– Где ты взяла эту копилку? – возбужденно вскричал он, хватая Аню за руку.
– Нашла, – испуганно ответила она, вырываясь.
– Где? В этой квартире?
– Нет, на даче…
– На даче, – повторил Дусик, распаляясь еще больше. – На даче, значит… Нашла, где спрятать, старая карга! – Он истерично рассмеялся, рывком прижал бульдога к груди. – Но это все равно теперь мое… Мое, слышишь! Я должен владеть фамильными сокровищами! Я, а не прошмандовка Фроська и уж тем более не ты, никчемная лимитчица…
Дусик вскочил на ноги, поднял копилку над головой и замер в позе атланта.
– Не разбивайте! – пискнула Аня и подалась всем телом вперед. – Она такая красивая!
– Пошла прочь! – рявкнул Дусик, пнув ее в плечо. – Иначе разобью ее о твою голову!
Он сделал вдох и ша-а-а-рахнул копилку об пол.
Она с глухим грохотом стукнулась о доски, хрустнула и развалилась на три части: задние лапы вместе с толстой хвостатой попой, грудь с передними лапами и по-прежнему державшуюся на шее голову… Из нутра пса высыпались блестящие брикеты. Слитки! Платиновые слитки!
Дусик рухнул на колени, поднял один брикет из трех. Поднес к свету…
Под неярким лучом фонаря поблескивала обычная оберточная фольга. Не может быть! Нет, это какая-то ошибка… Под ней должны быть сокровища!
Дусик рванул фольгу, она податливо поддалась, и в руках у него оказалась обычная общая тетрадь в истрепанной обложке.
– Что это? – заорал он, швыряя тетрадку Ане в лицо. – Что ты туда наложила, дура?
– Это не я, а Элеонора Георгиевна…
– Где драгоценности? – Дусик перешел на визг. – Где? Зачем мне это? Что это?
Он схватил еще один сверток, трясущимися руками разодрал фольгу. На пол посыпались какие-то разрисованные листки.
– Где драгоценности? Куда ты их дела? – задыхался от злобы Дусик. – Говори!
– Я ничего не знаю…
– Врешь! – Он подлетел к сжавшейся в комок девушке, вцепился ей в волосы. – Убью!
Она закричала от боли и страха. Дусик переместил руки на ее шею, сомкнул пальцы, с остервенением начал их сдавливать…
Вдруг за его спиной что-то грохнуло. Он не успел обернуться, чтобы посмотреть, что именно, так как в следующий миг неведомая сила подхватила его и швырнула в глубь прихожей. Он шмякнулся грудью о деревянный пол, задохнулся, перевернулся на бок и увидел, как к нему приближается жуткий тип: черный, усатый, скуластый, с бешеными зелеными глазами и мерзкой улыбкой серийного убийцы.
Тип склонился над задыхающимся Дусиком, сунул ему под нос револьвер и почти ласково пропел:
– Ну вот, гаденыш, мы тебя и поймали…
День четвертый
Эдуард
Разметавшись по огромной круглой кровати, Вульф спал и видел сон. Снилась ему Элеонора, молодая, красивая, элегантная, в голубом атласном платье до пят, в лаковых туфельках, она стояла у окна их арбатской квартиры и разговаривала с ним. Разговаривала без слов – рот ее не открывался, застыл в нежной улыбке – но Эдик ее прекрасно слышал и понимал…
«Мой милый мальчик, – шептала она. – Мой сынок… Прости меня, если можешь…»
Вульф хотел перебить ее, крикнув, что давно простил, но слова стояли комом в горле, а без них говорить не получалось… Тогда он шагнул к Элеоноре, но она отдалилась вместе с окном, словно комната вытянулась. Эдик побежал. Но с каждым его шагом мама оказывалась все дальше и дальше… Вот она почти исчезла, слившись с голубым небом. Теперь Эдик видел только ее размытый силуэт, постепенно растворяющийся в голубизне, таявший, как снег на солнце… Когда он совсем испарился, комната стала прежней, но вместо матери у окна появился Дусик. Он жался к подоконнику и скулил, подобно потерявшейся собаке.
– Ты что плачешь? – спросил Эдик – у него неожиданно прорезался голос. – Кто тебя обидел?
Дусик не ответил, только горько всхлипнул, а потом пропал. Но не как Элеонора – постепенно, а разом: был и нет его. Место у окна не долго пустовало, почти сразу его заняла Аня. На ней было то же платье, что и на Элеоноре, те же туфли, только у девушки на шее имелось колье. То самое, фамильное. Оно сверкало, слепя глаза…
И тут Вульф проснулся, услышав, как на прикроватной тумбочке разрывается телефон.
– Алло, – хрипло произнес Эдик, схватив трубку. – Кто это?
– Эдуард Петрович, – заговорил кто-то на другом конце провода. – Извините, что разбудил, я думал, вы уже встали – время девять…
– Кто это?
– Следователь Головин.
– Да-а? – удивленно протянул Вульф, стряхивая с себя дурман дурацкого сна. – И чего вам?
– Я осмелился позвонить, чтобы сообщить вам две новости: хорошую и плохую. Начну с хорошей – сокровища вашей матушки найдены. Вы рады?
– Мне плевать!
– Вы даже не спросите, где и при каких обстоятельствах?
– Нет.
– Тогда перехожу к неприятной новости… – Повисла пауза, которую Новицкий не стал нарушать, пусть майор без наводящих вопросов выкладывает, что надо. И он выложил: – Вашего сына арестовали сегодня ночью при нападении на человека с применением холодного оружия…
– Чего?
– Арестовали, говорю…
– За нападение? Дениску? – тупо переспросил Вульф.
– Он накинулся на молодую женщину, угрожал ей расправой, бил. При задержании у него изъяли нож и набор отмычек… То есть, кроме всего прочего, он незаконно пытался проникнуть в жилище…
– И на кого он напал?
– На Анну Железнову. Он подстерег ее у дверей квартиры и набросился сзади…
– А до этого пробовал квартиру вскрыть, я правильно понимаю?
– Правильно.
– А вы паникер, Станислав Палыч, – хмыкнул Вульф.
– В каком смысле?
– Грозились плохую новость сообщить, а оказалось, что мальчуган мой всего лишь напал на девчонку… – излишне беспечно проговорил Эдуард Петрович. – Три года условно, товарищ майор, стоит ли меня ради такой ерунды беспокоить?
– А я пока до плохой новости не дошел. Как говорится, это присказка, сказка будет впереди…
– Тогда рассказывайте, слушаю…
– Денис Эдуардович Новицкий подозревается в предумышленном убийстве вашей матери и гражданки Голицыной, а также непредумышленном гражданки Богомоловой…
– Чего-чего?
– Мне повторить?
– Нет, нет, не надо… Дайте осмыслить… – Вульф, прижав трубку к уху, встал с кровати и направился в туалет – сидя на унитазе, ему лучше думалось. – Дениска подозревается в трех убийствах?
– Совершенно верно. – Головин опять помолчал. – Еще ему инкриминируют попытку отравления гражданки Железновой Анны Вячеславовны.