– Э нет, так дело не пойдет! – закричал Яловега. – Не надо вмешательства в мозговую деятельность.
– Взять его! – распорядился Рикраарте, прибор послушно перевел его команду.
Яловега принял боевую стойку и приготовился защищаться. Но драки не получилось. Один из ретлианцев выстрелил из парализатора, и механик рухнул на пол. Пауки сграбастали его цепкими лапами и потащили к выходу.
– Мне нужен аурелианин, – объявил команданте.
Хагнат тотчас выступил вперед: руки за спиной, решительный взгляд, только кончик хвоста слегка дрожит, выдавая напряжение.
– Отлично, – просемафорил ретлианец. – Остальных мы будем использовать в генных экспериментах.
– По скрещиванию? – спросил Кияшов.
– Нет, – отрезал команданте. – Вы будете подвергнуты необратимым изменениям генной структуры.
В глазах имы Галут вспыхнула тоска. Хагнат пожертвовал собой, чтобы отсрочить ее конец. Кто знает, не бесполезна ли эта жертва? Что ждет ее в дальнейшем? Возможно, скорая смерть.
– Увести подопытных, – приказал команданте Рикраарте.
Разворачиваться ретлианцу не было нужды – со всех сторон он был абсолютно симметричен. Поэтому команданте вышел из камеры, продолжая буравить пленников взглядом фасетчатых глаз.
– Вы еще позавидуете Яловеге! – пообещал Новицкий.
Створка двери за ним задвинулась.
– Да уж, есть чему завидовать, – вздохнул Химель. – Хотя, с другой стороны, нам, может быть, уготована еще более страшная участь. Теперь я вижу, что ретлианцы – настоящие дикари. Ужасные создания. Зря мы обижались на аурелиан. Постоянно сталкиваясь с подобными тварями, невольно станешь жестким и решительным. Они, наверное, понимают только язык грубой силы.
Коля Сумароков приложил палец к губам и умоляюше прошептал:
– Тише, доктор, тише. Они ведь нас слышат. А вы о них так отзываетесь. Как бы не вышло чего…
– Не всегда, Николай, дипломатия полезна, – нахмурился Михаил Соломонович. – Неужели ты думаешь, что они ожидают от нас уважения после всего того, что произошло? После того, как мы познакомились с их гнусными порядками!
– И все равно – лучше помолчать, – проскулил Коля.
Има Галут всхлипывала, растянувшись на койке во весь рост.
– Не переживайте, има, – попыталась успокоить ее Инна.
– Вам хорошо говорить, – пробасила принцесса. – Они же убьют Хагната. И мне самой недалеко до последнего часа. И еще я сижу в одной камере с убийцами своих сородичей!
Кияшов встал, подошел к аурелианке, осторожно положил руку на ее плечо.
– Мы оборонялись, милая! – сказал он, поглаживая теплый мех. – Мы не хотели умирать – точно так же, как ты сейчас. А этот Джакат – он хотел нас всех убить…
– Убийцы всегда находят оправдание своим отвратительным поступкам, – всхлипнула принцесса.
– Мы защитим вас, ваше высочество, – пообещал Кияшов. – Я защищу. Лично.
Принцесса только сейчас осознала, что ее бесцеремонно гладит чужак, резко отодвинулась и крикнула:
– Отойди от меня, бесхвостый!
Кияшов дернулся, словно ему отвесили пощечину.
– Да… Да… Да… – забормотал он. – Она такая прекрасная, а у меня даже нет хвоста…
Сумароков отодвинулся подальше. На всякий случай. И шепотом обратился к Антону:
– Мне кажется, Евграф Кондратьевич совсем сдвинулся. Я его таким никогда не видел. Хотя, с другой стороны, мы встретили этих аурелиан только несколько дней назад…
– Кажется, он влюбился, – тихо ответил Антон.
– В эту гориллу? – не поверил своим ушам Коля. – Я думал, что он шутит…
– Ты помнишь, чтобы он когда-нибудь шутил?
– Нет…
– Ну вот…
– А с чего вдруг? – тоскливо спросил Коля. – Он с ума сошел, да?
– Кто его знает? – вздохнул Делакорнов. – Нам язык аурелианский в голову насильно засунули – тут кто хочешь свихнется, сразу такой объем информации получить. И с понятиями мы их стали знакомы, с эталонами красоты… По их меркам, эта принцесса – просто красавица.
Коля прикрыл рот ладонью.
– Что, и ты тоже, Антон?
– Я тебе говорю то, что вижу и знаю… И эти телепатические излучатели – не стоит о них забывать! У меня еще в космосе галлюцинация случилась – будто я с хвостом и спасаюсь от местных тварей. Поэтому я и знал, как называются аурелиане, а вы все меня подозревали. Как я понимаю, меня просто зацепило каким-то излучением…
– Да, точно… – прошептал Коля.
Безутешный Кияшов тем временем вернулся на свою койку, лег и отвернулся к стене.
– Надо спать, – сказала Инна. – Утро вечера мудренее…
– И правда темнеет, – согласился Химель, вглядываясь в кусочек красноватого неба за маленьким зарешеченным иллюминатором.
Первая половина ночи прошла спокойно. Изредка доносился топот ретлианцев, куда-то спешивших. Тяжко вскрикивали во сне люди, басовито храпела аурелианская принцесса.
Уже за полночь почти все посторонние звуки затихли. Плавучая база едва слышно покачивалась на волнах. В каюте-тюрьме стало совсем темно. Тишину вдруг прорезал дикий крик.
– Уберите, уберите его от меня! – словно иерихонская труба, верещала има Галут. – Уберите!!!
Коля Сумароков тоже закричал, представив, что в темноте пауки напустили на пленников какого-нибудь монстра. Может быть, даже вампира. И активировал голографическое меню «Кремлевских» – находясь в таком режиме, хронометр вполне мог заменить фонарик.
В слабом зеленоватом свете можно было увидеть испуганно-заспанные лица землян и виновато улыбающегося Кияшова. Старпом бочком пятился от аурелианской принцессы. Има Галут забилась в угол и тяжело дышала.
– Что это значит, Евграф Кондратьевич? – спросил доктор Химель.
– Да что… Я только пожалеть ее хотел… Она такая одинокая, несчастная… Вот я и подошел.
– Не надо меня жалеть! – простонала има Галут. – Мерзкие пауки! Заперли меня в компании чужаков… Меня домогаются… Ужас! Лучше бы убили сразу. Чем так…
– Так уж и убили. – Евграф Кондратьевич смущенно помялся и присел на свою койку. – Все к лучшему, имочка. Не стоит убиваться.
– Не сметь меня так называть! – проревела аурелианка.
– Почему? – расстроился Кияшов. – Впрочем, можешь не отвечать, и так все понятно.
– Ну почему я должна все это наблюдать, – Инна всплеснула руками, – Евграф Кондратьевич, как вам не стыдно?
Она обращалась к старпому, но покраснели все, включая Антона. Поведение Кияшова действительно выходило за рамки общепринятых норм. В сериале «Космический извращенец», который шел по 31-му каналу поздно ночью, подобные поступки клеймились позором. Человек, сексуальные предпочтения которого были обращены на инопланетные особи, считался больным и подлежал принудительному лечению.