Комфронта добавил, что 38-я армия Рябышева развернулась фронтом на восток, прикрывая фланг и тыл ударной.
На основе услышанного Часов сделал для себя вывод: тем самым Южный фронт перерезал важный путь снабжения немецких войск под Ростовом. Впрочем, цель и задача десанта в Мариуполе оставалась для майора загадкой.
— Теперь, Дмитрий Григорьевич, наступает твоя очередь, — продолжал Тимошенко. — Диспозиция тебе известна. За две ночи нужно сосредоточить на том берегу Азовского моря два корпуса и части армейского подчинения. Весь завтрашний день будешь расширять и укреплять плацдарм. А послезавтра на рассвете наносишь на правом фланге удар корпусом Серафимова и всеми танковыми частями, быстро продвигаешься на север, и выходишь в тыл немецким войскам, блокирующими плацдарм 5-й ударной армии. После этого Потапов всеми силами переправляется на правый берег и развивает наступление на север, а мы тем временем переправим к тебе 3-й корпус. На третий день операции ты должен взять Волноваху. Таким образом, твоя армия разворачивается фронтом на запад от Мариуполя до Волновахи.
— Юго-Западный фронт перейдет в наступление послезавтра утром, — добавил Егоров. — 30-я армия Лелюшенко тоже повернется фронтом на запад, создавая внешний фронт окружения. Тем временем главные силы Рокоссовского быстро продвинутся на юг, освободят Сталино и, встретившись с дивизиями Потапова, замкнут кольцо окружения.
«Вот оно что! Встречные удары с севера и юга! — Только сейчас Алексей начал понимать всю красоту этого замысла. — Классические „канны“, и вся группа армий „Юг“ попадает в окружение!»
— Сделаем! На части порвемся, но сделаем! — заверил Павлов. — Маневренное сражение — это по мне.
Командующий фронтом добродушно пошутил: мол, это тебе не Трансиордания, после чего наконец обратил внимание на стоявших возле входа капитана НКВД и майора-танкиста. Удивленно поглядев на них, Тимошенко осведомился, по какому делу вызваны. Цакоев докладывал не по уставу — видать, в их конторе с этим было не строго.
— Понял, это танкист, который в Крыму дров наломал. — Тимошенко заулыбался. — Мало тебе одного десанта, так решил в обоих отличиться!
Павлов весело вставил:
— Значит, нашлись мои танки! С какими потерями привел технику, майор?
Почуяв себя в своей тарелке, Часов обрадовался, воспрял духом и стал объяснять, что потерь в танках нет, но машины разбросаны по всему морю. Тимошенко прервал его на полуслове, резонно заявив: мол, в Ейске тяжелые танки без надобности. Маршал вызвал из другой комнаты начальника штаба фронта генерал-полковника Ватутина и приказал развернуть баржи с ИСами на Мариуполь. Из этой сцены Леха сделал философический вывод: «Кажись, обошлось. Скоро буду на фронте, а там все просто».
Он ошибался. Бронированная дверь плавно распахнулась, и в проеме нарисовался Мехлис. Алексей вздрогнул встрече с «инквизитором» он предпочел бы штурм опорного пункта и даже встречный бой против батальона «тигров».
Окинув присутствующих осуждающим взглядом, Мехлис строго проговорил, нацелив указательный палец на Часова:
— Надеюсь, вы уже рассмотрели вопрос этого негодяя.
На лицах обоих маршалов появились неприязненные гримасы. Павлов отвел злые глаза, но зачем-то поправил висевшую на бедре кобуру. Егоров сухо произнес:
— Делаю вам замечание, генерал-лейтенант. В армии действуют определенные правила обращения к старшим по званию и должности. Что же касается товарища майора, то мы как раз собирались задать ему несколько вопросов. — Затем, обернувшись к Алексею, маршал осведомился: — Как вели себя в бою новые танки?
В такой обстановке вопрос прозвучал неожиданно. Сбитому с толку Часову понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Быстро справившись с растерянностью, он заговорил, даже не заглядывая в записную книжку.
Для начала он честно предупредил, что ИСы не подергались прицельному обстрелу противотанковой артиллерии, не вступали в огневой контакт с равноценными танками противника, прямых попаданий крупнокалиберных снарядов не отмечено. Помянул скользящий удар 75-мм снаряда самоходки, оставивший на лобовой броне царапину глубиной около 3 см. Малокалиберные и короткоствольные пушки полевой артиллерии, а же чехословацких и американских танков оставляли неглубокие вмятины.
Леха разошелся, говорил легко, не задумываясь:
— В смысле бронирования новые машины по меньшей мере не уступают ка-вэ-третьим. Оптические приборы отечественного производства стали чуть получше, но все равно их не сравнить с американскими и немецкими. Механическая часть сработала лучше, чем я ожидал. Прежде случалось, что дизель и трансмиссия выходят из строя на пятый-восьмой час марша, но вчера и сегодня мы прошли больше ста километров, а все машины остались на ходу…
Внезапно Тимошенко прорычал:
— Что ты сказал?! Прошли сотню… — Комфронта бросил бешеный взгляд на Егорова. — Да за такое расстреливать надо!
— Вот именно, — обрадовался Мехлис. — Как я уже говорил, налицо провокационное критиканство и огульное поношение советского оружия. Хотя, надо признать, что немалая часть военной продукции, по причине злостного вредительства на заводах, не соответствует требованиям партии…
Против обвинений, провозглашаемых от имени партии, спорить всегда трудно — как отразить голыми руками удар ломом. И хотя все, кто находился в комнате, были членами ВКП(б), даже маршалы, не нашли, что ответить.
Мехлис же, поставив военных в затруднительное положение, напористо развивал успех:
— Вступив в сговор с бывшим царским офицером Краснобородовым, этот двурушник злостно нарушил приказ, самовольно провел операцию, не санкционированную фронтовыми инстанциями. В результате его полк почему-то сохранил боеспособность, тогда как танковая бригада Крымского фронта наголову разгромлена, лишилась всех машин и большей части личного состава!
Наконец-то Егоров осмелился прервать бушующего партработника и напомнил, что он тоже был полковником старой армии. В свою очередь, Алексей громко сказал, что даниловская бригада была укомплектована старыми быстросгорающими танками и вообще понесла основные потери, когда стала действовать самостоятельно, а потому он, майор Часов, к потерям 56-й бригады отношения не имеет. Отмахнувшись, Мехлис потребовал прекратить антипартийную демагогию, после чего приказал капитану Цакоеву арестовать изменника, двурушника, провокатора и вредителя Часова.
В кровеносной системе Лехи бурлила, молотя по нейронам и синапсам, гремучая смесь адреналина, всевозможных эндорфинов и серотонина. Человек по натуре вспыльчивый, он уже совершил индуцированный квантовый переход в предельно возбужденное состояние и сильно жалел, что сдал ТТ охране.
Попутно мелькнула мысль, что командиром полка после него станет кто-то из старших по званию, то есть Литвин или Заремба, но ни тот, ни другой не имеют достаточно опыта, а Сазонова, который всего лишь капитан, никто не назначит…
Замогильные раздумья притихли, поскольку Цакоев, равнодушно посмотрев на Мехлиса, неожиданно для всех громко зевнул и меланхолично проговорил: