И, несмотря на то что популярность моя была велика (ей добавили серьезного веса развешанные повсюду портреты и распространяющиеся со скоростью ветра слухи), факт остается фактом – поддержали меня далеко не все. Как ни прискорбно было это осознавать, слишком многие предпочли избежать войны или встать под знамена Алкеса. Большинство моих противников считало, что власть должна быть законной, а правление моего тупоумного брата они почему-то считали вполне правомерным. Их мнение основывалось на том, что герцогство Стерпор досталось ему по наследству от самого Бенедикта Вейньета, а великий король Бенедикт-де ошибиться в выборе наследника никак не мог. Он же был семи пядей во лбу! Как бы то ни было, а разубеждать никого я не собирался. Если у людей имеются такие глубокие заблуждения насчет правящей власти, то лучший выход для них – бежать поскорее за границы Стерпора, который я теперь уже считал своим. На вполне законных основаниях, между прочим.
Штаб мой после нескольких недель скитаний наконец закрепился на юге, в небольшом селении неподалеку от Либера. Здесь народ, в отличие от северных областей, был целиком и полностью на моей стороне, а потому я ощущал себя почти королем. В некотором роде я уже и был им, хотя и правил пока сравнительно небольшой группой присоединившихся ко мне людей. Я был вершителем их судеб, их полководцем, они поверили в меня, поверили в то, что я приведу их к лучшей жизни, и я намеревался оправдать их доверие. По большей части их уверенность основывалась на не слишком хорошей жизни, которую им устроили Алкес и герцог де Бонт – непомерные налоги, отсутствие защиты от разноплеменной нечисти и разбойников, произвол властей и общая ненависть к королевским стражам, вершившим зачастую несправедливый суд.
В общем, я был окружен людьми, которые надеялись на меня, верили в меня и почти боготворили меня. Их становилось все больше и больше. Люди приходили со всех сторон, в мою армию вливались даже жители прилегающих к Стерпору областей. Они переходили границы королевства, находили мой штаб и вступали в формирующиеся отряды армии Дарта Вейньета – «армии освободителей», как ее окрестили в народе.
Лагерь вокруг деревушки, где я находился, становился все крупнее и крупнее. Ламас ежедневно подсчитывал количество моих воинов. Загибая пальцы, он бродил вокруг шалашей и навесов, расспрашивал всех об их прежней жизни, следил за настроениями среди воинов, а потом докладывал мне, что думают будущие солдаты Дарта Вейньета и кто из них кто. В основном среди ополченцев были малограмотные крестьяне, но встречались и профессиональные воины, чаще всего неудачливые наемники и дезертиры из армий Стерпора, Вейгарда и даже из Дагадора. Дагадорцам, чтобы вступить в мое ополчение, пришлось проделать длинный путь на мятежный юг Стерпора.
Разумеется, лазутчики короля встречались и здесь, на моих, как я все чаще называл их, территориях. Не мог же я в конце концов проверять лично всех, кто приходил в лагерь и желал присоединиться к моей армии. Ламаса тоже можно было обмануть, в конце концов, его расспросы носили скорее неофициальный характер, и ему сложно было выявить тех, кто действительно поддерживал меня и тех, кто только притворялся, что жаждет моего владычества.
На меня пытались совершить покушение. Один раз это был новобранец, он выглядел внешне спокойным, но потом неожиданно кинулся на меня, нацелив мне в грудь отравленное лезвие кинжала. Я вовремя ушел от удара и резко оттолкнул его от себя, так что он очутился в толпе моих сподвижников. Они в буквальном смысле разорвали его на части. Законы войны жестоки, я предпочитал, чтобы мои противники умирали мгновенно, я не испытывал к ним жалости, они шли против меня, а значит, я был вынужден столкнуть их с дороги.
Второе покушение было гораздо серьезнее. Алкес прислал с целью убить меня несколько специально обученных наемников. Они прокрались в лагерь в сумерках, им удалось убить выставленных в караул людей, возможно, потому, что караульные были не воинами, а простыми крестьянами. К счастью для меня, убийцы допустили небольшую оплошность, когда расправлялись с охраной возле дома, я услышал на улице шум и успел взяться за оружие. Когда они ворвались внутрь, я вступил с ними в схватку. Мордур не подвел меня, и, хотя противники продемонстрировали отличное мастерство, я после длительного поединка расправился с ними. Когда мои люди подоспели ко мне на помощь, встревоженные криками и звоном металла, двое нападавших уже были убиты, а третий, поцарапав мне руку клинком, пытался скрыться, его смертельно испугали мои фехтовальные навыки. Разумеется, уйти от справедливого возмездия ему не удалось: я вонзил Мордур ему в область сердца, проткнув наемника насквозь.
Мои сторонники возликовали, выразив в очередной раз восторг замечательными боевыми навыками будущего короля Стерпора.
– Кто тебя нанял? – Я поставил ногу на горло наемника.
Он все еще был жив, хрипел и исходил кровью, но упорно молчал.
– Если ответишь, то после восхождения на престол я повелю анданской церкви объявить тебя великомучеником.
Как оказалось, с этим лживым обещанием я попал в точку.
– Король Алкес, ли… лично, – он захрипел громче, дернулся всем телом и умер.
– Унесите их, заройте где-нибудь, – потребовал я, – и выставите на входе новую охрану.
Мои люди подхватили убитых за ноги и потащили их прочь из моего домика, на ходу переругиваясь о том, кто теперь будет охранять мой покой. Я услышал, как головы убийц бьются о ступени крыльца, и ощутил удовлетворение. Я вдруг подумал, что, став во главе всех этих людей, неожиданно обрел крайнюю жестокость. Откуда она взялась? Во мне вдруг проснулась безжалостность к врагам и даже кровожадность. Я жаждал крови собственного брата… Алкес, по моему разумению, поступал низко, вместо того чтобы честно вести войну, он нанимает убийц и присылает их ко мне в лагерь. Представляю, как он предварительно обсуждал это с герцогом де Бонтом. Говорил что-то вроде: «если отсечь ядовитой гадине голову, то она долго не протянет…» Я в ярости сжал рукоять фамильного меча, дернул серьгу, потом вырвал Мордур из ножен и изо всех сил ударил по поверхности широкого есеневого стола. Разрубленный напополам стол с грохотом рухнул на пол, а я принял решение выступить ровно через три дня. Пусть армия моя продолжает разрастаться, необходимо действовать, в конце концов, у людей будет возможность присоединиться ко мне уже в пути.
Приняв решение, я позвал воина, который кулаками выбил себе привилегию дежурить сегодня возле моего домика, и приказал ему пригласить ко мне Кара Варнана и Ламаса. Когда они явились, я объявил им, что мы выступаем.
– Отлично, милорд, – сказал Ламас, – с Варнаном все ясно, а какая будет моя роль?
Тут я вспомнил, что совсем забыл определить роль Ламаса в предстоящих сражениях – наверное, следовало дать ему какой-нибудь хороший военный пост при мне. Начальник штаба или что-нибудь в этом роде.
– А какую бы роль ты сам для себя хотел?
– Знаете, милорд, мне что-то кажется, – он помялся, – я совсем небоеспособен, в смысле махать мечом не смогу, так что я бы хотел наблюдать за сражением издали, ну и помогу в случае чего… советом.