- Что ни говори, этот Симпсон - дотошный негодяй, - сказала Долли. - Все по пословице: "Чтобы жулика поймать, надо жулика послать".
- Когда в суде заговорили о манипуляциях с трупом, Лестер-младший испугался и стал подводить под подозрение тебя. Это он тебя сфотографировал у дома и послал в полицию снимок. И предвыборный плакат налепил на дерево, чтобы запутать даты. Только когда отпечатки его пальцев нашли на кровати и на раме окна, тогда он сознался.
- Как хорошо, что мне не надо будет тащиться в полицию, подтверждать твое алиби на пятнадцатое июня.
- А миссис Лестер? Она тоже участвовала?
- Кажется, нет. Эсфирь, сержант что-нибудь говорил про нее?
- Нет, она ничего не знала. Верила пасынку во всем. Да и зачем ей такие аферы? Она у мужа научилась оперировать спокойно, наверняка. Ты думаешь, этот фильм о покойном супруге она затеяла просто так, от любви и печали? Ха! Была основана целая корпорация с бюджетом в полмиллиона долларов. Тебе досталось только тридцать тысяч, а остальное будет потрачено умело - якобы на деловые поездки, аренду помещения, закупки несуществующего оборудования, зарплату якобы сотрудникам (на самом деле - родственникам и знакомым). Ведь создание документального фильма можно изобразить как мощное предприятие. Если она сумеет доказать Налоговому управлению, что потратила на бизнес полмиллиона, ее выигрыш на налогах дотянет, я думаю, тысяч до двухсот. Убежища! Добрые строители налоговых убежищ должны ведь получать свое скромное вознаграждение.
Долли погладила Кипера по свежевыбритой щеке.
- Как ты себя чувствуешь? Хочешь чего-нибудь поесть? Мы уже пообедали, но я могу принести тебе сюда на подносе. Или хочешь спуститься вниз, поздороваться с остальными? Там все свои. Просто надень пока халат поверх пижамы. Вряд ли у Роберта найдутся штаны твоего размера. А завтра Эсфирь привезет тебе что-нибудь из дома.
По лестнице они спускались цепочкой, взявшись за руки. Их встретили тихими аплодисментами и улыбками. Только Ларри Камбакорта виновато ежился на своем стуле. Отводил глаза. Кипер направился первым делом к нему, потряс руку.
- Я не терял времени даром, - начал Ларри. - Нужные заявления уже направлены в апелляционный суд, в штатную ассоциацию адвокатов, в комиссию по правам домовладельцев, в комитет...
- После, после, - сказал Кипер. - Не будем засорять нашими судебными дрязгами головы остальным.
Грегори помахал ему, не вставая. Сидевшая рядом с ним Гвендолин любовно разглядывала вышитую крестиком подушку. Мистер Розенталь расслабился в кресле, упражнял свой талант - ждать не скучая. Долли принесла Киперу поднос с остатками мясного пирога и банкой пива.
- Мы тут заговорили о мимолетных встречах, - сказал Роберт. - Мимолетных, но оставивших глубокий след. Мистер Розенталь сказал, что у него была такая встреча. И у меня была. И у Грегори. Решили рассказывать по кругу. Никто не против?
- Нет, нет, никто. Слушаем мистера Розенталя.
Священное счастье врага
- Это произошло во время войны, - начал мистер Розенталь. - Не той большой, где убитых считали миллионами, а нашей - маленькой, местной, едва заметной на глобусе. Но для нас она была самой главной. В ней решалось все. Вся наша жизнь и то, что больше жизни.
Уличные бои в Иерусалиме тянулись долго. Они шли, главным образом, по ночам. Мы удерживали одну сторону улицы, арабы - другую. По ночам та или другая сторона делала вылазку. Мы выбивали их из полуразрушенных домов и пытались закрепиться там. Но следующей ночью они устраивали контратаку и выбивали нас.
Так тянулось до тех пор, пока из Америки не приехал помогать нам один майор. У него был опыт уличных боев еще со времен гражданской войны в Испании. Он воевал в Барселоне. "Не пытайтесь закрепляться в отбитом квартале, объяснил он нам. - Оставьте его пустым ничейным пространством. Тогда противник не сможет нападать на вас внезапно. Пробираясь по пустому кварталу, он непременно выдаст себя. Конечно, так вы не отвоюете город. Но вам ведь сейчас главное - продержаться до прибытия подкреплений из Тель-Авива".
Этот совет нам очень помог. Отбив квартал, мы оставляли в домах пустые консервные банки на проволочках и уходили. Когда арабы пытались подкрасться для атаки, мы узнавали об этом по звону. И встречали их светом прожектора и огнем. Они несли большие потери. Но все же отдельным группам удавалось прорваться. Видимо, одна такая группа добралась до дома, где засел наш взвод. И забросала нас гранатами.
Я очнулся с ощущением страшной тяжести на голове. Казалось, она была придавлена глыбой бетона. Но рот мог дышать, и глаза открывались. И в переменчивом свете пожара я увидел над собой лицо арабского легионера. Оно было искажено гримасой счастья.
И здесь, в этот короткий предсмертный миг я вдруг ясно-ясно все понял про него.
Я понял, что вся его короткая жизнь была пронизана одной мечтой - убить врага.
И что я оказался воплощением его мечты. Но он сначала подумал, что я уже убит взрывом гранаты. А это совсем не то. Ведь неизвестно, кто именно бросил гранату. Может быть, другой - не он? Но когда я открыл глаза, сердце его переполнилось счастьем. Ему нужно было встретить живого врага - и вот враг его оказался жив. Он должен был упиться этим моментом. Ведь и у многих древних и диких племен существуют поверья, что жизненная сила врага переливается в момент смерти в душу победителя. Его занесенный штык замер на секунду, в предвкушении этого счастливого мига.
Но этой секунды и этих бликов огня хватило моему взводному, чтобы взять араба на мушку. Лицо легионера будто взорвалось надо мной. Ведь пуля, входя в череп, оставляет маленькую дырочку. Но внутри, по ходу, она разрушается и выходит десятками обломков, как шрапнель.
Спросите меня сегодня: "Сделал ли ты кого-то на свете счастливым?" - и я с уверенностью отвечу "да". Тот арабский солдат был абсолютно счастлив, занося надо мной свой штык. Но я не могу сказать, что я научился этому счастью. Мы знаем счастье любви, счастье успеха, родительское счастье, счастье выздоровления. "Счастье вражды" остается неведомым большинству из нас. Враг для нас всегда - лишь угроза, опасность, мы не ждем от него ничего, кроме горя и страданий.
Но с той ночи я точно знаю, что "счастье вражды" существует. И есть на свете миллионы людей, для которых заиметь врага, а потом убить его высочайшее, а порой и единственно доступное счастье. И в погоне за ним они не остановятся ни перед чем. Не помогут никакие наши призывы к переговорам, к благоразумию, к справедливости, ни денежные подачки, ни корабли с мукой и бобами. Если нам выпала судьба стать для кого-то долгожданным кровным врагом, у нас нет иного выхода, как браться за оружие и защищаться до конца.
Таков урок, таков глубокий след, оставленный во мне той мимолетной встречей с арабским легионером.
Раненая душа
- Моя мимолетная встреча, - начал Роберт, - тоже окрашена кровью и смертью. Но тогда я еще не верил в переселение душ и воображал, что дело идет всего лишь о раненой утке.