Космический капкан - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Егоров, Евгений Гаркушев cтр.№ 69

– Тогда я пойду туда, куда пойдешь ты! – прохрипел лемуриец.

Вот оно, начинается! Грозит загробными визитами… А Жмых, не боявшийся на свете практически ничего, очень не любил кладбища, покойников, призраков. Видно, сказывались детские страхи.

Интересно, может, лемурийцы могут жить какое-то время с пробитым пулей сердцем? Особенности физиологии? Может, перед окончательной смертью они впадают в такой боевой раж, который им прежде и не снился? От всех этих мыслей, молниями сверкавших в голове, от близости бледного лица и твердой хватки вцепившейся в плечо руки сердце Глеба выскакивало из груди.

Он рванулся, пытаясь освободиться, но лемуриец держал крепко.

– Мне больно, – застонал Лукас. – Больно, что друг хочет меня бросить… И так болят ребра! Ох-хо-хох. Все легкие отбиты.

Интересно, насчет ребер и легких – это такой лемурийский речевой оборот? Как люди, бывает, говорят, что у них болит сердце, так лемурийцы объясняют душевную муку болью в костях и в легких?

– Пусти меня, – застонал Жмых.

– Почему ты хочешь меня бросить? Он еще спрашивает!

– Живым не по пути с мертвыми, жмурик!

– Почему ты называешь меня жмуриком, ведь мое имя Лукас!

– Хорошо, хоть имя свое помнишь. Ты извини, друг, но так уж получилось, что тебя пришили. Но я же в этом совсем-совсем не виноват! Я не подставлял тебя ни словом, ни делом! Поэтому лучше пойди, поищи Седого, нашинковавшего тебя свинцовыми маслинами, и его кореша, накормившего тебя зеленым горошком… А меня оставь в покое!

– Да почему же ты решил, что я мертв?

– У лемурийцев два сердца? – начал приходить в себя Жмых. – Ты жив?

– У лемурийцев одно сердце… – слабым голосом ответил Лукас. – Но у нашего воинственного приятеля Факира я прихватил не только гранаты. У него был прекрасный кевларовый бронежилет. Я посчитал, что глупо не надеть его, когда вокруг творится такая заварушка… Поэтому пока жив. Но ребра у меня, похоже, сломаны. Адская боль. А еще ты так неаккуратно меня тащил. Я пришел в себя от боли!

– Ну, извини, – опасливо покосился на внезапно ожившего приятеля Глеб. – Я, знаешь ли, думал, что ты покойник. И то, что ты жив, меня не огорчает… Если ты не врешь, конечно.

– Уж как это не огорчает меня, – скривился Лукас. – Но я не смогу далеко уйти. Страшная боль в груди. Будто меня кувалдой ударили.

– Двумя кувалдами, – уточнил Жмых.

– Я вырубился после первого удара, – ответил Лукас. – Очнулся тогда, когда ты целовал руку этому подонку. Подумал, что я брежу, и опять провалился в забытье…

– Ты и бредил, – смущенно пробормотал Глеб. – Не было такого. Ты знаешь что, полежи тут немного… Я только ящик сейчас найду и сразу вернусь.

– Какой ящик?

– С деньгами. Да ты не боись, я не убегу, не брошу тебя.

– Я и не боюсь. Я доверяю тебе. Потому что ты – мой друг. – Поэт так доверительно глянул на Жмыха, что тому стало нехорошо.

– Ну, ты это… – сказал он. – Не очень-то обольщайся. Я некоторым своим старым корешам так рожи расквасил, что их мама родная узнать не могла. Все спрашивала: это ты, сынок?

– И меня ты тоже бил, – с грустью в голосе проговорил Лукас. – Ты не самый хороший человек, Глеб Эдуард, но ты мой друг.

– Неплохо бы тебе войти в боевой раж, – пробормотал Жмых, – чтобы ребра быстрее срослись, да я боюсь рисковать… А ну как ты и меня пристукнешь.

– А ты беги быстрее, – посоветовал Лукас.

– Ты тоже не черепашьим шагом ползешь. Несешься, аки конь ретивый. Только пыль из-под копыт.

– Все равно, разговор наш совершенно пустой.

Ведь я не чувствую в себе достаточно злости, – поделился лемуриец. – Хотя седой бандит меня очень обидел, злость успела пройти, пока я был в отключке.

– Жаль, жаль, – Глеб пожевал губами. – Чего-то ненадолго тебя хватает. Этот гад тебя почти шлепнул, а ты злости не чувствуешь.

– Такая уж у меня гуманистическая натура. Быстро забываю плохое…

– Что же можно придумать?! – Глеб покачал головой, вздохнул и слегка шлепнул Лукаса по щеке.

– Ты что?! – возмутился тот. Жмых в ответ хлестнул по второй.

– Если бьешь по левой, не забывай о правой, – прокомментировал он.

– Это ты, чтобы меня подзадорить, – пожевал губами лемуриец, – я понимаю… Ничего не выйдет.

– Да пошел ты, графоман паршивый, поэтишка третьесортный.

– Что?

– Что-что?! Что слышал. Стишки твои – дерьмо третьесортное. Только в приюте для дефективных такое и декламировать. На вот тебе! – И Жмых от души въехал лемурийцу кулаком в подбородок. – Привет тебе от критиков!

Глаза Лукаса сверкнули знакомым злым огоньком. Глеб вскочил, для верности пнул поэта в живот, отошел на пару шагов и уставился на него. Лемуриец сел, втянул трепещущими ноздрями воздух, затем взревел и кинулся на обидчика.

Жмых метнулся в сторону и понесся прочь широкими скачками, отлично представляя, что его ожидает, если обезумевший поэт его все-таки настигнет.

Возле костра все было спокойно. Седой сидел, глядя на огонь, и размышлял о том, как будет возвращать себе власть на Дроэдеме. Гнунк за неимением Других занятий поигрывал большим рыболовецким ножом. Глеб промчался через поляну и ударился головой о висящий на суку стальной ящик с деньгами. Бамс! В голове зазвенело. Не слишком твердо держась на ногах, Жмых развернулся и сдернул ящик с дерева. Деньги нашли его сами.

– Эй! – Седой вскочил на ноги. – Что с тобой, паря?! Оборзел вконец?! А ну, положь, где взял!

Глеб заметил, что Гнунк перехватил нож за лезвие и взвешивает в ладони, ожидая удачного момента, чтобы метнуть.

Тут из леса послышалось тяжелое дыхание, хруст ломаемого кустарника.

– Что за черт?! – Седой обернулся. И увидел, как взвивается в прыжке и несется к нему, выставив перед собой две скрюченные пятерни, некто с перекошенным от ярости темным лицом. Клочья пены летели из оскаленного рта.

Лукас ударил авторитета кулаками в грудь, и тот просвистел по воздуху и врезался в ствол ближайшего дерева. Хрясь!

Гнунк метнул нож в Глеба. Дзинь! Жмых отбил его банковской ячейкой, развернулся и кинулся бежать.

Лукас стоял посреди поляны и немигающим взглядом глядел на таргарийца. Верхняя губа его приоткрывала белые зубы. Утробный яростный рык буквально заворожил Гнунка. Очень медленно он потянул из-за пояса пистолет. Направил его на обезумевшего поэта. Требовалось что-то сказать, чтобы развеять ужас, который тот у него вызывал. Совсем необязательно, что пуля подействует на этого монстра. Не подействовала же она в первый раз.

– Ну, ты это…, – Таргариец так редко говорил, что подбор нужных слов давался ему с трудом. – В общем, э-э-э…