публика! – воскликнул Мим, двигаясь по кругу с завораживающей, гипнотизирующей пластикой. – Перед вами новая, совершенно новая сцена! И вы, да-да-да, все вы присутствуете на удивительной премьере этого нового театра… Что?…
Мим обернулся вокруг себя и сел, поджав ноги с выражением изумления на лице.
– Как?! – воскликнул он. – Вы не знаете, чем удивительно предстоящее представление? Это действительно так?!
И Мим расхохотался – заливисто, заразительно, как могут смеяться только Мимы, когда хотят, чтобы все вокруг подхватили эту искорку веселья и принялись беспричинно смеяться, заражая друг друга цветастыми всплесками счастья.
– Что ж, – вытирая слезы, сказал Мим. – Значит, я открою вам большой секрет…
Лицо Мима подернулось пеленой таинственности. Он приложил к губам тонкий палец и сделал несколько осторожных шагов, озираясь, словно в поисках посторонних ушей.
– Друзья, вы должны помнить, – загадочно округлив глаза, произнес Мим. – Это большая тайна. И она останется тайной только в том случае…
Мим сделал паузу. И внезапно, воздев руки к небу, вытянувшись вслед за ними, торжественно выкрикнул:
– Если о ней узнает весь мир! Ведь это – величайшая тайна всех времен!
Мим насмешливо скрючился и, лукаво глядя исподлобья, рассмеялся:
– Конечно же, это не так. Только мы с вами будем знать эту тайну. Ведь все вы, мои дорогие зрители, сами того не зная, участвуете в представлении. Вы – это зеркало, в которое смотрится Мим. А Мим, играющий на подмостках – не больше, чем ваше в нем отражение.
Отныне мы с вами будем играть нашу собственную жизнь так, как сочтем это нужным, а вовсе не так, как это видится дрянным режиссерам.
Сыграть надо так, чтобы наша жизнь стала красивым и поучительным спектаклем – для всех остальных зрителей Вселенной.
И я знаю: кто-то могущественный и ужасно любопытный смотрит на нас сверху – и ждет удивительных слов и поступков.
Так давайте сыграем нашу жизнь так, чтобы у него дух захватило от зависти!
Гор повернулся вокруг собственной оси – и принялся изящно отвешивать поклоны – во все стороны, не оставляя вниманием никого из незримо присутствующих зрителей.
Донеслись негромкие хлопки. Гор мгновенно «сбросил маску» и посмотрел в сторону, откуда доносились звуки.
Ему хлопал Зиг.
– Я много раз видел твои способности в деле, но ни разу – на сцене, – сказал Зиг, подходя поближе. – Ты и вправду – великий Мим.
– Спасибо, дружище, – улыбнулся Гор. – Я бы и рад остаться на сцене, но…
– Великий Мим должен играть саму жизнь, – подхватил Зиг. – Я помню, что говорил тебе старый Йоко. И он, пожалуй, прав…
– Он прав хотя бы потому, что мне просто не дадут спокойно играть то, что я захочу, – усмехнулся Гор, глядя в высокий острый потолок. – И чувствую, играть мне придется немало отрицательных персонажей…
– Почему? – спросил Зиг.
– Грядет война, – сказал Гор. – А маски, которые предлагает война – страшны и омерзительны…
Гор задумчиво прошелся по кругу. В глубине под прозрачным полом База жила собственной жизнью: что-то сверкало, переливалось, мерцало. Видимо, так происходило не одну тысячу лет. Люди приходили и уходили. Они не нужны Базе.
Это База нужна им.
– А здесь мы устроим театр, – заявил Гор.
– Театр? – удивился Зиг. – Зачем?
– Еще не знаю, – признался Гор. – Но, наверное, для того, чтобы я просто мог здесь жить. Жить и… скручивать новые узлы событий.
– Ах, вот ты о чем… – проговорил Зиг.
Бывший Эстет очень проницателен. В нем не бурлят эмоции и страсти, он не полагается на предчувствия и интуицию. Он умеет находить и анализировать информацию.
И делать верные выводы.
Глава вторая
Вожак пограничного брига «Беспощадный» пребывал в состоянии благостного умиротворения. И это касалось не только спокойного прохождения службы. Честно говоря, скорее даже, вопреки ему. Сектор изобиловал врагами доминанты Конгломерата, и «Беспощадному» нередко приходилось превращать корабли непокорных нарушителей в беспорядочную взвесь атомов.
Его радость больше касалась несколько увеличившегося иридиевого счета в надежном банке одного из Вольных Миров. Просто Вожак, известный в определенных кругах по прозвищу Прыщ, считал себя достойным большей участи, нежели стандартное восхождение по узкой Линии Сильных. Он считал себя настоящим Вольным, о чем, конечно же, не особо распространялся среди сослуживцев.