Сэр Гибби - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Макдональд cтр.№ 47

Затем Джанет порылась в своём сундуке, достала одно из своих платьев и слегка проветрила и согрела его возле огня. На воротнике и манжетах платья не было кружевной отделки, оно не было вышито на груди, но когда под дружный смех всей семьи Джанет надела его на Гибби, вместо пояса подвязав его обрывком старой подвязки, всем (особенно дочерям, сквозь смех украдкой смахивавшим слёзы) показалось, что это самый замечательный наряд, какой только можно было придумать, а сам Гибби с невыразимым удовольствием чувствовал, как белоснежная материя приятно холодит его воспалённую кожу.

Едва они успели вот так одеть своего найдёныша, как вернулся домой сам Роберт, и матери пришлось снова пересказывать ему всю историю с начала до конца, а Донал время от времени вставлял в её повествование кое–какие пояснения и дополнения. Когда он принялся рассказывать о проделках воображаемого домового и о том, какой переполох они вызвали и на ферме, и по всей долине, глаза Гибби засверкали от удовольствия и веселья, и в конце концов он рассмеялся таким радостным и счастливым смехом, какой до сих пор ещё не звучал так высоко на горе Глашгар. Вся семья невольно рассмеялась вместе с ним — даже старый Роберт, который слушал это длинное повествование молча, не говоря ни слова и нахмурив свои седые брови, нависающие над глубоко посаженными глазами, как крутые скалы, поросшие лесом, нависают над горными озёрами. Когда жена, наконец, показала ему спину мальчугана, Роберт поднял руки и медленно покачал ими вверх–вниз, как бы жалуясь Господину рода человеческого на одного их своих собратьев. Однако не проронил ни слова. О том, что таилось в глубине его души, Роберт говорил едва ли больше, чем маленький Гибби, разве только иногда ронял словечко или два своей жене.

Они уселись к своему скромному ужину. Искреннее и доброе внимание хозяйки можно узреть не только в изысканных, но и в самых простых блюдах, которые, кстати, не набивают себе цену, притворяясь невероятными деликатесами. Что касается ужина, приготовленного Джанет, скажем лишь, что он был как раз под стать её сердцу. По мнению всех, сидевших в тот вечер за столом, такую чудесную кашу могла сварить только их мама, лишь она одна могла испечь такие восхитительные лепёшки, и только её корова давала такое дивное молоко.

Гибби восседал в постели, как на царском престоле, озирая своё царство. Любящее сердце богаче всех сердец на свете, и лучше него нет дара на всём белом свете. Представьте себе, как радовался наш Гибби, страстно любивший людей, когда смотрел на это удивительное собрание искренних сердец, честных лиц, сильных и здоровых человеческих тел, на эту семью, где все любили друг друга и с королевской щедростью приняли к себе маленького бродягу, отверженного миром! В тот момент своей жизни Гибби не мог бы даже и представить себе такого места, которое, по его мнению, было бы больше похоже на небеса. И потому, когда то один, то другой из сидящих за столом поворачивался и взглядывал в его сторону, лицо его озарялось любовью и радостной благодарностью, как маленькое, но светлое солнышко.

Приближался час, когда сыновьям и дочерям Грантов снова надо было отправляться в долину, оставляя родной дом, милых родителей и новоявленного приёмыша на попечение ночи, молчаливых гор и живого Бога.

Солнце давно зашло, но далеко на севере всё ещё светилась тонкая огненная кайма его светлого одеяния, сонно лежавшая на горизонте и медленно передвигавшаяся вслед за своим хозяином всё дальше и дальше на восток, постепенно становясь всё слабее, но время от времени внезапно разгораясь и снова освещая собой небо. Летом в северных землях, как и в Небесном Царствии, ночи просто нет. К тому же, вскоре должна была взойти луна, чтобы освещать путь детям, возвращающимся в долину к своим трудам.

— Знаете что, мои хорошие, — сказала мать, — перед тем, как мы все вместе помолимся, сбегайте–ка на улицу, нарвите немного вереска, и мы сделаем малышу постель вон там, в углу, прямо возле нашей кровати. Там ему будет хорошо, и никто его не тронет.

Все немедленно послушались, и вскоре в углу уже возвышалась прекрасная постель. Кустики вереска поставили прямо, как они и росли, только близко–близко друг к другу, так что верхушки образовывали густую пружинистую поверхность, а стебельки, по одиночке такие слабенькие и тоненькие, вместе без труда выдерживали вес маленького человеческого тела. По бокам вереск оградили парой крепких досок, а сверху накинули одеяло и белую простыню. Простыня была из крепкого льняного полотна, такая большая, что её свернули вдвое, чтобы Гибби одновременно и лежал на простыне, и прикрывался ею. Сверху добавили ещё одно одеяло и постель, равной которой не было во всём мире, была готова. Старшая дочь взяла Гибби на руки, осторожно, стараясь не задеть его шрамы, подняла с родительской постели и опустила на его собственную, которая, кстати, была гораздо мягче и роскошнее, потому что на вереске спать намного удобнее и приятнее, чем на старой мякине. Гибби погрузился в свою новую постель с таким счастливым вздохом, как будто улыбнулся вслух.

Тогда Донал как младший из сыновей достал с полки большую Библию, положил её перед отцом, зажёг фитилёк железной лампы, висящей на стене и своей формой напоминающей о древних годах, когда по этой земле ходили римляне. Роберт надел очки, взял книгу и отыскал отрывок, который им предстояло прочитать на этой неделе. Читал он не очень хорошо. К тому же, было темно, и даже в своих очках Роберт видел довольно плохо, так что нередко он терял то место, где читал. Однако это никогда его не смущало, потому что он прекрасно знал сущность того, что читал, и посему, не делая идола из буквы Писания, частенько вставлял своё, сходное по смыслу слово и, не останавливаясь, продолжал читать дальше. Его детям это напоминало то время, когда он сажал их на колени и рассказывал им библейские истории, стараясь заменить длинные и трудные слова своими, попонятнее и попроще, а потому они не удивлялись, что отец и сейчас поступает так же. К тому же слова, которые он вставлял в повествование, были самыми простыми выражениями обыкновенного крестьянина–шотландца, и потому не только не мешали слушателям, но и помогали им ещё лучше понять услышанное. Слово Христово есть дух и жизнь, и там, где сердце горит Его любовью, язык будет бесстрашно следовать за этим духом и этой жизнью — и не ошибётся.

Сегодня им выпало читать о том, как Господь исцелил прокажённого. Роберт дочитал до того места, когда Иисус «простёр руку», снова потерял своё место, но без запинки продолжал говорить по памяти: — Иисус умилосердившись, простёр руку… схватил его и говорит: «Да конечно, хочу — очистись!»

За чтением последовала молитва, очень серьёзная и искренняя. Только в эти минуты, когда Роберт стоял перед Богом вот так, рядом с женой и окружённый детьми, он мог говорить вслух о том, что было у него на сердце. Но и тогда он не смог бы ясно выразить своих мыслей и, наверное, потерялся бы в трясине своего неоформленного, беспорядочного сознания, если бы, подобно ступенькам, его не поддерживали твёрдые камни чётких богословских формул и фраз, благодаря которым он мог не только хоть как–то высказать то, что думал, но и лучше понять свои собственные чувства. Эти формулы и фразы, пожалуй, шокировали бы любого искреннего и набожного христианина, воспитанного в иной традиции. Самому Роберту они не приносили никакого вреда, потому что он видел в них только хорошее, а остальное, честно говоря, почти не понимал. В этих фразах он понимал только те слова, которые выражали его вечное стремление вознести своё сердце к Господу, а он всей душой желал только этого.