Например, Нибелунг ухватил взглядом двух эрмандадовцев, которые неспешно шествовали по палубе, направляясь к «Хинете».
— Вест, «безопасность» на три часа, — сказал он в рацию на всякий случай.
— Вижу.
В самом деле, какого лешего «Эрмандаду» принесло в крепость? Это не их территория. На заметку.
— Вон, хозяева идут, — бросил кто-то из скучающих разведчиков.
— Ага, они, — согласились с ним. — Шевроны видал?
— Красивая у них парадка…
— Это повседневка! Ты бы парадку видел! Все в эполетах, аксельбантах, мрак, короче, попугаи!
— А повседневка красивая.
— Факт.
Нибелунг оставил эрмандадовцев с их красивой формой на попечение Веста, тем более что гуляли они с его стороны, а сам сфокусировался на тэзээмках и заправщиках.
Между тем секуридады прогуливались не спеша с умыслом. Они разглядывали разведгруппу не менее внимательно, чем она их.
— Смотри, — шепнул де Толедо, — видишь, двое в монтажных шлемах и комбезах? Это ребята из «Скорцени».
— Ну мастера! — восхитился второй, пилот Рауль Очоа. — Как загримировались, вообще не узнать!
— Ты уверен, что все сделал верно?
— Просперо…
— Докладывай, ты, убоище!
— Все четко, по инструкции. — Рауль на секунду замер. — Слушай, как-то оно нервно: а если не сработает? Может, надо проконтролировать?
— Кого ты проконтролируешь? Если не сработает? Ты собрался схватиться с этими? Проживешь секунд пять, и то много. Так, время! Марш на борт, пора отваливать!
Под брюхами «Кассиопей» копошилась тэзээмка, возле кормы разворачивали топливные штанги заправщиков, а с борта «Хинете» уже запросили взлет. Транспортер, рыча натруженным механизмом, вывел флуггер в шлюз, катапульта пнула его в пространство.
Нибелунг верил полученной подготовке, опыту, но более всего — интуиции, потому прожил целых десять лет.
В его карьере было чем гордиться. Например, он в одиночку ликвидировал пару умников (какие-то очень ценные ученые — муж с женой), которые инсценировали свою смерть, а сами бежали в Конкордию. Нибелунг перевел их статус-кво к фактическому состоянию прямо на улице Хосрова — клонской столицы. Ножом.
Банально? Банально. Но попробовали бы вы оттуда эвакуироваться после акции!
Были моменты страшные. Нибелунг предпочитал не вспоминать схватку с эзошами на одном безымянном планетоиде, когда их группа недосчиталась четырнадцати человек! Вест там, кстати, тоже был и выжил.
Один эпизод казался совершенно отвратительным, его Готфрид не любил и постарался запечатать в самой дальней кладовке памяти. Тогда им приказали зачистить базу на Бартель Два. Целая рота из его родной дивизии «Скорцени» не смогла выполнить задание, нарушила режим секретности и ее накрыли с орбиты главным калибром линкора. А они дочищали. Своих коллег. Братьев.
Так что с интуицией у Нибелунга был полный порядок. И сейчас она буквально вопила.
Ему очень, очень не нравился поезд тэзээмки. Конкретнее — персонал. Совсем точно — один инженер, который уже минут пять выстукивал что-то на планшете, подключив его к внешнему разъему пусковых контейнеров.
Вот и камарад Вест семафорит: проверь! Опасность!
Он не спеша, вразвалочку, прошел сквозь суету техперсонала, похлопал инженера по плечу и дружелюбно спросил:
— Амиго! Чего ты так долго? Может, помочь?
«Амиго» обернулся.
Медленно. Совсем не так, как полагается человеку, которого внезапно хлопают по плечу.
Глаза уже смотрят на Нибелунга, а пальцы продолжают плясать над клавиатурой.
Глаза.
Зрачки неподвижные. Расширенные…
— …А то ты так страшно вкалываешь, прямо жалко тебя! Давай пособлю, я же монтажник второй категории! А ракеты эти — так мне же с ними лететь!
— Не. Надо. Я. Справлюсь. Осталось. Не. Долго, — ответил инженер.
Весь этот разговор только выигрывал время. Нибелунг оценил самого парня — одурманен суровой дозой наркотиков, не иначе. А теперь он вглядывался в монитор, анализируя, что именно вбивает в их ракеты специалист.
Он достаточно разбирался в программировании, чтобы понять: никакого отношения к штатной работе боеголовки или двигателей данная последовательность символов не имеет!
А к чему?
Это не имело никакого значения.
Парень прошелся по двум ПУ из трех. Что он в них ввел? Сколько секунд до завершения последней программы?
Режим полномочий Нибелунга включал в себя лицензию на убийство.
Он вытянул из набедренного шва шестидюймовую нить. Прозрачная, как стекло, толщиной в миллиметр. Его пальцы сдавили ампулу в основании нити. Электроразряд инициировал связи в кристаллической решетке конвикорда, и шнур на пять секунд превратился в невидимое шило алмазной твердости.
Острие вошло в сердце инженера, даже не заметив преграды одежды, кожи и мышц. Пронзив аорту, шнур разлетелся мельчайшими и острейшими осколками, которые растворятся в крови без следа.
Спец даже не охнул. Просто тело сделалось тяжелым и стало оседать на палубу. Нибелунг аккуратно подхватил его под мышки и усадил на бортик тэзээмки — умаялся человек, пусть отдохнет.
Одобрительный взгляд Веста. А больше никто ничего не заметил, потому что во вторую «Кассиопею» в это время заводили топливную штангу, а она никак не заводилась.
— Ну мать же вашу! — разорялся пилот. — Почему я в атмосфере на лету умудряюсь заправиться, а вы на ровной палубе нет?!
— Попробуй! — отвечали ему.
До уставшего инженера ли?!
— Ребята, — сказал Нибелунг, подходя к кучке людей с нашивками инженерной службы. — Ребята, там вашему нехорошо. Сел и сидит. Вы бы глянули, а то нам улетать пора, да и парня надо проверить.
Техники недовольно зашевелились, прервав созерцание чужой работы.
— Ну и?
— Что «ну и»? Я говорю, ваш камрад, вроде как поплохело ему, сел на тэзээмку и молчит. Так вы бы разобрались. Это ж ваш камрад, — обстоятельно разъяснил герр Штольц, автоматически кривляясь и бутафоря «под деревенщину».
— Ты не перегрелся? А то уже который час в шлеме! — ответил некто участливый, после чего «ребята» хором отвернулись.
— Ау! Я не понял!
Дальше все заговорили разом:
— Что ты не понял?
— Вон Хесус, стоит, работает.
— Шатает его, правда.
— Так его с обеда шатает, как потрещал после курилки с тем эрмандадовцем, так с тех пор сам не свой. Устал, наверное.
Голос Веста в рации: