– Да, этикет – грандиозная вещь! – не смог смолчать Шмигги. – Что я уважаю в людях – так это то, что некоторые из них соблюдают этикет.
Дальнейший наш обед проходил под несмолкаемые, перебиваемые лишь чавканьем рассуждения гнома о том, что он еще ценит в людях. В частности, он ценил скромность некоторых представителей нашей расы – вполне оправданную, если учесть, что мы, вообще-то, ни на что не годимся. Еще его привлекала молчаливость наших сородичей – ибо тот, кто молчит, не скажет глупость, а чего еще можно ожидать от людей? И еще гном отметил тягу людей к драгоценным камням, как тягу к трансцендентному, тому, что своим скудным умишком и заурядными органами чувств они никогда не смогут постичь. Попутно Шмигги очень нелестно отозвался о нашем росте, прожорливости, чревоугодии и неспособности к каким бы то ни было ремеслам.
Мясо кончилось. Обратно в рюкзак класть ничего не пришлось. Гном, поняв, что поживиться больше не удастся, принялся расхаживать вокруг велосипеда.
– Примитивная конструкция, – сообщил он. – И убогие инкрустации.
Валия обиженно молчала. Сначала гном ей понравился. Теперь он, похоже, раздражал ее все больше.
– Однако твой клан не изобрел ничего похожего, – саркастически заметил я. После еды хотелось спать, настроение было благодушное.
– Зачем нам такие ухищрения? У потомков Двалина крепкие ноги, – парировал Шмигги.
Однако аргумент его задел, он отошел немного в сторону, а потом и вовсе скрылся из вида. Впрочем, скорее всего, гном побежал за какой-то вещью.
– Он ушел насовсем? – спросила княжна с надеждой.
– Конечно нет, – усмехнулся я. – Сейчас вернется.
– А он не приведет с собой врагов?
– Вряд ли. Гномы обычно прямы и правдивы. Если он сказал, что он один – он один. История его, впрочем, действительно удивительна.
– И что мы будем делать дальше? Велосипед здесь оставить нельзя – украдет…
– Не украдет, – утешил я княжну. – Если не ошибаюсь, он попросится с нами.
– С нами? – изумилась княжна. – Зачем? И неужели мы его возьмем?
– Пожалуй. Тебе ведь он даже понравился.
– Он меня заинтересовал. Но брать его с собой? В тебе есть что-то странное, сэр Лунин. Вечно свяжешься со всякой сволочью. То Лакерт, а теперь этот гном. Они чем-то похожи.
В это мгновение Шмигги совершенно бесшумно появился из-за скалы. В руках его была обломанная кирка. Он обиженно шмурыгнул.
– Довольно обидно слышать от тебя такое, княжна Валия!
Девушка покраснела. Пожалуй, заявление ее было слишком сильным. И все же она, не растерявшись, спросила:
– Что же тебя задело в моих словах, достопочтенный гном?
– Лакерт – это ведь человек? – спросил Шмигги.
– Да. Друг сэра Лунина.
– Бывший друг, – уточнил я.
– Вы думаете, мне приятно, что меня сравнивают с человеком? И тем более говорят, что я на него похож? Это все равно что сравнить вас, княжна Валия, с лягушкой.
– Значит, на «сволочь» ты не обиделся? – прямо поинтересовался я.
– Зачем обижаться? Слово-то не очень обидное, – пожал плечами гном. – Не назвали же меня «земляным червем»… К тому же княжна Валия не сказала, что я сволочь. Она заявила, что ты, Лунин, связываешься со сволочью. Так что обижаться надо тебе.
– Я подумаю над этим, может, обижусь, – усмехнулся я. А гном уже тряс перед нами своей киркой:
– Видели? – спросил он.
– Ты нам угрожаешь? – нахмурилась Валия.
– Шмигги никогда не нападет на тех, с кем только что разделил пищу, – ответил гном. – Я показываю вам свое орудие труда. Нравится?
– Не очень, – призналась княжна.
– И мне тоже, – объявил гном.
– Ну и что? – спросил я, понимая, куда он клонит.
– Да то. Когда я вышел из дому, у меня были с собой две прекрасные стальные кирки. Одна – совсем новая. Это она. А вторая рассыпалась в прах. Никакие обережные заклятия для стали здесь не помогают.
– И чем же тебе можем помочь мы? – спросила Валия.
– По всему видно, вы идете в Славное государство, а они производят там разный инструмент… Валия насторожилась:
– Уж не хочешь ли ты, уважаемый Шмигги, чтобы мы купили для тебя кирки и лопаты?
Шмигги шмыгнул носом, скосил глаза в сторону и тихо ответил:
– Конечно нет. Кто же доверит людям деньги? И выбор инструмента? А у бедного гнома и денег-то нет, только кое-какие камушки на продажу. А уж доверять людям продавать камни – себя не уважать! Что они понимают в камнях? Для них и булыжник – драгоценность. Вот, скажем, алмазы… Находят алмаз величиной с горошину и радуются как дети. А что в нем ценного? В кольцо и то не вставишь. Разве что несколько штук. Так вы, наверное, и таких камней никогда в жизни не видели. Только алмазную пыль, которую гномы выметают из своих забоев как мусор. Да, и после этого несчастные создания, именующие себя людьми, еще смеют утверждать, что разбираются в камнях!
Княжна, поначалу оглушенная потоком словоизвержения гнома, нащупала на шее цепочку и поднесла прямо к носу гнома «Графа Орлова».
– Это тоже не алмаз? – спросила она.
– Булыжники, которые люди выдают за драгоценные камни, на поверку оказываются или цветными стекляшками, или кусками кварца, или застывшим деревом. Вот и этот камеш…
Речь гнома оборвалась на полуслове, когда он наконец осознал, какой камень держит в руках княжна. Создавалось ощущение, что он подавился собственными словами. Шмигги так судорожно открывал рот, что я даже забеспокоился, не понадобится ли ему врачебная помочь? Лечить гномов я не умел… Впрочем, наш приятель был крепким орешком, и я воспользовался паузой, чтобы задать Валие вопрос:
– Так его не отобрали у тебя люди Заурбека?
– Меня никто не обыскивал! – Княжна гордо вскинула голову. – Сама я, естественно, показывать им камень не стала.
– Буль-буль, – выдал Шмигги первые членораздельные слова.
– Понравилось? – обратился я к гному.
– Ну не то чтобы очень… Трещинки есть… Отлив, правда, хороший, с синевой… Мог бы у вас его купить! Или обменять…
– Обманешь, кого в зеркале увидишь, – осадил я гнома. – Лучший алмаз, сохранившийся у княжны, достояние всего человечества, он хочет купить, как мешок картошки на рынке! Золота не хватит.
– Ну как знать, – протянул гном.
– Сам только что говорил, что денег нет, – поймал я Шмигги.
– Зато есть камни…
– И гном будет менять хороший камень на еще лучший? Если да, это не гном, а если ты хочешь подсунуть нам мусор – извини…
Шмигги потупился. Попытался пустить слезу. У него вновь не получилось. Тогда он встал на колени и изрек: