Доктор посетил Элли час назад и осмотрел ее с ног до головы. Относительно горла сообщил следующее: «Не так плохо, как могло быть», — и прописал ей какие-то таблетки и полоскания.
Она кивнула.
— Врач сказал, что жить буду, но оперной певицей мне уже не стать никогда.
— Думаю, Пуччини без тебя обойдется, — заметила Изабелла. — А доктор совершенно прав: все могло быть куда хуже.
— Определенно. А как чувствует себя Джулия?
— Неплохо. Она зацепилась обо что-то ногой, упала, ударилась головой об угол книжного шкафа, и потеряла сознание. Но поскольку все время лежала на полу, основная масса горячего воздуха и угарного газа прошли над ней, так что легкие не пострадали. Думаю, сегодня вечером она уже встанет.
Элли испытала чувство вины, поскольку считала, что в библиотеке Джулия ее бросила.
— Я рада, что у нее все в порядке, — сказала она. — Она такая отважная…
— Она сказала то же самое и о тебе.
Следующий вопрос Элли задала с некоторым душевным трепетом.
— А Сильвиана вы видели? — В этот момент у нее перехватило горло. — Мне очень хочется… поблагодарить его.
— Он тебя избегает, — сказала Изабелла деловым голосом, словно констатируя некий научный факт.
Элли вскинула голову.
— Почему?
Глаза директрисы сделались лукавыми.
— А то ты сама не знаешь!
Элли, вместо того, чтобы взять чашку за ручку, схватила ее ладонью — и тут же обожглась.
— Что я знаю?
— Что он питает к тебе нежные чувства.
В этот момент Элли вдруг поняла, что действительно знает. Вспомнила его слезы. И тут эмоции, о наличии которых она даже не подозревала, нахлынули на нее волной.
— Но я сейчас с Картером, — сказала она слабым голосом.
— Знаю, — произнесла Изабелла, вскидывая руки, словно в знак капитуляции. — Но ситуация в данный момент именно такая.
Элли глянула на плававший у нее в чаше кружок лимона и, словно эхо, повторила:
— Ситуация именно такая.
Директриса удобно устроилась с ногами в мягком кожаном кресле. Темные круги под глазами и бледность лица выдавали, как она устала.
— Полагаю, в этом семестре Сильвиана ты уже не увидишь. Ему нужно все основательно обдумать. Да и чтобы излечить разбитое сердце нужно время…
— Не могли бы вы сказать ему… — Элли на минуту задумалась, подбирая нужные слова. — Знаете что? Просто… поблагодарите его от моего имени — и все.
— Обещаю.
Элли поставила чашку на подлокотник кресла.
— Я тоже кое о чем подумала, и решила, что на каникулы лучше поеду домой, чем к Рейчел. Мне необходимо серьезно поговорить с родителями.
На лице Изабеллы проступило обеспокоенное выражение.
— Полагаю, что если ты поедешь к родителям, то поступишь правильно, — осторожно сказала она. — Но теперь, когда мы знаем, что Кристофер с Натаниэлем, а последний разыскивает тебя… ситуация в корне меняется. Я попытаюсь объяснить это твоей матери. Объясню, что дома тебе находиться небезопасно. Я, конечно, сделаю все, что в моих силах, но ты все равно должна быть чрезвычайно осторожна и внимательна.
Элли вспомнила о судьбе Рут.
— Я буду очень осторожна, обещаю вам, — сказала она. — Постараюсь стать маленькой, незаметной — и не высовываться.
— Осенний семестр начинается через три недели, — заметила Изабелла. — Но я не могу позволить тебя оставаться дома так долго. Пробыть несколько дней у родителей я, так и быть, разрешаю, но оставшееся до начала семестра время тебе лучше пожить у Рейчел. Ее отец обеспечит надежную защиту; это не говоря уже о том, что семья Рейчел очень ждет твоего приезда. Так что я пришлю за тобой машину.
Элли было крайне неприятно слышать, что родной дом — в прошлом самое безопасное место в мире — теперь может нести для нее угрозу. Но она не стала спорить с Изабеллой, тем более, что видела собственными глазами, на что способны Натаниэль и Гейб.
— О’кей, — коротко сказала она.
Изабелла перешла к письменному столу, взяла лист бумаги и что-то написала на нем.
— Если почувствуешь, что тебе что-то угрожает или испугаешься чего-нибудь… — она протянула листок Элли, — немедленно звони мне. Я пришлю за тобой своего человека. Повторяю, будь очень осторожна. И не вздумай рисковать, что тебе, к сожалению, свойственно. Обещаешь?
На листке бумаги стояло личное факсимиле Изабеллы, а под ним ее рукой написан номер телефона.
Элли кивнула.
— Даю слово.
Обе встали и Изабелла снова крепко обняла ее. Элли направилась было к двери, но стоило ей взяться за ручку, как Изабелла остановила девушку.
— И еще одно, — наставительно произнесла она. — Попроси свою мать рассказать тебе о Люсинде. — Элли удивленно распахнула глаза, но промолчала. А Изабелла добавила — Скажи ей так: Изабелла просила передать, что время для этого уже пришло.
Глава тридцать первая
— Ну закрывайся же!
Элли сражалась с сумкой. Даже когда она села на нее верхом, молния на ней никак не застегивалась.
Девочкам дали пятнадцать минут на сборы: хотя выяснилось, что большинство комнат не пострадали, учителя и строители опасались, что огонь и пущенная пожарными под сильным давлением вода ослабили конструкцию, особенно полы и потолочные балки.
— Что б тебя черти взяли!
Элли сдалась и расстегнула в сумку, раздумывая, что можно из нее вынуть и оставить в комнате. Неожиданно ее взгляд упал на лежавшие сверху красные, до колен сапоги «Доктор Мартенс», в которых она приехала в школу. Элли вытащила их, швырнула на кровать и попробовала застегнуть сумку снова.
Вот теперь она застегнулась довольно легко.
Элли взяла сапоги.
«Черта с два я их здесь оставлю».
Она полюбовалась на подкованные металлом каблуки и носы, гармошку складок на лодыжках, высокие голенища из красной кожи. Она влюбилась в них в тот самый день, когда они появились в витрине благотворительного магазина, находившегося на улице, которая вела к ее старой школе. Чуть позже, когда выяснилось, что сапоги к тому же и ее размера, она поняла: это подарок судьбы. В течение двух месяцев она то и дело заходила в магазин, чтобы убедиться, что они все еще там и их не сняли с витрины. Она даже договорилась с продавщицами, чтобы те отложили сапоги для нее — до ее дня рождения. И вот теперь она, ни разу не надевавшая их со дня приезда, вновь с удовольствием взяла их в руки. Толстые подошвы, грубая кожа голенищ и сам агрессивный вид этой обуви создавали в душе Элли ощущение собственной силы и защищенности.
«Знаю, я сильно изменилась с тех пор, как приехала сюда, но все еще не верю, что такие сапоги могут носить только шлюхи».