Сэр Гибби - читать онлайн книгу. Автор: Джордж Макдональд cтр.№ 15

Теперь, когда у него не было отца, которому он мог бы их принести, Гибби относил свои находки глашатаю. Тот всегда принимал их с притворным подозрением, которого Гибби никогда не понимал, и немедленно оповещал о них весь город, громко стуча в барабан и крича изо всех сил. Какова была дальнейшая судьба найденных вещей, Гибби не знал. Даже если они не попадали больше к своим владельцам, к Гибби они уже не возвращались, а если владельцы всё–таки отыскивались, глашатай никогда не сообщал ему об этом. Было ясно, что он относится к Гибби как к шакалу–фавориту, которому выпала великая честь охотиться и приносить добычу самому великому льву, глашатаю, могущественному царю городского леса. Однако обращался он с малышом ласково — да тот, в общем–то, с лихвой заслужил его расположение — и время от времени давал ему пенсовую монетку.

Второе умение Гибби было ещё более необычным. На самом деле оно исходило из любви к отцу и из почти двухлетней привычки, порождённой этой любовью.

Однако полицейские никак не могли понять его непонятное упорство и посему списали его на общепринятое в городе мнение о том, что малец «слегка того». К тому же, эта чудаковатая странность малыша Гибби была на руку им самим как стражам ночного порядка и покоя. Гибби, как и сами полицейские, проводил на улице почти всю ночь. Чаще всего он добирался — ну, если не до постели, то до своего очередного логова — только с наступлением рассвета. И если умение находить потерянное было его талантом, то это второе занятие было для него настоящей страстью, подлинной, большой человеческой страстью, полностью поглощавшей всё его существо.

Гибби стал ангелом–хранителем для городских пьяниц. Как только на его горизонте показывалась печально покачивающаяся фигура, он немедленно подскакивал к бедолаге и какое–то время крутился вокруг, проверяя, нужна ему помощь или нет. Если помощь была нужна, Гибби не оставлял его до тех пор, пока тот в целости и сохранности не добирался до двери своего дома.

Полицейские утверждали, что маленький сэр Гибби знает не только всех пьяниц города и где они живут, но и все места, где они обыкновенно напиваются. Если он брался провожать кого–то из них до дому, тому уже не надо было беспокоиться на поворотах. Когда отупевшая, грузная масса большого человеческого тела нерешительно колыхалась на перекрёстке, пытаясь понять, в какую сторону идти, маленькая рука неизменно подталкивала и подпихивала её в нужном направлении. Казалось, что Гибби явился зримым воплощением того небесного Провидения, которое, как говорят, защищает пьяниц и детей с особой бережностью, — только в этом случае пьяницы оказались под защитой ребёнка. Его знали все горожане, которым случалось (хотя вовсе не из–за того, что они сами нуждались в его ангельской охране) иногда возвращаться домой поздно. Меньше всего его знали те, кому он больше всего помогал. Он редко слышал слова благодарности, ни разу не получил ни гроша за свои труды, зато колотушек и брани ему доставалось с лихвой. На ругательства он не обращал никакого внимания, а от ударов увёртывался так ловко, что они почти никогда не достигали своей цели.

Выпив свой третий стаканчик, один из местных газетчиков, пробавлявшийся городскими слухами и забавными скандалами, иногда довольно живо и смешно рассказывал, что увидел однажды, возвращаясь домой около двух часов ночи после позднего ужина в гостях. На одной из главных улиц города он нагнал пребольшой галеон, впоследствии оказавшийся не кем иным, как самим ректором колледжа, — не совсем ещё раскисший галеон, но едва державшийся на плаву и тащивший на себе массу такелажа. Может быть, газетчик и не обратил бы на него особого внимания, если бы вокруг могучего корабля с таким упорством не крутилось утлое, чудаковатое судёнышко в виде маленького сэра Гибби и если бы эта смехотворная картина не напомнила ему о Непобедимой армаде. Маленький баронет снова и снова шнырял вокруг грузного ректора и, как юный герой ринга, пихал его (правда, ладонями, а не кулаками) то с одной, то с другой стороны. Наверное, человеку среднего размера было бы довольно лёгкого подталкивания, но ректор был настолько тучным, что Гибби со всей силой, на которую был способен, бросался то на борт кренящегося судна, то на угрожающе наклонившуюся корму, поддерживая его то справа, то слева до тех пор, пока не доставил его целым и невредимым, хоть и не очень сухим, до самого верха лестницы, ведущей в его дом. Как только дворецкий распахнул дверь и грузное тело ввалилось в прихожую, Гибби отскочил, как бесёнок, забавы ради мучивший праведную душу и теперь боящийся попасться в огненную хватку светлых ангелов. Не знаю, правду ли рассказывал тот газетчик; с этими скандальными юмористами, то и дело разгуливающими по гостям, надо держать ухо востро. Гибби не пришлось становиться постоянным эскортом для ректора, да и вообще ему почти никогда не доводилось брать на буксир такие важные суда, поскольку обычно он крейсировал в совсем иных водах.

Ничто на свете не могло заставить Гибби снова войти в знакомый переулок и подбежать к ярко–красному окну. Однако обычно к тому времени, когда компания у миссис Кроул начинала расходиться, он ждал где–то неподалёку от Висельного холма, готовый проводить одного из старых дружков отца, если кому–то из них особенно будет нужна его помощь. И если этот несчастный не выказывал своему маленькому охраннику никакой благодарности — что ж! Школа, в которой обучался юный баронет, не приучила его ждать от людей благодарности или даже желать её.

Можно было бы написать целую главу, рассказывая о том, какие замечательные удовольствия принесло Гибби лето (пусть даже городское). Скажу только, что первой и главной его радостью была тёплая погода, открывшая ему дивную новую свободу. Теперь он мог спать где угодно и когда угодно, а если вздумается, хоть всю ночь пробегать, например, по кладбищу или простоять на палубе какого–нибудь из кораблей, пока не закончится разгрузка, — или просто носиться в своё удовольствие по тихим, сонным улицам. Так за летние ночи Гибби научился узнавать форму кое–каких созвездий и запомнил расположение многих звёзд и планет. Но запрокинув голову и глядя на бескрайнее небо, он не чувствовал себя одиноким, ведь он смотрел на него из гущи людей и домов. Из ближних садов до него доносились ароматы цветущих роз, гвоздик и душистого горошка, то и дело смешивающиеся с запахами из лавки бакалейщика или аптекаря. Время от времени ему перепадало две–три пригоршни клубники, которой в этот год было особенно много. Сидя на ступеньках гостеприимного крыльца, где мимо него во все стороны проплывали ноги и лица друзей, он ел свою клубнику и чувствовал себя наследником всей земли.

Никто так не жалел о смерти сэра Джорджа и не вспоминал о нём с такой теплотой, как миссис Кроул. Она подавленно грустила не только потому, что потеряла хорошего посетителя, и даже не потому, что он ей нравился, но, наверное, из–за того, что смутный внутренний голос подсказывал ей, что она сама несёт немалую часть вины за его смерть. Напрасно она твердила себе (причём, совершенно справедливо), что Джорджу Гэлбрайту, да и Гибби тоже, пришлось бы гораздо хуже, если бы он приходил напиваться не к ней, а в другое место. Совесть никак не хотела успокаиваться. Миссис Кроул попыталась облегчить душу особой добротой к Гибби, но тут ей сильно помешало одно обстоятельство: после смерти отца она не могла заставить мальчишку переступить её порог. От самой мысли, что отца там нет и вечером он тоже не придёт, Гибби становилось жутко.