— Обделались с ног до головы, — с отвращением прокомментировал Сталин. — Там голая степь, завтра немцы бросят танки на Новочеркасск и Ростов, а пресловутые очаги обороны методично ликвидируют пехотой и авиацией — это они хорошо умеют. Резервы которые были посланы на помощь Девятой, наверняка разгромлены ударами с воздуха.
— Так точно, — подтвердил Егоров. — Кавкорпус рассеян, сейчас штаб фронта ищет подразделения по всей степи и возвращает в Новочеркасск. Стрелковая дивизия подверглась бомбардировке и занимает оборону на рубеже Северского Донца.
Сталин долго смотрел на карту — места были знакомые, они с Егоровым руководили здесь фронтом в Гражданскую войну. Попутно Верховный с негодованием подумал, что Власов побоялся сразу сообщить о тяжелой ситуации, надеялся выправить положение при помощи жалких резервов, а потом стало поздно.
— Надо сосредоточить усилия на обороне Новочеркасска и Ростова, — произнес он, вздыхая. — Голованову я уже отдал распоряжения, перебрасывайте туда всю авиацию, какую сможем собрать с других участков фронта.
В следующие полчаса Верховный переговорил со штабом Южного фронта, поручил Тимошенко нанести по флангам прорвавшихся немецких корпусов удары силами 57-й и 38-й армий, а разгромленную 9-ю оттянуть на правый фланг рябышевской армии — между Таганрогом и Ростовом. Временно забытые Егоров и Жуков прикидывали, где можно построить прочную оборону, и согласились, что в ровной, как стол, степи это практически невозможно. Войск на пути немцев было немного — формирующиеся в Ростове и Новочеркасске 7-я и 8-я резервные армии, которым предстояло получить номера 62-й, 64-й общевойсковых, да дивизии неполного состава, наскоро набранные по Северокавказскому военному округу. Жуков неуверенно предложил сдержать немцев на рубеже Дона, навязать уличные бои в городах, а тем временем подготовить мощный удар с севера. При этом, как само собой разумеющееся, предполагалось, что левый фланг Юго-Западного отогнется далеко на север, а Южный будет прижат к Дону. И в очень сложном положении окажется 38-я армия, ближайшая судьба которой казалась очевидной: уже завтра немцы наверняка блокируют ее в Таганроге, но за рябышевское хозяйство Сталин беспокоился меньше всего — тылом армии становилось Азовское море, где хозяйничал Черноморский флот. А вот 57-ю придется оттянуть на северо-восток, на рубеж Коминтерн — Шахты — Артемовский…
— Приказ Рокоссовскому, — сказал Сталин, оборвав стратегические мечтания Жукова. — Юго-Западному фронту прочно удерживать Донецкий кряж и Ворошиловград. 1-я гвардейская армия передается фронту, Генштабу позаботиться о пополнении армии, надо срочно восстановить ее боеспособность. Разбитые части 9-й направить к Таганрогу и подчинить штабу 38-й… — Он подумал, что надо будет чуть позже поговорить с обоими — Рокоссовским и Тимошенко. — Товарищ Жуков, я слушаю ваши предложения.
Не подходя к карте, Жуков повторил — уже более четко, без лишних слов — прежний план: жесткой активной обороной сдерживать немцев на Дону, выматывая их силы и продолжая наносить удары с севера. Генерал подчеркнул, что через несколько дней, когда Красная Армия закрепится на новых позициях и на линии Сёверского Донца, сложится конфигурация фронта, благоприятствующая ударам во фланг 6-й армии противника. На уточняющий вопрос Сталина он ответил, что для прорыва фронта достаточно создать ударную группировку в составе 1-й гвардейской и 57-й армий, усилив их десятком стрелковых и кавалерийских дивизий, а также двумя-тремя танковыми или механизированными корпусами.
Жуков оборвал доклад, вовремя заметив скептическую гримасу Верховного. Покачав головой, Сталин проворчал: дескать, товарищ Жуков уже пытался остановить немцев такими ударами, но всего лишь разменял двадцать наших дивизий на две немецкие.
— Атаки с севера, конечно, надо продолжать, — задумчиво проговорил Сталин. — Это необходимо, чтобы отвлекать силы противника от Ростова, но разгромить немцев и погнать обратно на запад этими ударами не получится… Вот что, товарищи полководцы — подумайте как следует, пока мы поговорим о других делах.
Маршал и генерал армии послушно склонились над картами, перешептываясь вполголоса. Раскурив трубку, Верховный сел за письменный стол и тихо, по-грузински, спросил наркома внудел, о чем тот хочет сказать уже полчаса.
— Власов убежал к немцам, — так же тихо и тоже по-грузински ответил Берия. — Он уже от них звонил Егорову и успокаивал. Я этому барану в маршальских петлицах объяснял, но ишак не поверил…
Грязно выругавшись сначала по-грузински, потом по-русски, Сталин осведомился:
— Ты уверен? Про Потапова тоже говорили, что он в плен попал, что его немцы раненного пристрелили, а он через неделю вышел из окружения.
Берия даже руками взмахнул, как бы отметая даже тень сомнения, и уверенно подтвердил:
— На этот раз никаких ошибок. И с нашей стороны видели, и с той стороны верные люди подтвердили.
— Расстреляем, никуда не денется… — Верховный хотел что-то добавить, но вдруг насторожился, прислушиваясь, и громко поинтересовался: — Что вы там секретничаете? Какое такое другое решение?
По лицам военачальников промелькнула гримаса растерянности. Егоров, который в отличие от Жукова был давно знаком со Сталиным и знал, какой чуткий слух у кремлевского властелина, ответил первым:
— Если как следует измотаем противника обороной, обескровим немецкие дивизии, перемолотим резервы, то примерно через месяц можно будет бросить в бои новые ударные армии с решительной целью.
Жуков подхватил:
— Сосредоточив на северном фланге противника достаточно крупные силы, можно осуществить глубокий прорыв, создать угрозу коммуникациям противника. А если Рябышев до того времени удержит Таганрог, то нанесем встречный удар с этого плацдарма — и почти вся группа армий «Б» окажется в котле.
Он уложил на карту красный карандаш: тупым концом — на позиции 1-й гвардейской армии, острием — на Матвеев Курган. Классический прорыв в стиле предвоенных представлений о глубокой операции. К тому же — через оборонительные позиции немецких пехотных дивизий, которые ждут именно таких ударов и готовы к их отражению. Верховный скептически поморщился. Это была хорошо знакомая идея рассекающего броска с севера на юг через Донские степи — точно такой план он, Сталин, предложил Ленину в девятнадцатом году. Тогда этот план привел к разгрому Деникина, но сейчас-то четко видны другие операционные линии…
Все-таки Жуков остается кавалеристом, раздраженно подумал Сталин. Уперся в свой замысел наносить удар по ровной местности — и будет класть дивизию за каждый километр продвижения. А ведь решение казалось очевидным.
Взяв со стола брошенный Жуковым карандаш, Сталин очертил два красных овала с большой полуосью и полсотни километров каждый — в районе Горловки и Мариуполя. Берия, с интересом наблюдавший за его манипуляциями, на всякий случай громко сказал: «Вот именно!» Покосившись в его сторону, Верховный иронически поглядел на полководцев и провозгласил решение:
— Атаки восточнее Миуса немцы легко парируют — у них тут резервы под боком. Удар с севера нанесем крупными силами на полсотни километров западнее — вот здесь, по стыку итальянской и румынской армий, от Горловки. Навстречу двинется группировка из Мариуполя, оба ударных кулака встретятся где-нибудь в районе… — Он хмыкнул, не желая называть город, носивший ныне его имя. — В районе Юзовки.