– А вы… – Теперь платиновые вихры торчали уже у меня под подбородком, вместе с шаловливыми ручками, теребящими рубашечный ворот.
– Вот так! – Он отступил на шаг, любуясь результатом своего труда. – Отлично!
Потом модельер азартно повернулся к девочке.
– Мадемуазель, не будете ли вы так любезны… – Месье Дюпре рванулся вдруг к веренице вешалок, слепящих глаза своей пестротой, словно бы наугад дернул одну из тряпок и вручил школьнице: – Наденьте это, пожалуйста! Вы меня очень-очень обяжете!
Серые глаза ошарашенного ребенка моргнули. Девочка переглянулась с индейцем, и тот, видимо, дал разрешение или согласие, потому что импровизированная манекенщица все-таки удалилась за ширму.
– А вы оставайтесь на местах, господа! Пожалуйста! Потерпите всего одну минуточку!
Вообще-то ждать оказалось гораздо дольше. И модельеру даже пришлось настоятельно поторопить события:
– Выходите же, мадемуазель! И не вздумайте сомневаться: вы прекрасны!
Ему было проще, он частично видел происходящее за ширмой, а вот я и мой товарищ по несчастью оказались неподготовлены к представшему перед нами зрелищу. Но если индеец всего лишь замер, через плечо глядя на свою обновленную спутницу, то я…
А она ведь вовсе не девочка. Юна, да. Но уже не ребенок. Рядом с той же Эд эта школьница выглядела бы по меньшей мере старшей сестрой, а еще вероятнее, невестой. Особенно в этом платье. Оно было предельно простым, как и все, выходящее из-под ножниц и иголки гениального модельера, но, сливаясь с живым человеком, прохладный гладкий шелк стал… Нет, не произведением искусства, а всего лишь рамой для шедевра. Но зато самой достойной рамой.
Оно закрывало фигуру от самой шеи, хрупкой и длинной, до пола, но казалось, его не было вовсе. Каждый изгиб прекрасного тела можно было проследить от начала и до конца, невольно задаваясь вопросом: осталось ли хоть что-то, сокрытое от наших глаз? Но если кто-то другой – да кто угодно! – в этом платье являлся бы воплощением тысяч чужих желаний, то эта девочка… нет, юная женщина, вызывала своим видом только одно желание. Восхищаться.
– Да, все именно так, как и надо!
Модельер подвел бледно-розовую от смущения девочку к нам поближе, а сам снова отступил назад и замельтешил пальцами, то и дело складывая их в виде рамки. Когда вспышка на мгновение залила комнату, стало понятно, что именно он делал. Снимал. И выглядел совершенно удовлетворенным.
– Вот она, идея новой коллекции! Вызов всему миру, пренебрежение правилами, первозданная энергия, природное начало…
Это он явно об индейце. Значит, что-то сейчас скажет и обо мне.
– Рядом – конформизм, традиции, обычаи, паутина неписаных законов, рамки, границы, стены…
Это я, по его мнению, конформист?! Что он себе позволяет?
– И наконец, третья стихия, существующая вне двух других, бесконечно могущественная и удерживающая мир от разрушения, связующее звено… Да!
Месье Дюпре снова подскочил и рванулся к столу. Листки бумаги полетели во все стороны, а когда бумажный снегопад слегка стих, стало видно, как модельер неистово покрывает рисунками все, что попадается под руку.
– Думаю, больше ему пока никто не нужен, – заметил индеец, мерно стукая об пол раскидайчиком. – Муза вернулась.
– И даже без ложечки… – протянул я.
Кажется, он хмыкнул, этот незнакомец.
– Вам лучше переодеться, сеньора миа. Улицы города недостойны такой красоты.
Вот в этом я был с ним искренне согласен. Даже больше: едва представил, что глазеть на девочку-женщину будут все кому не лень, почувствовал острое желание стать… Спрятать ее. Желательно за своей спиной.
На обратное перевоплощение у школьницы ушло примерно столько же времени, как в первый раз, и его с лихвой хватило на то, чтобы у хозяина «Колыбели моды» иссякли силы. Впрочем, несколько десятков эскизов, которыми он успел завалить стол, наверняка искупали любое перенапряжение.
Очарование переодевшейся незнакомки заметно померкло. Как если бы цветок сакуры спрятался обратно в бутон, только-только раздвигающий бурую чешую чашелистиков… Но я-то уже видел его в полном цвету! И не забуду. Просто не смогу забыть.
– Это будет моя лучшая коллекция! – удовлетворенно выдохнул модельер.
Когда человек находится в таком отличном расположении духа, он, как правило, мягок и податлив на разные щекотливые личные просьбы. И почему бы мне этим не воспользоваться?
– Месье, не уделите мне несколько минут? – Я взял Дюпре под локоток и отвел к окну.
– Вы видели? Это настоящий шедевр! Верх дизайнерской мысли!
– Да-да, конечно… – «Верх мысли» сейчас как раз изумленно разглядывала девочка. – Шедевр, вне всякого сомнения. Но у меня к вам есть разговор. Небольшой.
– О, за ваше участие в возвращении моей музы я, разумеется, не останусь в долгу!
– Очень на это надеюсь, – совершенно серьезно сказал я, и модельер несколько насторожился:
– Вы хотите указать определенную сумму?
– Сумму? Нет, я не про деньги!
Ниточки выщипанных бровей месье Дюпре вопросительно изогнулись.
– Вы помните события вчерашнего дня?
– К чему мне это делать, мон ами? Вчера был дурной день. Весьма дурной! И это великое счастье, что он закончился, подарив нам день сегодняшний.
В этом я был согласен с модельером. Отчасти. Мне тоже не очень-то хотелось вспоминать все произошедшее, но в отличие от гениального коротышки я бы предпочел повернуть время вспять, чтобы… Не исправлять совершенные ошибки теперь!
– И тем не менее я хочу напомнить вам о том дне. И об одном человеке.
Модельер, видимо осознав, что я не слезу с его ушей, пока не добьюсь своего, покорно вздохнул:
– Так что вам нужно, мон ами?
– Вчера вам на голову вылили…
На лице месье Дюпре возникла печальная гримаса.
– О да! И это был один из самых неприятных моментов в моей биографии! Вы даже не представляете, скольких трудов мне стоило вытравить эту липкую пакость с волос!
Любопытная реакция. Я ожидал значительно худшей. Но если даже так…
– Вы подали иск. Помните?
– Ну да, да, что-то такое припоминаю… Но какое это имеет значение? Он должен заплатить за свое… поведение.
– Вот именно о плате я и хотел поговорить. Этот человек – мой коллега и… мой друг. А вчера у него был очень неудачный день. Поверьте, он не хотел причинить вам неудобств.
– К чему вы клоните, мон ами? – прищурился модельер.
– Я хочу… Нет, я прошу вас, месье: отзовите иск.
– На каком основании? Только потому, что тот дерзкий и беспардонный… потому что тот месье – ваш друг?