Потом ее взорвали топот ног, восторженные крики и протяжное пение труб герольдов. Арьена шагнула с помоста – нет, не шагнула, а взлетела в парящем прыжке танцовщицы, но полет ее был краток и завершился в объятиях Тревельяна. Кажется, сюда она и хотела попасть. Руки девушки обвили его шею, щеку обожгло жаркое дыхание, и он услышал нежный шепот:
– Отнеси меня в свои покои. Скорей! Ночь уже близка…
В самом деле близка, подумал Тревельян, заметив, что в зале уже зажигают светильники. Подхватив на руки Арьену, он решительно направился к выходу. Губы ее были теплыми и сладкими.
* * *
Их ждали чертог, обтянутый синим шелком, разобранное ложе, кувшин с вином, фрукты и медовые лепешки. Прохладный вечерний воздух струился в распахнутое окно, сияла в темнеющем небе Ближняя звезда, и где-то вдалеке слышались ржание лошадей и скрип колес – то разъезжались зрители. Напряжение, еще недавно владевшее Тревельяном, исчезло; он опустил свою награду на постель, знаком попросил налить вина и подошел к окну. Свежий ветер шевельнул его волосы, охладил разгоряченное лицо.
Нужно ли остаться? Должно ли? Желал ли он искренне эту девушку, с которой обменялся едва ли парой слов? Да, она была божественно прекрасна, красивее Китти, Чарейт-Дор и Лианы-Шихи, и он понимал, что очарован одной лишь ее красотой. Достаточно, чтоб получить удовольствие, но слишком мало для любви… Разве не сказал он Лиане-Шихи, капризной принцессе, что дела между мужчиной и женщиной не сводятся к кувырканью в постели? Что в этом случае теряешь самое приятное и драгоценное – восторг души, нашедшей родственную душу? Что…
«Чего ты медлишь? – напомнил о себе командор. – Красавица ждет, а ты маешься и предаешься раздумьям! А хвастал, что с закваской все в порядке! Да на твоем месте… любой вшивый сержант… он бы…»
«Я не любой вшивый сержант», – оборвал его Тревельян.
«Ну, как знаешь. Я отключаюсь».
Призрачный голос смолк, и в то же мгновение взвизгнула Арьена. Стремительно обернувшись, Тревельян увидел, как она, полунагая, сжалась на кровати, а в дверь валит целая толпа: имперский нобиль при бакенбардах и оружии, четыре местных стража и еще какие-то личности, числом пять или шесть, закутанные в плащи, под которыми поблескивала сталь доспехов.
– Рапсод Тен-Урхи? – властно осведомился нобиль. – Собирайся, сын паца, у тебя свидание в другом месте. Пойдешь с нами!
– Пойду, – молвил Тревельян едва ли не с облегчением и поклонился прекрасной Арьене: – Прости, моя красавица, не судьба! Но я не сумею тебя забыть. Ни за что, нет, ни за что! Сердце мое, сгоревшее в пламени страсти, стало мертвым углем, но ты вдохнешь в него жизнь, когда я вернусь к тебе. А вернусь я обязательно!
– Это вряд ли, – заметил нобиль, окинув чертог бдительным оком. – Торопись, рапсод! И не пытайся выпрыгнуть в окно – там тоже наши!
– Не сомневаюсь. – Тревельян поднял свою лютню и послал девушке воздушный поцелуй. – Я, собственно, готов. Куда идти?
Его провели через опустевшую арену в парк, где под деревьями уже сгустились сумерки. Тут стражам и явился дикокрыс с планеты Селла. В полумраке он выглядел особенно внушительно и жутко.
Глава 17
ШО-ИНГ
Шо-Инг, протянувшийся почти на тысячу километров вдоль побережья Мерцающего моря, не походил на другие державы континента. Море было узким, но длинным, глубоко вдававшимся в сушу, и формой напоминало серп со множеством щербин-полуостровов. Страны, лежавшие на его берегах и повторяющие очертания побережья, выглядели рваными лентами, где-то пошире, где-то поуже, но в любом случае длина их значительно превосходила ширину. В этом Шо-Инг не отличался от Запроливья или, скажем, Торе, где жители ловили рыбу, разводили скот, пахали землю, торговали и занимались всякими иными промыслами. Но территория Шо-Инга на день, а то и на два дня пути от морских берегов, до самых границ с Тилимом и Понсом, являла картину дикости, запустения и полного безлюдья. Тут не было ни полей, ни пастбищ, ни фруктовых рощ, ни медвяных лугов, ни деревень или усадеб знати, не было ровным счетом ничего, кроме обширной холмистой местности, пересеченной оврагами и заросшей где деревьями, где гигантским тростником, а где и сорной травой по грудь человеку. В Шо-Инге не сеяли, не жали, не пахали, не добывали руду, не выпаривали соль, и даже рыболовство считалось тут малопочтенным делом, что для приморской страны было совсем уж странно и удивительно. Тем не менее Шо-Инг процветал. Процветал в доимперские времена и процветал под рукой Империи, чья власть, надо признать, была тут весьма эфемерной, сосредоточенной вдоль трактов, ведущих в Шо-Инг из Нижнего Понса и Тилима.
По большому счету единой страны здесь не сложилось, а стояли у моря тридцать семь городов, чьи князья-правители были в родстве друг с другом и потому все деловые вопросы решали по-родственному, не подписывая союзных грамот, не апеллируя к договорам и руководствуясь не законами, а понятиями. Каждый город имел право получить определенные доходы, но квота была жесткой, и превышение ее в ущерб чужому бизнесу каралось с похвальной быстротой: в гавань нарушителя входили боевые корабли соседей, племянников, кузенов и дядьев, и провинившегося родича скармливали акулам. Китов, как на востоке, в Мерцающем море и Западном океане не было, а вот акулы водились, все те же свирепые, вечно голодные аппа.
Цивилизация финикийского типа, утверждали эксперты ФРИК. Общего в самом деле было много. Как в древней земной Финикии города Шо-Инга, небольшие по площади, но густонаселенные, ютились большей частью на маленьких прибрежных островах с двумя-тремя удобными гаванями. Как в Финикии, здесь строили превосходные корабли, что являлось единственным легальным делом жителей Шо-Инга. Как в Финикии, большая часть населения кормилась не столько дарами моря, сколько морской торговлей и пиратством; инги, как называли местных автотронов, были от века и по наследству мореходами и контрабандистами, причем в последнем промысле их монополия осталась столь же прочной, как десять и двадцать столетий назад. Торговые пошлины и налоги являлись важной статьей дохода Империи и местных владык, но перевозки в основном производились по суше, по дорогам, что были под контролем от восточных до западных стран. Другое дело – море; там не поставишь солдата у каждой волны, не возведешь пилоны и сигнальные башни, не вкопаешь в воду столб с крюком. Внешние моря, граничившие с океанами, не слишком интересовали Империю и были отданы на откуп ее вассалам. Вассалы из прибрежных стран крутились как умели и, если говорить о Западе, считали, что хоть Шо-Инг и лезет в их мошну, но затевать с ним спор себе дороже.
Возможно и другое – не исключалось, что Светлый Дом Фаргу-Тана, чьи войска дошли до пределов западных земель, проявил великую мудрость, оставив некогда Шо-Инг в покое, а не стерев его в прах. Стереть-то он мог, но что получил бы взамен? Горы трупов, обезлюдевший берег, страх и ненависть людей Запада… Так что Фаргу-Тана ингов не вырезал и городов их не разрушил, однако намекнул князьям-разбойникам, что в любом занятии умеренность полезна и даже необходима. Пусть контрабанда, но не морской грабеж, а если все-таки грабеж, то без жестокостей, без крови и сожженных кораблей… Чтобы намек был понятен, Фаргу-Тана велел дотянуть имперские дороги до трех шо-ингских городов, тех, что стояли на суше, а на границах, в Тилиме и Нижнем Понсе, возвести крепости с солидным гарнизоном. Так что Шо-Инг остался вроде бы под управлением вольных князей и в то же время под имперским присмотром.